Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945] - Леонид Леонов

С передовой ли вернули Ивана в Алексеевку или еще раньше, впоследствии он никому не рассказывал, зато сразу дал знать, что от мысли попасть в армию не отказался. Как ему это удалось, теперь вряд ли установишь, но был-таки мобилизован и для прохождения воинской службы направлен в Самару, где получил назначение в часть на должность автослесаря по ремонту двигателей. Радовался, что помогал бить фашистов. Восстановленные его руками покореженные на фронте грузовики снова вступали в строй. По ночам видел, как, натужно гудя, машины тянули на огневые позиции противотанковые пушки и тяжелые минометы, везли снаряды, гранаты, патроны, спешили с ранеными в медсанбаты…

Прасковье Еремеевне, в один из воскресных дней приехавшей в областной центр проведать сына, Иван отрапортовал:

— Все в порядке, мама, бью фашистов!

— Слава богу! А то совсем было заела тебя кручина, — облегченно перевела дыхание Еремеевна.

Увы, ненадолго перевела. Наступили черные дни. Редкая неделя проходила, чтобы в Алексеевке кто-то не получил похоронку. Триста тридцать шесть человек остались лежать на полях сражений. По всему поселку голосили жены, невесты и дочери, матери и сестры. Слушала Еремеевна — сердце закатывалось, стукнет калитка — губы посинеют, окаменеет: не почтальон ли со страшной вестью? По ночам, стоя на коленях, страстно призывала:

— Пощади, господи, моих детушек! Спаси их!..

А чтобы Бог знал, о ком именно она просит, называла всех по имени, начиная со старшего, Александра, и кончая младшим, Николаем.

Младший вызывал у нее повышенную тревогу. Старших, провожая на смертный бой с фашистами, осеняла крестным знамением, а с Николаем получилось иначе. Призванный в Красную Армию еще до войны, он заканчивал действительную службу в Забайкалье, его уже ждали домой, а вместо этого промчался в воинском эшелоне мимо Алексеевки — скорые и транзитные поезда здесь не останавливались. Из Читы на Запад, в кровавое пекло. Весточку о себе все-таки дал: выкинул из теплушки свернутую в трубочку записку.

«Мама, родная мама! Не тужи. Не горюй. Не переживай. Едем на фронт. Разобьем оккупантов и все вернемся к тебе. Жди. Твой Колька».

Не дождалась Прасковья Еремеевна своих сыновей. Ни одного. Первым меньшой и погиб: при подъезде к передовой угодил под вражескую бомбежку. Летом сорок второго года пали Андрей, Федор, Михаил. Несколько счастливее оказался Александр: дотянул до ноября сорок третьего. Ему шел уже пятый десяток, накопленный жизненный опыт подсказывал: чтобы наверняка уничтожать сильного, жестокого, коварного врага, нужно быть не только смелым, отважным, но и хитрым, смекалистым, осмотрительным.

— Истинная храбрость, — говорил он побратимам, — не имеет с безрассудной бравадой ничего общего. Бить врага надо мудростью и силой.

Боец 93-го стрелкового полка 76-й стрелковой дивизии Александр Володичкин вот так и воевал: расчетливо, умело, соблюдая разумную осторожность. Сволочная пуля настигла его у деревни Устье, что в Дубровенском районе Витебской области. Там и похоронен…

Давно тебя нет, Еремеевна, давно. И мы никогда не узнаем, как терпело, как не разорвалось твое материнское сердце. По нему, на нет испепеленному страданиями, один невыносимый удар следовал за другим. Очередной последовал в сорок пятом году. Когда пропитанная кровью земля государства российского уже была очищена от гитлеровской скверны, не стало Василия. Погиб он на территории Польши в день своего рождения — 14 января. Ему исполнилось тридцать четыре.

Нелегко досталось Петру и Константину. Многократно раненные, контуженные, они дождались салюта Победы, пусть и на какую-то долю секунды приблизив ее светлый час. Не чудо ли? Лишь одно перечисление фронтов, на которых сражался Петр — Северо-Кавказский, 2-й Украинский, 1-й Белорусский — говорит о том, сколько раз его, принявшего последний бой в поверженном Берлине, подкарауливала смерть. Константину воевать довелось в 4-й противотанковой роте стрелковой добровольческой бригады сибиряков. А кому из фронтовиков не ведомо, что истребители вражеских бронированных машин находились на самых ответственных, самых опасных участках переднего края? Потому-то мало кто из противотанкистов остался в живых. Константин остался, вместе с Петром вернулся в родное село, но Прасковьи Еремеевны к тому времени уже не было. И она не видела страданий Константина от неизлечимой раны в голову, не слышала прощальных слов Петра, преждевременно, как и Ивана, сведенного в могилу все той же войной…

Сопровождаемый Александром Ивановичем, я прошел к избе Володичкиных-старших, все еще лелея робкую надежду: ну хотя бы памятная доска на ней имеется? Нет. И тут я оказываюсь в тупике: как же так, как же? Неужто в Алексеевке и впрямь живут поголовно Иваны, не помнящие родства? Или всюду так? Отнюдь! Приведу лишь два примера.

Первый. Пятерых сыновей потеряла в огнях-пожарищах войны жительница Белоруссии Анастасия Фоминична Куприянова. И сейчас по дороге Брест — Москва у городка Жодино высится воздвигнутый ей памятник.

Второй. Шестерых сыновей лишилась кубанская Епистиния Федоровна Степанова, да еще один умер от ран после войны, кроме того, сын Александр погиб в восемнадцатом году, а в тридцать девятом сын Федор на Халкин-Голе. В городе Тимашевске Краснодарского края открыт музей семьи Степановых, куда приезжают люди из разных стран, чтобы поклониться подвигу Епистинии Федоровны, посмертно награжденной орденом Отечественной войны первой степени, чтобы в книге посетителей оставить запись, подобно той, какую оставил польский журналист Ян Цикоцкий:

«Низко кланяюсь священной памяти Русской Матери — Е. Ф. Степановой. Я потрясен услышанным и увиденным здесь».

Но разве, спрашиваю снова и снова, материнский подвиг Прасковьи Еремеевны не потрясает? Разве ее сыновья в смертельный для Отечества час не прикрыли его своей грудью, не отдали свою жизнь ради нашей жизни?..

Снова и снова вспоминаю: вот изба Володичкиных, вот с этого двора провожала Прасковья Еремеевна сыновей на войну, по этой тропке ходила на крутояр, откуда подолгу вглядывалась в синеватую даль широченной поймы реки: не спешит ли на побывку хоть один ее ясный сокол?

Но память о них жива. Администрация Самарской области постановила: к 50-летию Победы над фашистской Германией воздвигнуть семье Володичкиных монумент, для начала работы над которым, не мешкая, выделила сто двадцать миллионов рублей. Поднимется он на том самом крутояре, где, вглядываясь в безмолвные дали, Прасковья Еремеевна поджидала своих детей.

Вечная слава тебе, Прасковья Еремеевна, и твоим сыновьям!

Фотографии П. Е. Володичкиной и ее сыновей см. в иллюстрированной вкладке.

Павел Антокольский. Из поэмы «Сын»

Вова! Я не опоздал? Ты слышишь?Мы сегодня рядом встанем в строй.Почему ты писем нам не пишешь,Ни отцу, ни матери с сестрой?

Вова! Ты рукой не в силах двинуть,Слез не в силах с личика смахнуть,Голову не в силах запрокинуть,Глубже всеми легкими вздохнуть.

Почему в глазах твоих навекиТолько синий, синий, синий цвет?Или сквозь обугленные векиНе пробьется никакой рассвет?

Видишь — вот сквозь вьющуюся зеленьСветлый дом в прохладе и в тени.Вот мосты над кручами расселин.Ты мечтал их строить. Вот они.

Чувствуешь ли ты, что в это утроБудешь рядом с ней, плечо к плечу,С самой лучшей, с самой златокудрой,С той, кого назвать я не хочу?

Слышишь, слышишь, слышишь канонаду?Это наши к западу пошли.Значит, наступленье. Значит, надоПодыматься, встать с сырой земли.

И тогда из дали неоглядной,Из далекой дали фронтовой,Отвечает сын мой ненаглядныйС мертвою горящей головой:

«Не зови меня, отец, не трогай,Не зови меня — о, не зови!Мы идем нехоженной дорогой,Мы летим в пожарах и крови.

Мы летим и бьем крылами в тучи,Боевые павшие друзья.Так сплотился наш отряд летучий,Что назад вернуться нам нельзя.

Я не знаю, будет ли свиданье.Знаю только, что не кончен бой.Оба мы — песчинки в мирозданье.Больше мы не встретимся с тобой».

Александр Фридлянский. Каким он парнем был…

Каждый год 13 апреля, в чудесную пору начала весны, я прихожу на Новодевичье кладбище к могиле моего фронтового товарища. И всякий раз у скромного гранитного памятника, который венчает пятиконечная звезда, вижу людей. Стоит ветеран войны, стоит школьник. Склонилась поседевшая женщина. Стоят, опустив головы. Тишина. Безмолвно кладут они к подножью букетики подснежников, пушистые ветки мимозы. Слова на памятнике: «Герой Советского Союза Александр Анатольевич Космодемьянский, родился 27 июля 1925 г., погиб за Кенигсбергом 13 апреля. 1945 г.».