Старая война – лишь прелюдия к новой - Артем Петров

— А ты должен был давно состариться, раз отдал Маркусу свою силу… — тихо ответил парень.

От этого зрелища у него на секунду задрожала правая когтистая рука.

— Я не собирался отдавать ему силу. Я знал, что этому охотничьему выродку нельзя доверять. Но мои братья хотели освободиться от Последователей. Глупые идиоты… Они разрушили все, что мы строили веками.

За полсекунды он принял звероформу, став двухметровым прямоходящим волком с серыми несияющими глазами.

— Косте уже оставалось недолго… — прорычав, старый вожак пошел в атаку, но Максим увернулся со всей проворностью, на которое было способно его массивное тело — Поэтому я послал его насмерть. Ты уже давно должен был сойти с ума! Особенно после того, что она с тобой делала.

Оборотень в ответ ударил Годфри в живот и, вцепившись когтями в плечи, швырнул в ближайшую колонну.

Я стоял, почти не дыша. Тяжело было поверить, что правда, наконец, всплыла…

— Можешь звать меня Хелен, если хочешь, Сергей.

В ее голосе не было и капельки теплоты.

— Мы должны убить Армстронга, — я не нашел других слов.

— Я убью его сама. После того, как он откроет храм, а я расправлюсь с тобой.

— Что? — я отступил назад, беря автомат наизготовку.

— Ты мой сын только биологически. Ты был моим прикрытием во время операции. Больше ничем. И сейчас ничего больше не значишь. Коннорс освободил тебя не по моей просьбе. Так решили другие. Как и оставить тебя в живых, после того, как ты должен был уйти в сторону. А вместо этого вновь полез в гущу событий.

Она сделала несколько небольших шагов. Но я не поднял автомат.

— Не хочешь стрелять? Я тебе уже все сказала. Ты для меня — никто. Не знаю, что ты воображал у себя в голове… То, что ты видел во мне последнюю надежду, что у тебя есть кто-то, кому ты не безразличен, оказалась ложью. Теперь ты можешь умереть.

В голове было пусто. Я и раньше ощущал эту пустоту внутри. Теперь же там была настоящая дыра. Которую уже ничем не заполнить.

— Это будет быстро…

Последние слова отозвались эхом в голове. Уже не помня себя, я вскинул автомат, и начал стрелять.

Годфри и Максим вновь сцепились. Их шкуры были покрыты кровью от быстро заживаюших ран.

— Я поклялся… — прохрипел одноглазый оборотень — Что убью тебя! Во чтобы-то ни стало! Плевать, что будет потом. Мне больше нечего терять…

Это произвело на старого вожака впечатление. Вырвавшись из когтей противника, пусть и потеряв небольшие куски меса, он вновь принял боевую стойку:

— Ты не можешь быть одним из настоящих вожаков… Мы их всех убили после того, как Последователи усилили нас.

Это открытие отразилось новым приливом ярости.

— Дункан сказал, что вы использовали какого-то алхимика…

— Дункан лишь говорил то, что ему велели, лишь бы получить назад молодость, — усмехнулся Годфри — А ты в это поверил…

— Значит, для меня есть способ выжить? — голос оборотня изменился.

— А… Зверь тоже заинтересован. Нет, вы не выживете. Потому что я убью вас обоих!

Старый вожак сделал Максиму подсечку, после чего разорвал тому когтями горло. Блокируя ответный выпад, он проткнул когтем здоровый глаз оборотня.

Завыв, тот откатился по трупам, заполнявшим зал назад, вскакивая.

Пока глаз заживал, парень ориентировался на слух. Но это было нелегко из-за мощного биения сердца, бившего по ушам, и тихой шпионской походкой врага.

Лишь инстинкты помогли ему заблокировать удар. Схватив ногу Годфри, оборотень ударил ребром ладони по колену, ломая его. После чего повалил противника, начав выламывать ему руки, блокируя все возможные попытки вырваться.

— За Эдварда! — прорычал Максим, ломая запястье правой руки так, что кость торчала из места перелома — За Костю! — теперь дошла очередь локтевого сустава — За мою жизнь! — плечевой сустав.

После чего он просто оторвал держащуюся на одной мышечной ткани руку под аккомпонемент рева старого вожака. Глаз к этому времени уже зажил, поэтому черный оборотень без труда вонзил когти его же руки в глаза.

Пока старый вожак пытался вытащить собственную руку, парень взял лежащий рядом серебряный нож и вонзил его до основания в грудь Годфри.

А дальше отделить голову не составило труда.

Тяжело дыша, свесив язык из клыкастой пасти, Максим не собирался останавливаться на достигнутом. Один пункт выполнен. Теперь осталось остановить Последователей. Взяв рюкзак с артефактом, он направился к выходу из зала.

В ответ на пули в меня полетели метательные ножи. Я сразу понял, что это не серебро.

Выставленный щит не помог, пришлось уклоняться. Один нож чиркнул по уху, порезав мочку. Боль была такой, будто мне отстрелили все ухо серебром.

Отбросив автомат, я ударил пламенем. Моя мать сделала также. Нет, нельзя ее так называть…

Причем ее пламя было не в пример сильнее — вновь пришлось отступить.

И сквозь огненное зарево в меня полетело десяток управляемых телекинезом ножей. От части я увернулся, а другую отбил собственными ножами.

— Что обещал тебе Мальком? Какую игру он ведет?

Она еще решила провести допрос во время боя?!

В ответ я начал бить молниями. Одна из них пробила щит и ее бедро насквозь. Но это ее совсем не волновало.

Вытащив катану, она ринулась в атаку. Я едва не успел вытащить два армейских ножа и заблокироваться. Но она свободной рукой ударила молнией мне в живот. Небольшой щит и бронежилет уберегли меня от пробития насквозь, но все равно остался сильный болезненный ожог.

Ударив ее по раненому бедру, заставив согнуть, я махнул ножом, почти не целясь, оставив небольшой порез на ее щеке.

Один мощный взмах катаной срубил лезвия одного из ножей, поэтому пришлось защищаться оставшимся.

Но надолго это не спасло…

Ударив меня телекинезом, Хелен тут же оказалась рядом, выбив из руки последний клинок. Стоя на одном колене, я заблокировал норовившую опуститься катану телекинезом. Никогда раньше не делал подобного. Это оказалось невыносимо сложно. Лезвия вот-вот было готово опуститься где-то в районе локтя.

Казалось, что ее за спиной кто-то есть…

И вот мое сопротивление пало. Острейшее лезвие странного металла опустилось вниз. Время как будто замерло. Я чувствовал каждый разрезаемый миллиметр. Мощная волна боли нарастала, достигнув своего пика, когда катана отрубила мою правую руку по локоть окончательно.

С громким воплем, который невозможно было сдержать, я упал на спину, из последних сил прижигая кровоточащую рану, стараясь не вырубиться. Моя рука лежала всего в тридцати сантиметрах, продолжая рефлекторно слегка двигать пальцами.

Я больше не сдерживался, а орал. Болевые рецепторы словно решили убить меня раньше, чем это сделает она.