Том 7. Так называемая личная жизнь - Константин Михайлович Симонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Помню, – сказал Лопатин, – и уважаю его за это.
– Не сп-порю. Но когда два года сам делаешь все, чтобы тебя сняли, не надо удивляться, когда это происходит.
– А Матвей удивился?
– В п-первый момент – очень. Наверное, как ни ст-транно, в глубине души сам считал себя незаменимым. А умный человек должен только внушать это заб-блуждение другим. Он был очень уд-дивлен, но надо отдать ему должное, быстро оп-правился, – он вообще все делает быстро, – и когда через час позвал меня, его кабинет был уже под м-метелку, а рабочая куртка висела на гвозде, рядом с к-конторкой.
При словах о куртке и конторке в голосе Гурского послышалась нота сочувствия.
«Бедный Матвей, – подумал Лопатин. – Заменимый или незаменимый, все это в конце-то концов игра в слова. Но человек любил свое дело и делал его хорошо. И если по своей дерзости был для кого-то трудно переносим, то ведь это все-таки вторичное, а не главное. А главное в том, что он хорошо делал свое дело. И еще вопрос, достаточно ли хорошо делает свое дело тот, кому не хватило справедливости смириться с вторичным ради главного. Сколько людей на фронте можно было бы поснимать по принципу вторичных недостатков! Сколько их – и неуживчивых, и занозистых, и с разными закавыками, – а вот не снимают, дают же воевать дальше!»
– Расстроил ты меня своим рассказом, – сказал он вслух.
– А ты зак-куривай. Это помогает в минуты бесп-правия. Имею в виду, что посетившее тебя сейчас ощущение своего бессилия исправить не-сп-праведливость и есть наиболее острая форма бесп-правия. Хотя – заметим в скобках – не заблуждайся, отнюдь не все в ред-дакции сокрушаются об его уходе. Д-догадываются, что без него им будет легче, а оп-пределенный процент людей при всех обстоятельствах предпочитает, чтоб им было п-полегче.
– Это не меняет сути дела, – сказал Лопатин.
– По-твоему, я недостаточно ск-корблю? Не так ли? Ничего не поделаешь, д-дружок. Ирония и ск-корбь во мне неразлучны. И тебе за годы нашей д-д… смею сказать, дружбы пора к этому п-привыкнуть. Когда речь идет о нашем бывшем ред-дакторе – не суди по себе. Ты был его люб-бимчиком. Он полюбил тебя, как часть собственной б-биографии. Полюбил, потому что лично п-придумал забрать тебя из штатской п-печати в военную. Полюбил, потому что ты не раз бывал свидетелем его личной храб-брости, а мы все очень любим иметь таких свид-детелей. Кроме того, ты в своем уже нем-молодом возрасте с самого начала войны начал мотаться по всем фронтам так, словно тебе п-попала вожжа под хвост, или, говоря интеллигентней, овладела ут-топическая надежда – самому понять все п-про-исходящее. А ему только подавай таких – которым вожжа п-под хвост! Тем паче, что он мог тыкать тобой в глаза всем более молодым и менее п-подвижным. И если тебя, несмот-тря на все это, не возненавидели в ред-дакции, то лишь благодаря твоему собственному отрицательному об-баянию.
– Предыдущее понял. Последнюю формулировку уточни.
– Ут-точняю: отрицательное об-баяние – это когда человек отрицает то п-положительное, что ему п-приписывают. Хотя бы п-половину. То есть, когда он неп-подкупен по отношению к самому себе. Лично я п-просто-напросто люблю тебя за это, а нек-которые другие, по-крайней мере, не ненавидят, хотя наш бывший редактор от изб-бытка любви к тебе почву для такой ненависти п-под-готовил, дай ему бог здоровья! «Г-гурский, – сказал он, когда я вошел по его вызову в его кабинет. – Г-гурский, – сказал он, – я ухожу». Это я уже, п-положим, знал. «А вы остаетесь заведовать своим отделом». Об этом я тоже, п-положим, догадывался. «Сделайте без меня так, чтобы Лопатину не стало трудней раб-ботать». – «Есть!» – сказал я. Ты знаешь, я люблю это неп-претендующее на эмоции слово, и подумал, что про меня ему даже не пришло в голову, как мне будет без него – т-трудней или легче? Потом он показал лежавшую на абсолютно пустом столе пачку твоих черных к-клеенчатых тетрадей и, не надеясь на мою догадливость, объяснил мне, что они т-твои, лежали у него, а теперь я должен взять их к себе.
– Я как раз о них думал, – сказал Лопатин. – Это хорошо, что они у тебя.
Ему стало тяжело от мысли о раздражении, которое могло возбуждать там, в редакции, то, как относился к нему Матвей. Конечно, он не впервые об этом думал и даже учитывал в своем поведении, но так явно и оголенно ощутил это лишь сейчас.
– Не п-переживай свое прошлое, д-дружок, – сказал Гурский – с той звериной чуткостью, которая его отличала, услышав происходившее в душе Лопатина. – П-переполовинь все, мною сказанное, хотя бы потому, что мне не чужд порок зависти. Работая под его руководством, я никак не мог избавиться от чувства, что я не глупей его, об-бразованней и, если говорить о сп-пособности водить п-перышком по бумаге, талантливей. И при других обстоятельствах я бы вп-полне мог быть им, а он Г-гурским. Причем в роли Г-гурского он был бы хуже меня, это я точно знаю. И, однако, на п-практике не я нашел его, а он меня. И не я стал редактором, а он Г-гурским, а наоб-борот. Сп-прашивается: почему? То, что ему многого недостает по сравнению со мной, мне вп-полне очевидно. А вот чего мне недостает по сравнению с ним – я себе так и не ответил и пришел к п-печальному для себя выводу, что, видимо, все же недостает чего-то такого, что я, при всей гибкости своего ума, не в состоянии сф-формулировать. Но в день его ухода, освоб-бодившись от уже бессмысленных попыток сравнительного анализа наших достоинств, я п-позавидовал тому, с каким великолепным отсутствием ск-корби в глазах он покидал ред-дакцию. И это была уже зависть б-благородная, в противоположность прежней, неб-благородной.
– У нового редактора был?
– Был.
– Какое впечатление?
– Как тебе известно, я нахожусь на службе не у редакт-торов, а у от-течества. Жизнь мне не д-дорога, жила бы г-газета. По первому вп-печат-лению думаю, что он ее в гроб не загонит. Для начала дал ему понять, что об-богащать его своими отрицательными впечатлениями от прежнего начальства не намерен. Не знаю, кто ему п-посоветовал сразу же поговорить со мной, но кто-то п-посоветовал. То, что я не ругал ему ст-тарого редактора, а наоборот, желая под-дразнить, хвалил, не помешало ему выслушать меня со вниманием, что я и занес в его
