Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова - Андрей Васильевич Андреев

«Я» и богостроительство. Касается темы «Я» Вавилов и в связи с «богостроительством». «В поезде думал опять о сознании. Как это удивительно: среди предметов вдруг что-то вобравшее в себя весь мир, преобразованный, может быть, приукрашенный, „всё во мне“. И это „я“ может менять, перестраивать мир – техника. Отсюда так близко до мысли о боге. Разница в объеме сознания, умении изменять и длительности, т. е. от ограниченности и ошибочности сознания, беспомощности во многом и скоротечности до всеведения, всемогущества и вечности. Утешительного для „я“ здесь мало. Оно все равно развалится» (7 октября 1948).

Эмоции в связи с «Я». Рассуждения Вавилова о «Я» часто эмоциональны. Причем эмоции эти как положительны, так и – намного чаще – отрицательны. Примеры позитивного отношения к «Я»: «…„я“, без которого такая плоскость и еще большая бессмысленность» (28 ноября 1948). «…чувство себя, „я“. Это громадный творческий двигатель» (НЗ, 19 декабря 1950). Примеры негативного отношения к «Я»: «…пренеприятная трагедия „я“. Вне „я“, конечно, все в порядке, но порядок-то ни для кого не нужен» (23 января 1947); «…философия „разоблаченной“ природы, играющей (непонятным пока способом) в игрушки „я“» (13 июля 1947); «…„я“, вокруг которого вертится активность каждого человека – такая пустышка, так в ней мало „особого“. Большею частью вложенное из газет, книг, разговоров, да естественный зверь» (2 июня 1948); «…надувательство природы с „я“» (14 августа 1949); «…чувство обманности „я“, полная зависимость от всего» (9 октября 1949). В качестве примера нейтрального в эмоциональном плане размышления о «Я» можно привести некоторые отстраненные, «схоластичные» рассуждения: например, 28 октября 1945 г. и 17 февраля 1946 г. Вавилов задается вопросом о близнецах, абсолютно идентичных материально – будут ли при этом различаться их «Я»?

4.7. Резонанс

Физический термин «резонанс» Вавиловым используется в широком, общеупотребительном смысле – просто как совпадение, соответствие, слаженная работа. Хотя записи на тему отделенности, отчуждения «Я», субъекта от мира и/или других «Я» есть и в ранних дневниках («…почему я, часть мира, чувствую себя от мира отделенным» – 17 ноября 1909), слово «резонанс» в подобных рассуждениях появляется только в сороковых годах. «…вся задача в установлении резонанса между „своим“, между „душой“, стремлениями etc. и общим» (4 апреля 1941). «Биологический идеал сознания, очевидно, его полный резонанс с бытием» (15 июля 1945). С июля 1946 г. этот термин начинает употребляться значительно чаще: «В мире бывает столько красивого, т. е. находящегося в резонансе с „я“» (19 июля 1946). «Если достигнуть резонанса „желаний неведомых природы“ и тенденций сознания – то жизнь идет так, как надо, „как задумала природа“. Если этого нет – трагедия и она – распространенное явление в интеллигенции» (12 октября 1947). «„Самодвижущаяся материя“, нет даже утешения в природе, которая задумала какой-то фокус. Надо настроить в полный резонанс сознание, я с этим самодвижением» (23 ноября 1947). «Такая тяжесть – это „я“, когда оно расстраивается и выходит из резонанса с миром» (20 февраля 1948). «Выпадение из резонанса очень мучительно, и скорее бы конец. Либо надо всеми силами стараться попасть в резонанс» (7 марта 1948). «„Тот счастья полного достиг“, у кого машинное существование в полном резонансе с машинным сознанием» (11 апреля 1948). Сознание – «…в жизни оно должно быть в резонансе с нею и, по крайней мере, с нею вместе развиваться, обогнать нельзя» (18 апреля 1948). 23 декабря 1949 г. Вавилов, в который раз задумываясь о влиянии психики на материю, удивляется: «Почему-то надо находиться в психическом „резонансе“ с действительными материальными событиями».

4.8. А. С. Эддингтон в дневниках

Выдающийся астроном, физик, а также философ А. С. Эддингтон (1882–1944) упоминается в дневниках семь раз. Первые три раза – в апреле 1916 г., когда Вавилов на фронте читает его книгу по космологии «Движения звезд и структура вселенной»: «Пишу сейчас (утром), на столе букет свежих лютиков и книжка Eddington’а. Для меня это α и ω, остальное суета» (11 апреля 1916). «Почти весь день дома, за Eddington’ом, которого сейчас кончаю. Увы!

„Зачем же небо без границ

И где же Ты, Творец?“

Вселенную поняли, ограничили, но за нею новые вселенные, новые спирали, и в мире становится душно, все растяжимо и все безгранично» (12 апреля 1916). Вновь об Эддингтоне Вавилов пишет в 1942 г.: «…в чемодане Эддингтон „Philosophy of physical science“[620] ‹…›. Эддингтон рвется за пределы человеческих рамок и кажется: вот-вот вырвется. Вся физика, по Эддингтону, – „селективный субъективизм“, основные законы вплоть до „универсальных констант“ определяются „человеческим“. И, насколько мог понять, сознание – это как раз абсолютное и сверхчеловеческое. Что-то вроде кантианства на современной физической основе. Но вырваться все же не удается, а в конце концов остается довольно жалостная и едва ли верная абстракция» (20 сентября 1942). Через два года критике «идеалистической философии Эддингтона» Вавилов посвятил несколько абзацев в своей главной философской статье «В. И. Ленин и современная физика». В качестве примера того, что «фидеизм и идеализм» могут «прокламироваться» изощренно, Вавилов прошелся по некоторым утверждениям из книги А. Эддингтона «Философия физической науки» – «по внешности с блеском написанной и увлекательной». «Идеалистические склонности автора хорошо известны по многим другим его сочинениям, но здесь А. Эддингтон высказывается особенно ясно ‹…› „Мы доходим, – говорит совершенно откровенно Эддингтон, – до позиций идеалиста, противопоставляемых материалистической философии. Часто объективный мир – это мир духовный, материальный же мир субъективен в смысле «селективного субъективизма“ ‹…› Можно сказать так: Эддингтон надеется, что достаточно умный человек, один в темной комнате, не знающий внешнего мира, принципиально может предсказать все основные физические законы, со всеми входящими в них универсальными постоянными. ‹…› Удача обозначала бы, с нашей точки зрения, что человеческий мозг содержит совершенное отображение мира, переданное ему по наследству. Мы убеждены, однако, что знания приобретаются длительным и трудным индивидуальным опытом и очень далеки от совершенства» ([Вавилов, 1944], с. 129–130). Мысль о необходимости для субъекта внешнего мира многократно повторялась Вавиловым и без привязки к идеям Эддингтона, это его искреннее убеждение. Однако и Эддингтон – при общепризнанной теперь завиральности некоторых его физико-философских идей – куда более сложен, чем это рисует в статье Вавилов; будучи все-таки сначала физиком, а потом уже философом, Эддингтон сам разбирает и прямо опровергает многие возможные возражения сродни вавиловскому. То, что Вавилов вступил в полемику с Эддингтоном, его интерес к философии Эддингтона значит больше, чем критика: Вавилов чувствовал, что на самом деле их с Эддингтоном позиции во многом близки. По Эддингтону нельзя «…получить полного представления о мире до тех пор, пока мы будем отделять наше сознание от мира, частью которого оно является»