Проклятые короли: Железный король. Узница Шато-Гайара. Яд и корона - Морис Дрюон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Людовик так внимателен ко мне, как только может быть внимателен супруг.
– Да нет, племянница, выслушайте меня хорошенько: я говорю о христианских обязанностях супруга, или, если угодно, о плотских обязанностях.
Краска бросилась в лицо Клеменции. Она пробормотала:
– Я не понимаю, на что вы намекаете, дядя. У меня мало опыта в таких делах, но я не вижу, в чем тут можно упрекнуть Людовика. Я замужем всего пять месяцев и думаю, что вам еще рано тревожиться.
– Но удостаивает ли он своим посещением ваше ложе?
– Почти каждую ночь, дядюшка, если вам это угодно знать. Я же могу быть лишь верной его служанкой, когда он того желает, большее не в моих силах.
– Ну что ж, будем надеяться! Будем надеяться! – подхватил Карл Валуа. – Но поймите и меня, дорогая племянница, ведь это я устроил ваш брак. И я не желаю, чтобы меня упрекали в плохом выборе.
Тут Клеменция впервые почувствовала, как в ее душе нарастает гнев. Она отбросила вышивание, поднялась с кресла, выпрямилась, и в голосе ее прозвучали нотки, унаследованные от старой королевы Марии Венгерской:
– Вы, должно быть, забыли, мессир Валуа, что моя бабка, королева Венгерская, произвела на свет тринадцать детей, что моя мать, Клеменция Гамбургская, родила троих, хотя умерла в моем возрасте или около того. Женщины нашего рода плодовиты, дядюшка, и ежели ваше желание исполнится не сразу, то не по вине нашего рода. И, кроме того, мессир, сегодня хватит говорить об этом – и сегодня, и впредь.
Клеменция вышла из комнаты и заперлась в своей опочивальне.
Обнаружила ее там часа через два первая дворцовая кастелянша Эделина, пришедшая постлать на ночь постель: Клеменция сидела у окна, за которым уже сгустился ночной мрак.
– Как так, мадам, – воскликнула Эделина, – вас оставили без света! Сейчас пойду кликну людей!
– Нет-нет! Я никого не хочу видеть, – слабым голосом отозвалась Клеменция.
Кастелянша раздула угасающее пламя, сунула в огонь смолистую веточку и зажгла от нее свечку, воткнутую в железный подсвечник.
– Ох, мадам, да вы плачете! – вскрикнула она. – Неужели кто-нибудь осмелился вас обидеть?
Королева утерла мокрые глаза. Вид у нее был отсутствующий, растерянный.
– Эделина, Эделина, – воскликнула Клеменция, – дурное чувство мучит меня: я ревную.
Кастелянша изумленно уставилась на королеву:
– Вы, мадам, ревнуете? Да какие же у вас для этого основания? Я уверена, что наш государь Людовик даже в мыслях вас не обманывает.
– Я ревную к мадам Пуатье, – призналась Клеменция. – Вернее, завидую ей, ведь у нее будет ребенок, а я… я все не дождусь. О, конечно, я счастлива за нее, я за нее рада, но я не знала, что счастье другого может причинить человеку такую боль.
– Ах, мадам, счастье другого – оно как раз и может причинить человеку премного страданий!
Эделина произнесла эту фразу странным тоном, не как положено служанке, безоговорочно подтверждающей слова госпожи, а как женщина, перенесшая те же муки и понимающая, как могут они быть тяжелы. Этот тон не ускользнул от слуха Клеменции.
– У тебя тоже нет ребенка? – спросила она.
– Есть, мадам, как не быть. У меня дочка, зовут ее так же, как и меня, и ей уже одиннадцать лет.
Эделина повернулась спиной и начала озабоченно взбивать постель, оправлять парчовые одеяла и подбитые беличьим мехом покрывала.
– А ты давно служишь здесь? – продолжала Клеменция.
– С весны. Как раз перед самым вашим приездом. А до того служила во дворце Сите, на моем попечении было белье нашего государя Людовика, а сначала целых десять лет состояла при его покойном батюшке, короле Франции.
Воцарилось молчание, и слышно было только, как похлопывают ладони Эделины по пуховым подушкам.
«Она знает все тайны этого дома… а также и альковные тайны, – подумала королева. – Но нет, я ее ни о чем не спрошу, ни о чем не стану допытываться. Некрасиво расспрашивать служанок… это просто недостойно меня».
Но кто же тогда может сообщить ей нужные сведения, если не служанка, другими словами, существо, которое причастно к интимной жизни королей, не будучи причастно к их славе? Никогда у нее, Клеменции, не хватило бы духу расспрашивать принцев крови обо всем, что жгло ее душу после разговора с Карлом Валуа; впрочем, она заранее знала, что не получит правдивого ответа. Знатных придворных дам она не дарила настоящим доверием, ибо ни одна из них не питала к ней настоящей дружбы. Она чувствовала себя чужеземкой, которую осыпают льстивыми похвалами, но за которой следят, за которой наблюдают и чья малейшая ошибка, малейшая слабость не будет никогда прощена. Поэтому-то она и могла позволить себе откровенность только со служанками. Эделина, по-видимому, заслуживала всяческого расположения: взгляд прямой, держит себя просто, движения у нее спокойные, уверенные, и к тому же первая дворцовая кастелянша с каждым днем относилась к Клеменции все заботливее и предупредительнее, причем делалось это не назойливо, не напоказ.
Вдруг Клеменция решилась.
– Правда ли, – спросила она, – что крошка Наваррская, которую держат вдали от двора и которую мне показали всего только раз, рождена не от моего супруга?
И в то же время про себя она думала: «Разве не должны были открыть мне раньше все эти дворцовые тайны? Бабушке следовало бы просветить меня, а то выдали замуж, оставив в неведении».
– Эх, мадам, – ответила Эделина, продолжая взбивать подушки, и по голосу кастелянши слышно было, что вопрос королевы не особенно ее удивил. – Я так полагаю, что никто этого по-настоящему не знает, даже наш государь Людовик. Каждый говорит так, как ему выгодно: одни утверждают, что крошка Наваррская – дочь короля, и им это на руку, а другие твердят, что она, мол, незаконнорожденная. Есть и такие, как, скажем, его высочество Валуа. Они что ни месяц меняют свое мнение, как будто тут можно по-разному думать. Единственная особа, которая могла бы ответить точно, была Маргарита Бургундская, да теперь ее уста забиты сырой землей…
Эделина вдруг прервала речь и взглянула на королеву:
– Вы тревожитесь, мадам, потому что не знаете, может ли наш государь…
Она снова замолчала, но Клеменция, выразительно взглянув на кастеляншу, заставила ее продолжать.
– Успокойтесь, мадам, – произнесла Эделина. – Его величеству Людовику ничто не мешает иметь наследника, хотя люди злоязычные в королевстве да и при дворе утверждают обратное.
– Ты-то
