У истоков Черноморского флота России. Азовская флотилия Екатерины II в борьбе за Крым и в создании Черноморского флота (1768 — 1783 гг.) - Алексей Лебедев

Так что Чесма стала своеобразным культом, эталоном, стремление достичь которого ни раз сыграло положительную роль в судьбах парусного флота России, заставляя уделять ему значительное внимание и средства.

Во-вторых, серьезно обогатилось русское военно-морское искусство, получившее опыт как практически по всем видам действий, известным на тот момент, так и по наиболее эффективным приемам борьбы с турками. Кроме того, важно отметить, что Архипелагская экспедиция русского флота вообще стала одной из первых и столь масштабных стратегических операций военно-морских сил на удаленном театре военных действий.

Полученные знания и навыки позволили русскому флоту не только выйти на новый уровень боеспособности, но и принять важное участие в общем развитии военно-морского искусства. Так, огромную роль сыграли действия и планы действий против Константинополя. В частности, именно эта война положила начало стратегическим идеям проведения в случае конфликта с Турцией как полной блокады Дарданелл, так и вообще операции против Константинополя, причем, что касается России, сразу в нескольких вариантах. Забегая вперед, сразу обозначим их все, тем более что в таком обобщении в отечественной историографии они еще не приводились.

Первым стал план Екатерины II 1783 г. Согласно ему, сразу после начала войны предполагалась в Архипелаг посылка эскадры Балтийского флота, среди задач которой был и удар по столице Османской империи. Нет нужды говорить, что он был навеян опытом Архипелагской экспедиции, но, как мы увидим позже, имел два разных подхода к осуществлению главной задачи. Г.А. Потемкин, учтя уроки войны 1768–1774 гг., предлагал организацию операции против Царьграда, возможно быструю по времени и обязательно стремительную по проведению, рассчитывая захватить турок врасплох. С.К. Грейг же, напротив, выступил за прорыв к турецкой столице лишь при сочетании нескольких факторов и первоначальном овладении Дарданеллами. План этот действовал в 1783–1788 гг. и не был реализован лишь в силу создавшейся для России резко проблематичной международной ситуации.

Далее, укажем на планы все того же Г.А. Потемкина, датируемые 1783–1790 гг., где содержались наметки удара по Константинополю силами уже Черноморского флота. Однако та же неблагоприятная международная обстановка не позволила и их довести до воплощения. В самих же планах налицо симбиоз идей Архипелагской экспедиции и плана Г.Г. Орлова по использованию Азовской и Дунайской флотилий.

В 1793 г. уже А.В. Суворов формулирует план совместных действий армии на Балканском театре и Черноморского флота на Черном море по захвату Константинополя, в котором главная роль отводится войскам, а флоту лишь выполняет функцию обеспечения контроля над берегом и снабжения. В значительной своей части он был воплощен во время войны 1828–1829 гг., а в нем самом хорошо просматриваются контуры плана Г.Г. Орлова 1770–1772 гг.

Наконец, в 1807 г. П.В. Чичагов замышляет нанесение двойного морского удара по Константинополю силами Балтийской эскадры Д.Н. Сенявина и Черноморского флота маркиза де Траверсе. Выполнен он не будет, во многом из-за неготовности Черноморского флота. Однако и здесь мы видим мотивы плана братьев Орловых 1772 г.

Имел значение для дальнейшего развития стратегических взглядов и план 1770 г. по переброске линейных кораблей на Черное море для быстрейшего создания там линейного флота. В частности, тем самым фактически оформилась идея маневрирования силами двух флотов и судостроительных баз, ставшая затем почти постоянной частью военных планов России и наглядно показавшая свои возможности в 1798–1806 гг.[211]

Возвращаясь же от сферы стратегических планов к сфере «повседневного» военно-морского искусства, отметим, что наибольших успехов добился здесь Ф.Ф. Ушаков, сумевший осуществить дальнейшее развитие показанных в 1768–1774 гг. приемов ведения как войны, так и боя. В частности, в области стратегии он продолжил курс на генеральное сражение, а в области тактики им были развиты такие приемы, как сосредоточение сил против части эскадр противника, нанесение решающего удара по флагманским кораблям и сближение на максимально короткие дистанции. При этом, что очень валено, с обязательным сохранением управления всеми кораблями своей эскадры на всех фазах боя.

Правда, обязательной базой для русских командующих эскадрами достигнутые в войне 1768–1774 гг. успехи в области военно-морского искусства, к сожалению, так и не стали: пример Ф.Ф. Ушакова фактически остался единственным. Однако общий уровень командного состава российского флота все-таки повысился.

В-третьих, русские моряки впервые получили столь широкую и полноценную боевую практику. Причем, поскольку военные действия приобрели в данной войне столь большой размах, задействовав как основные силы Балтийского флота, так и Азовскую флотилию, данная практика, что не менее важно, коснулась подавляющей их части. Кроме того, они впервые приобрели и опыт дальних плаваний. Результаты не замедлили сказаться: если во время перехода эскадры Г.А. Спиридова в Архипелаг число больных достигало 800 человек, то при возвращении домой уже на эскадре А.В. Елманова умерло всего 33 человека, а число больных составило лишь 28. Следствием всего это стали, с одной стороны, дальнейшее расширение дальних плаваний и подготовки в мирное время, а с другой — повышение авторитета русского флота в мире.

В-четвертых, война позволила, наконец, осуществить самую полную диагностику технических и организационных проблем русского флота. Так, небывало остро встали проблемы качества кораблей, чрезвычайной закостенелости их не самых совершенных конструкций (в частности, самые массовые линейные корабли русского флота этого времени — 66-пушечные типа «Слава России» — начали строиться в 1731 г, и имели скорость только до 8 узлов, в то время как французский 74-пушечник «Invincible» 1744 г. уже обладал скоростью в 13 узлов), а также нехватки вспомогательных и крейсерских судов. Первые две обернулись частым выходом судов из строя и, как следствие, снижением ударной силы флота в целом; последнее же привело к трудностям и со снабжением русских эскадр, и с ведением тотальной крейсерской войны.

В результате, чтобы поднять уровень кораблестроения Екатерина II, подобно Петру I, обратилась к иностранному опыту. Она пригласила в 1770 г. на должность генерал-интенданта флота английского адмирала Ч. Ноульса, человека образованного, энергичного и настойчивого.

Даже несмотря на то, что между Ч. Ноульсом и членами Адмиралтейств-коллегий постоянно возникали трения, за короткое время под его личным руководством в Кронштадте и Петербурге были построены 18 кораблей. Он в сжатые сроки сократил хищения в портах, ввел более простую отчетность, ускорил и удешевил судостроение и сделал ряд усовершенствований как в способах постройки судов, так и в их вооружении. А в 1773 г. Адмиралтейств-коллегия разрешила Ч. Ноульсу построить по его собственным чертежам и под его наблюдением 74-пушечный линейный корабль «Иезекииль», который стал первым кораблем этого ранга в русском флоте, изначально заложенным под такое число орудий (два предыдущих 74-пушечника были фактически копиями 80-пушечников[212]). Кроме того, он был спущен на воду всего через 81/2 месяцев, в то время как обычно на постройку корабля аналогичного класса затрачивалось до 5 лет. Однако и Ч. Ноульсу не удалось побороть царившую в Адмиралтейств-коллегий рутину.{1332}

Тем не менее, Ч. Ноульс смог добиться введения важных изменений в конструкции русских кораблей. Дело в том, что вплоть до 1771 г. корабли строили строго по пропорциям, разработанным еще при Петре I. Но к 1770-м гг. стала очевидной необходимость корректировки петровских пропорций в соответствии с новыми потребностями. И в сентябре 1771 г. адмирал Ноульс предложил свои чертежи 7'4- и 66-пушечных кораблей. Правда, за основу он все-таки взял образцы Петра I, сведя суть своих предложений фактически лишь к увеличению главных размерений кораблей, что давало возможность устанавливать более крупную артиллерию и делало палубы более просторными.{1333}

Тем временем в 1773 г. для заведования судостроительными работами в Архангельске был приглашен еще один англичанин — В. Гунион. Будучи знаком с печальным опытом Ч. Ноульса, он в контракте поставил такие условия, при которых Адмиралтейств-коллегия и другие ведомства не могли вмешиваться в его дела. Это позволило за 7 лет построить 16 кораблей. Некоторое время помощником В. Гуниона был русский корабельный мастер М.Д. Портнов, для которого работа с англичанином стала ценным опытом.

Важный след оставило в ходе войны и судостроение Азовской флотилии. Русские судостроители впервые за долгие годы получили возможность проводить эксперименты в поисках выхода из сложной гидрологической обстановки Дона. В итоге мы впервые видим появление в русском, да и в европейских флотах 42–58-пушечных фрегатов, имевших на вооружении 18-фунтовые единороги, что делало их весьма серьезной силой. Кроме того, на русских фрегатах появилась сплошная верхняя палуба и, соответственно, двухдечное расположение артиллерии. Все вместе это открыло эпоху бурного развития черноморских фрегатов, игравших столь большую роль в истории Черноморского флота России вплоть до 1800 г.