Весь Кир Булычев в одном томе - Кир Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дороти показала рукой назад.
— Ешь, — сказала торговка. — Ты голодная.
— Что ты там делала? — спросил китаец строго, словно Дороти была китаянкой или бирманкой и ей нечего было делать на арабском корабле.
Дороти пожала плечами. Рот ее был занят пончиком. Начинка пончиков была острой, перечной, овощной. Тесто вязкое и не соленое.
Старик выкрикнул китайскую фразу, и, подчиняясь приказу, один из его телохранителей кинулся стрелой через улицу, сшибая людей, и схватил араба, который на той стороне улицы договаривался с проституткой. Он так быстро рванул араба на себя, что тот не успел выхватить нож, с заломленной назад рукой перебежал улицу и, согнувшись, остановился рядом с Дороти.
Китаец заговорил по-арабски. Дороти уже угадывала мелодию арабской гортанной речи, но не понимала слов.
Араб удивился.
По знаку телохранитель отпустил араба. Тот не убежал и не напал на китайца. Видно, тоже почувствовал, что имеет дело с необыкновенным человеком.
Китаец спрашивал. Араб отвечал. Затем старик показал на Дороти. Араб только сейчас увидел ее, ибо раньше не отрывал глаз от старика. Он, конечно же, узнал обезьяну и отшатнулся от девушки.
Тут же из араба хлынул бурный поток слов. Он помогал себе руками, порой упирал осуждающий перст в грудь Дороти, которая чувствовала себя неловко под градом непонятных обвинений.
— Ты поняла? — спросил старый китаец, когда араб замолчал и отшатнулся от Дороти.
— Нет, — сказала Дороти. — Но я думаю, что он плохо обо мне говорил.
— Этот человек — матрос с судна, на котором ты приплыла, он говорит, что ты — рабыня английской госпожи, которая продала тебя сыну ар-Рахмана, но ты чуть было не убила своего благодетеля. И потому тебя наказали. Так это ты висела в клетке на рее? Весь порт говорил сегодня об обезьяне, которую привез на своей баггале ар-Рахман. А это была ты!
Китаец тонко засмеялся и погладил бороду ладонью.
Дороти сказала:
— Я свободная английская женщина. Никто не смеет меня продавать.
— Но продали?
— Я не знаю, — ответила Дороти. — Мне об этом не сказали.
— А как же сын ар-Рахмана?
— Я не люблю, когда мужчины касаются меня, — гордо заявила Дороти. — У меня есть жених. Он — английский офицер.
— Чудесно, — произнес китаец. — Но плохо вести важный разговор на улице. Я прошу тебя, госпожа, пройти в этот дом, там есть тихая комната, и ты мне все расскажешь.
— Зачем? — спросила Дороти.
Она увидела, что толстая торговка чуть заметно отрицательно качает головой. Она кинула взгляд на колечко — камешек потемнел, но, может быть, на него неудачно упал уличный свет.
— Я придумаю, как тебе помочь и как наказать твоих обидчиков, — сказал китаец. — Я хочу, чтобы восторжествовала справедливость. К тому же есть несколько вопросов, на которые мне интересно получить ответы. Так ты идешь?
Дороти понимала, что у нее и нет иного выбора.
Она послушно прошла в дом.
Оглянулась. Араб убегал по улице.
— Вы не боитесь, что он приведет своих людей? — спросила Дороти у старика, который шел рядом с ней.
Старик захихикал. Его длинный черный халат шуршал в темном коридоре, словно шла целая процессия облаченных в шелк вельмож.
— Его люди не посмеют здесь сделать ни одного шага без моего позволения, — произнес он.
В низкой длинной, тускло освещенной комнате были только нары, покрытые какими-то тряпками. Там сладко пахло и стоял дым. Телохранители криками и пинками выгнали из комнаты лежавших на нарах людей. Тут же низенький человек в синем халате с высоким воротником внес складной стул и поставил посреди комнаты. Старый китаец уселся на него, указав Дороти место на нарах напротив.
— Меня интересует, — сказал старик, — почему ты, женщина из Британии, понимаешь язык бирманцев.
— Моя мать была из этих мест, — ответила Дороти. — А отец был английским моряком. Он увез мою мать в Лондон. Она и сейчас жива.
Китаец кивнул.
— Ты плохо говоришь по-бирмански, — сказал он. — Значит, ты права. И что ты намерена делать дальше?
— Я еще не знаю, — сказала Дороти. Она немного лукавила. Ей не хотелось рассказывать старику о монастыре Священного зуба Будды. Она сама не могла бы объяснить почему. — Может быть, я буду искать моих родственников.
— Ты знаешь имя твоей семьи?
— Моя мать жила в Амарапуре. Она служила при королевском дворе.
— Как звали ее?
— Ма Дин Лайинг.
— Как звали твоего деда?
— Сайя Хмаунг. Он из княжества Хмаунг. Больше я ничего не знаю.
— Ты мне уже рассказала достаточно, — ответил китаец. — Я думаю, что ты будешь благодарить тот час, когда подошла к этому дому и встретила меня.
— А это ваш дом?
— Это один из домов, принадлежащих мне, — сказал старик. — Здесь курят опиум. Ты слышала об этом?
— Конечно, я слышала об этом.
— У меня много таких домов. У меня есть люди в горах, которые выращивают мак, и есть другие люди, которые давят маковый сок, и третьи люди, которые возят его сюда и делают из него опиум. Люди курят его и получают наслаждение. Я — старый Лю, который дарит людям наслаждение.
Дороти знала, что это не так. Она понимала разговоры мамы и дяди Фана о том, как плохо станет тому человеку, который пристрастится к опиуму, ибо опиум отнимает у человека силы и разум и ему хочется лишь мечтать в безделье.
Но Дороти не стала ничего говорить.
— Мой человек отведет тебя наверх, — сказал старик. — Ты будешь спать. Уже поздно, и, наверное, ты устала в той клетке. Скажи, а почему ты не утонула, когда упала из клетки в воду?
— Потому что я умею плавать.
— Это так странно! — изумился старик. С этими словами он покинул комнату, а телохранитель провел Дороти наверх, в маленькую комнату над опиумокурильней, куда через минуту пришла пожилая китаянка с тазом и кувшином, чтобы Дороти могла умыться. Потом она же принесла Дороти чайник и чашку, а также соленых сухариков. Это был самый сказочный пир в жизни Дороти.
Пожилая китаянка сидела на корточках напротив Дороти и подливала ей в чашку чай.
— Ты с арабского корабля? — спросила она. Видно, слухи о Дороти уже распространились по рангунскому порту. — Это правда, что тебя целых пять дней держали в клетке на мачте?
— Правда.
— Тебя наказали?
— Я не хотела, чтобы меня продавали в рабство.
— Наш хозяин очень
