Новые забавы и веселые разговоры - Маргарита Наваррская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На это сьёр Флер-д'Амур возразил:
— Прошу, мадемуазель, пусть хвала женщинам, которую вам угодно слагать, ограничивается их заслугами и не умножается охулением бедных мужчин. Ибо если мы захотели бы считаться, вам было бы весьма нелегко дать отчет в делах пресловутых женщин, по-вашему, столь добродетельных. К слову молвить, из того, что одна кончила с собой, а вторая нет, следует, что кто-то — та или другая — поступила нехорошо. И пусть историки говорят, что самоубийство было единственным доблестным деянием Сарданапала[447] (потому что этот поступок требует немалой отваги), — даже законы язычников не одобряли такой смерти, особенно если ее причиной было сознание собственной вины, насылающее на преступника бесчисленных фурий, как мы читаем об Оресте;[448] или страх попасть в руки врага, как у Ганнибала;[449] или стремление избежать бесчестья, как было с поэтом Галлом,[450] или желание избавиться от болезни, которую не может осилить ни одно лекарство, как у Порция Латрона,[451] жаждавшего излечиться от перемежающейся лихорадки; или любовная невоздержность, как было с Тисбой и Пирамом;[452] или досада из-за невозможности достигнуть желанной цели, как у Нереры, узнавшей, что ее возлюбленный женится на другой; или еще какое-нибудь огорчение. Правда, языческая вера извиняла тех, кто кончает с собой из похвальных побуждений, например ради спасения своей невинности, как поступили Дидона,[453] Софрония[454] и красавец Демокл;[455] или желая знать, что происходит в ином мире, как Клеомброр[456] и жительницы Милета;[457] или чтобы принести своей смертью пользу государству, как поступили всадник Марций[458] и император Отон,[459] а порой — из боязни ему повредить, как был вынужден сделать Фемистокл; или же устав от слишком долгой жизни, как Помпоний Аттик.[460] Поэтому великий Плиний[461] и называет наибольшим благом, дарованным природой человеку, право умереть когда захочется; однако с этим нисколько не согласно справедливое суждение Платона, который не хочет мириться с тем, чтобы человек был волен в столь важном деле, и утверждает, что самоубийца достоин сурового суда, как покидающий войско без позволения начальника солдат или бегущий из темницы узник. Это явно против вашей Флери, — однако мы не хотели вступать с вами в прения, даже понимая, что ради ее оправдания вы черните Понифра, который будто бы ее опоил. Если бы и вправду было так, то она, готов признать, потеряла бы девство, но понести никак не могла! ибо я не верю, что пьяная женщина способна зачать. Недаром вы в своем рассказе перескочили через это место не замочив ног, и удовлетворили меня далеко не полностью.
— Я обошла его молчанием, — сказала мадемуазель Мари, — чтобы не злоупотреблять благоволением слушателей, растягивая мою повесть, и не оскорблять их чувств описанием этого гнусного дела, — не говоря уже, что самое ваше мнение небесспорно и является предметом разногласий среди тех, кто наиболее скрупулезно исследует тайные законы природы; мне же не пристало входить в столь тонкие и глубокие размышления. Но чтобы моя история не осталась с изъяном, я, коли вам хочется, уподоблюсь клирику, судящему о битвах, и скажу, что думаю, — не оспаривая, впрочем, превосходства вашего ума, которому и отдам на суд мое мнение. Мне хорошо известно, что вино, употребленное в меру, всеми признается стрекалом сладострастия, по старинной пословице: без Вакха и Цереры Венера охладевает. Потому-то Анахарсис,[462] услышав упрек в женитьбе на дурнушке, сказал: налейте мне вина, и я сочту ее прекрасной. Однако же, будучи употреблено чрез меру, вино делает тело вялым, косным, оцепенелым, бессильным и неспособным к любви, потому что переполняет желудок лишней влагой, вызывая расслабление мозга, нервную дрожь и упадок сил, а все это прямо вредит зачатию, для которого нужен горячий пыл и гармония телесных соков. И мы можем вместе с Пифагором[463] сказать, что лоза приносит три урожая, из коих первый утоляет жажду, второй дурманит, третий же повергает в полное отупение; поэтому горькие пьяницы не слишком женолюбивы, и пьянство, как правило, неразлучно со старостью, женолюбие же оставляет человека, когда он расстается с молодостью. Я этого не оспариваю, но не согласна, что опьянение совсем отнимает способность к зачатию: многие доводы и примеры заставляют меня думать иначе. И во всяком случае я не допускаю различения, которое склонны иные проводить здесь между действующим и страждущим, полагая, будто пьяный мужчина не может зародить ребенка, даже если женщина трезва, так как неблагорасположенность господствующего в зачатии, даятеля первосущной формы, уничтожает самую возможность этого. Такое суждение противоречит истории, сообщающей нам, что девица Циана из Сиракуз и римлянка Медуллина[464] забеременели от собственных отцов, которые были пьяны. Я считаю решением спора (и в этом меня не разубедить) следующее: когда пьян кто-то один, зачатие возможно, — хотя это зачатие, конечно, не будет удачным, ибо изъян здесь ничем не восполним, пусть он и не мешает делу. И от этого дети рождаются слабыми, болезненными и придурковатыми; тому свидетель Диоген, говоривший при виде малоумного ребенка, что это сын пьяницы. Если же пьяны и мужчина, и женщина, зачатие, я полагаю, вовсе невозможно из-за расстройства природных способностей, разлада телесных соков, упадка сил и ослабления естественной возбудимости, управляемой воображением. И по той