Семь светочей архитектуры. Камни Венеции. Лекции об искусстве. Прогулки по Флоренции - Джон Рескин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вы видите, что в графических искусствах присутствуют Уменье, Красота и Сходство, в архитектурных – Уменье, Красота и Польза. В каждой группе необходимо добиться равновесия и соразмерности трех элементов; все главные ошибки искусства заключаются в недооценке или в преувеличении одного из них.
94. Например, почти вся система и все надежды современности основываются на идее, что мастерство можно заменить механикой, живопись – фотографией, скульптуру – отливкой в формах. Это – основа веры или безверия нашего столетия. Вы думаете, что толчением можно добыть все: и музыку, и литературу, и живопись. К сожалению, это не так. Одной молотьбой ничего не добудешь, кроме пыли. Даже для того, чтобы намолоть ячменную муку, необходим ячмень; а он получается произрастанием, а не молотьбой. Главное же – мы совершенно потеряли способность наслаждаться самим умением работать, тем его величием, которое я старался объяснить вам в прошлый раз. Мы потеряли способность к полноценному ощущению этого наслаждения, потому что сами прилагаем недостаточно труда к тому, чтобы добиться правильности в работе, и не имеем представления о том, какой ценой приобретается эта правильность; поэтому восторг и уважение, которые мы обязаны чувствовать при виде работы сильного человека, нас покинули. Впрочем, мы отчасти еще храним их при созерцании пчелиных сот или птичьих гнезд; мы понимаем, что они, благодаря Божественному дарованию, – не то что комок воска или пучок палочек. Но картина более чудесна, чем соты или гнездо, а разве, несмотря на это, мы не знаем людей, и людей умных, которые думают, что в шесть уроков можно изучить искусство ее создания?
95. Итак, у вас должно быть уменье, должно быть понимание красоты, которая есть высший нравственный элемент, и, наконец, истины или полезности, которая является не нравственным, но жизненным элементом. Это стремление к истине или пользе есть одна из трех целей, которые всегда руководят великими школами и умами всех без исключения великих мастеров. Они могут допустить неумелость, уродство, но никогда – бесполезность или несоответствие истине.
96. По мере того как в их работе возрастают уменье и красота, еще более растет их стремление к истине. Невозможно найти все три элемента в более стройном равновесии и гармонии, чем в нашем соотечественнике Рейнолдсе. Он радуется, демонстрируя свое умение, и те из вас, кому удастся постигнуть, чем же в действительности является произведение художника, со временем будут так же радоваться, даже смеяться – это высший смех, происходящий от чистого блаженства, – при созерцании великого процесса: внутренняя мощь и пламень взмахом руки отпечатываются на холсте так же легко, как сила ветра на поверхности моря. Он, Рейнолдс, наслаждается отвлеченной красотой, симметрией и гармоничностью рисунка. Вы никогда не найдете у него краски, которая не была бы прекрасна, ни одной лишней тени, ни одной некрасивой линии. Но свой талант, свою изобретательность он подчиняет – и тем удачнее, что они полны благородства, – верной цели: он желает дать такое яркое изображение истинного англичанина и истинной англичанки, чтобы они вечно могли служить предметом созерцания.
97. Вы помните, надеюсь, – ведь я высказал это в такой форме, что, думаю, несколько поразил вас, – мое заявление о том, что искусство никогда не давало ничего более, кроме изображения благородного человеческого существа. И не только ничего помимо этого, но даже и это – очень редко. И лучшими произведениями великих школ всегда были портреты, или группы портретов, часто людей простых и ничем не примечательных. Вы можете найти в тематических картинах более яркие и поражающие достоинства. Вы встретите там фигуры, разбросанные подобно облакам или расположенные будто цветочные гирлянды; обнаружите сочетание света и теней, которое бывает лишь в бурю, найдете все цвета радуги. Но все эти изумляющие нас достоинства – лишь детская забава для великих мастеров. Их настоящая сила, насколько мне известно, никогда не раскрывалась так полно, как в изображении мужчины или женщины и обитающей внутри них души. И это не всегда самая возвышенная душа; часто это дух, который был способен к возвышенному, но сломлен преградами; мало того – дух преступный и жалкий; но орлиное око художника проникло в эту душу и, несмотря на ее жалкое состояние, открыло в ней все лучшее. Чтобы в нашей образцовой коллекции представить наилучшие памятники искусства, я даже из произведений крупнейших художников должен брать прежде всего портреты, а не картины на отвлеченные сюжеты. Мало того, даже в самих композициях все лучшее происходило из портретной живописи. Усердные занятия дадут вам возможность понять сущность вымысла и убедиться, что человеческий разум никогда не изобретал ничего более великого, чем образ человека, одухотворенный правдиво изображенной жизнью. Напротив, всякая попытка усовершенствовать или возвысить такую естественную человечность всегда ослабляет ее или доводит до карикатуры; иной раз она выражается в таких несообразностях, как в стремлении из угождения нашей фантазии придать человеку крылья птицы или глаза антилопы. Все действительно великое в греческом и христианском искусстве не выходит за пределы человеческого. И даже радость освобожденных душ, вступающих «celestemente ballando»[99] в дверь рая у Фра Анжелико, первоначально была хотя и самой чистой, но все-таки земной радостью флорентийских девушек.
98. Я понимаю, что сейчас это мнение не может не показаться спорным тем из моих слушателей, которым известны фазы греческого искусства. Ведь они знают, что момент его падения всегда совпадал с поворотом от абстрактных форм к портретной живописи. Но причина этого проста. Развитие греческого искусства заключалось в замене чудовищных представлений естественными; это совершалось по общим законам; искусство достигло безусловной правильности в изображении человеческой формы, и если бы нравственная сила греческой нации сохранилась, то портретная живопись получила бы естественное развитие. Но в этот поворотный момент закончилась собственно национальная жизнь Греции, и назначением портретной живописи стало поношение религии и лесть тиранам. Искусство Греции погибло не потому, что она приобрела верность глаза, а потому, что низость проникла в ее сердце.
99. Теперь подумаем о нашей собственной работе и постараемся определить, каким образом при всей своей скромности она может привести к правильности изображения. Мы, конечно, не можем начать сразу с изображения королей и королев, но можем попытаться даже в наших первых работах, если