Твердь небесная - Юрий Рябинин

Когда туда вылетел кубарем Самородов, японец уже вскочил на ноги. Но убежать он не успел – Самородов метнулся ему в ноги, поймал за сапоги, и оба они, сцепившись, и рыча, и стараясь ударить друг друга, покатились по земле. Японец был ранен, и, как он ни извивался, все-таки Самородову удалось его скрутить.

В фанзе тоже все было покончено. Оставшиеся в живых японские солдаты сдались. С поднятыми руками и испуганные, как затравленные зверьки, они выходили на улицу.

Алышевский велел всех пленных собрать и посадить пока на землю и, оставив при них охрану, повел свой взвод дальше. Но когда они наконец добрались до вражеского пулемета, их ждало там горькое разочарование. Они опоздали. Первым дошел до цели и захватил пулемет взвод поручика Фон-Штейна. Был там уже и сам Тужилкин.

– Медленно действуете, поручик, – выговорил он Алышевскому. – Сколько потеряли?

– Трое убитых и восемь раненых, – доложил Алышевский.

– Много! – строго воскликнул Тужилкин.

– Пятеро из восьми раненых остаются в строю. Ранения их неопасные…

Но Тужилкин, по всей видимости, не был удовлетворен ответом субалтерна. Он недовольно отвернулся.

– У поручика Фон-Штейна потерь больше, – умерив голос, но не менее строго произнес Тужилкин. – Но он сделал то, что я поручал вам. Где вы были в это время, не понятно.

Эту сцену наблюдали несколько солдат из взвода Алышевского.

– Эх, беда, – вздохнул Филипп Королев. – Не успели мы первыми взять пулемет. Не наградят теперь нашего взводного.

– Погоди горевать, Филя, нам еще на сопку идти. Там пулеметов – тьма, – успокоил его Васька Григорьев.

Тем временем в деревню вступил весь батальон. Подошла и артиллерия. Подполковник Шлоттвиц нашел офицеров 12-й роты.

– Ну, молодцы! – еще издали закричал им довольный батальонный. – За весь батальон постояли! Кто отличился? – спросил он Тужилкина.

– Взвод поручика Фон-Штейна, ваше высокоблагородие, – ответил штабс-капитан.

– Молодец, поручик, – похвалил Фон-Штейна Шлоттвиц. – Будете особенно отмечены в рапорте.

Из-за ближайшей фанзы вышла нестройная колонна японцев. Всех дюжины две. Они, хотя и были пленены и обезоружены, вид имели довольно надменный: головы не опускали, смотрели вокруг злобно и презрительно. Впереди шел бледный молодой офицер с непокрытою головой. Он был ранен – левая рука его висела плетью, а на плече и по груди расплылось темное пятно. Офицер, наверное, сильно страдал, но изо всех сил старался показать, будто чувствует себя превосходно. Пленных вели четверо конвойных – Архипов, Самородов, Безрученко и Тимонин.

Русские солдаты, от которых теперь тесно было в деревне, расступались, внимательно их разглядывали, о чем-то переговаривались между собой, показывая друг другу на пленных.

Конвойные подвели японцев к офицерам.

– Откуда это их столько? – удивился Шлоттвиц. – Вы еще и в плен успели целый взвод взять? – весело спросил он у Тужилкина. – Да вы просто герои!

Командир 12-й роты, увидев, кто именно конвоирует пленных, сразу сообразил, что, оказывается, взвод Алышевского тоже даром времени не терял. И он был очень не прав, поторопившись взыскивать со взводного за нерасторопность.

– Это заслуга поручика Алышевского и его солдат, – ответил Тужилкин подполковнику. И тут же громко, так чтобы все кругом слышали, обратился к своему взводному:

– Господин поручик, прошу меня извинить за незаслуженное взыскание: я в суматохе не заметил ваших блестящих действий.

– Да! рота молодецкая, – сказал Шлоттвиц. – Один взвод другого лучше. А вас, поручик, – объявил он Алышевскому, – можно уже поздравить с наградой. Лично доложу о вашем отличии полковнику.

Тут Шлоттвиц заметил среди пленных офицера.

– Кто именно взял в плен офицера? – спросил он у Алышевского.

– Мой стрелок – рядовой Самородов, – ответил взводный, указывая на стоящего здесь же солдата.

– Никак нет! – поспешил отказаться Самородов, опередив подполковника, который было хотел сказать ему что-то одобрительное. – Виноват, ваше высокоблагородие, но события изложены не совсем верно: японского офицера взял с бою наш командир взвода поручик Алышевский. Я только, может быть, немного помог… – добавил он неуверенно.

Шлоттвиц переглянулся с Тужилкиным, и оба они, и все прочие присутствующие дружно расхохотались.

Подполковник приказал санитарной команде собрать раненых и, вместе с пленными, отходить за лощину к своим позициям. Батальон шел дальше в наступление, и оставаться здесь кому-нибудь было небезопасно. Кстати, в деревне не оказалось ни одного китайца. Едва в эти края подошел фронт, местное население побросало свои дома и попряталось все в горах.

На выходе из деревни солдаты стали свидетелями изуверского японского душевредства: тот самый офицер, которого взяли в плен Алышевский с Самородовым, уже получивший медицинскую помощь и, казалось, смирившийся со своею участью, вдруг вырвался из-под надзора и с разбегу бросился головой о камни, так что мозги брызнули в разные стороны. Среди русских солдат, довольно повидавших крови и прочих всяких ужасов войны, пронесся вздох внезапного страшного изумления. Они шли мимо распластавшегося в луже крови японца и не могли оторвать от него взгляда. Так и проходили, будто честь отдавали. Прежде все бодро переговаривались между собой, вдохновленные нетрудным успехом, подшучивали, а теперь разом примолкли, насторожились, настолько угнетающее впечатление произвело на всех происшествие. Со смущенною душой теперь шли в наступление солдаты. Хоть так победил русский батальон японский фанатик.

Когда из деревни все вышли – батальон в одну сторону, раненые и пленные – в другую, – откуда-то сверху забила неприятельская артиллерия. Наверное, кому-то из гарнизона удалось спастись и известить своих об этой потере.

Батальон в это время уже вошел в гаолян и рассредоточился по колоннам для атаки. Шлоттвиц собирался подвести людей поближе к вражеским позициям, но пришлось немедленно трубить атаку, потому что японцы теперь в любую секунду могли накрыть их в гаоляне артиллерийским огнем. К счастью, пока они били лишь по деревне, полагая, вероятно, что русские еще там.

Над батальоном с диким ревом, воем резали воздух 75-миллиметровые снаряды. От их отвратительного ноющего, скребущего по сердцу плача хотелось бежать все равно куда, хоть в атаку. А позади батальона, там, где он находился всего несколько минут назад, казалось, извергается вулкан: оттуда раздавался грохот взрывающихся одновременно десятков гранат и шрапнелей. Что там именно творилось, солдаты из гаоляна видеть не могли. Но всем было ясно – от деревни уже ничего не осталось. То, что русские не отважились сделать, опасаясь, как бы не навредить ни в чем не повинным китайцам, японцы исполнили без малейших колебаний. Раз того требовала военная целесообразность.