Замок лорда Валентина (сборник) - Роберт Силверберг

Первый из них Халигом увидел в Звездный день второй недели лета и сразу же понял, что это послание, причем самого мрачного и угрожающего рода. Ночь уже шла к концу — было время самого глубокого сна, когда сознание полностью отрешается от забот минувшего дня, но еще не настраивается на встречу рассвета. Халигом обнаружил, что идет по полю, усеянному блестящими и скользкими желтыми зубами, вминавшимися под его ногами в землю. Воздух противно пах болотом и был неприятного серого оттенка; с неба свисали тягучие ленты какой-то сырой мясистой пакости, они то и дело задевали его щеки и руки, оставляя липкие следы, обжигая дергающей болью. В ушах звенело от резкой напряженной тишины зловещего послания — этот звон словно бы говорил, что мир взят на туго, чересчур туго натянутые поводья, — и кроме того, откуда-то издалека доносился еле слышный, но отчетливый издевательский смех. С неба лился невыносимо яркий, опаляющий свет. До него вдруг дошло, что наклонная равнина под ногами — это чей-то рот… Скорее всего одного из тех отвратительных чудовищных плотоядных цветов из отдаленного Зимроэля, которые он когда-то видел на выставке диковинок в павильоне, выстроенном лордом Кинникеном. Но те цветы были диаметром лишь в три или четыре ярда, а этот по размерам посоперничал бы с целым пригородом… Халигом со всех ног побежал прочь от его дьявольского жерла, но его усилий хватало лишь на то, чтобы не соскользнуть вниз, в усеянную беспощадными зубами пасть.

Значит, вот как это будет, подумал он, на мгновение отрешаясь от сновидения и мрачно рассматривая его, как бы со стороны. Это лишь первое послание; отныне и всегда меня будет мучить Король Снов.

Он не мог никак и никуда укрыться от ужаса происходящего. У зубов были глаза, и глаза эти были глазами Глейма… Халигом карабкался вверх по склону, соскальзывал, потел… вот он рванулся вперед и сорвался, и скатился на край этих безжалостных зубов, и они ухватили его за руку… А когда ему все же удалось подняться на ноги, он увидел, что окровавленная кисть принадлежит вовсе не ему, но превратилась в маленькую бледную руку Глейма и выглядит на его запястье совершенно чуждо. И снова Халигом упал, и снова зубы вцепились в него, и снова с его телом произошла кошмарная перемена… и снова, и снова, и снова это повторялось… И он бежал вверх, рыдая и стеная — наполовину Глейм, наполовину Халигом, — пока не вырвался из сна и не обнаружил, что сидит на постели, дрожа всем телом, и словно спасательный круг стискивает бедро изумленной супруги.

— Что ты делаешь, — пробормотала она. — Мне больно. В чем дело? Что случилось?

— Сон… Кошмарный…

— Послание? — спросила она. — Да, наверное, послание. Я, кажется, улавливаю его оттенок в запахе твоего пота. О, Сигмар, что же все-таки случилось?

Халигом продолжал дрожать с головы до ног.

— Съел что-нибудь не то. Наверное, мясо морского дракона… Оно сразу показалось мне слишком пересушенным, слишком старым…

Нетвердо держась на ногах, он поднялся с кровати и налил себе немного вина. Выпитое помогло ему успокоиться. Жена вытерла ему вспотевший лоб, долго гладила и обнимала его, пока он не расслабился немного, но все равно не решился снова заснуть и лежал с открытыми глазами до самого рассвета, глядя в серый полумрак. Король Снов! Так вот что должно было стать его карой. Перспективы отнюдь не радужные. Он всегда считал

Короля Снов сказочным персонажем, придуманным для устрашения непослушных детей. Да, да, в народе говорили, что он живет в Сувраэле, что в семействе Барджазидов этот титул передается по наследству, что Король и его приближенные по ночам просеивают мысли спящих в поисках прегрешений и, находя недостойные души, подвергают их мучениям. Но так ли все на самом деле? Никто из знакомых Халигома не получал послания от Короля Снов. Однажды ему самому показалось, что пришедшее к нему видение — это послание от Хозяйки Острова, но он не был уверен в этом; к тому же он знал, что оно должно было быть совсем не похожим на то, которое явилось ему. Было хорошо известно, что послания Повелительницы отличаются обобщенностью. Король Снов, как считалось, мог причинять реальную боль; но был ли Король Снов в состоянии на самом деле контролировать десятки миллиардов разумных существ, населявших планету, из которых далеко не все вели добродетельную жизнь?

«Возможно, это всего лишь расстройство желудка», — пытался успокоить себя Халигом.

Две следующие ночи прошли спокойно, и он разрешил себе поверить в то, что его сон был всего лишь не более чем случайностью, аномалией. В конце концов, Король действительно может оказаться персонажем из сказки. Но во Второй день он вновь получил послание — усомниться в этом было просто невозможно.

Тот же самый негромкий звенящий звук. Тот же жестокий ослепляющий свет… Многочисленные образы Глейма; смех, отзывающийся эхом со всех сторон; растягивающаяся и сжимающаяся ткань космоса; мучительное головокружение, вовлекающее его дух в ужасающую круговерть. Халигом заскулил. Он зарылся лицом в подушку так, что еле-еле мог дышать. При этом он не осмеливался проснуться, так как знал, что в этом случае не сможет скрыть свое состояние от жены, а она наверняка предложит ему пойти к толковательнице снов, на что он решиться никак не мог. Любая толковательница, если только, конечно, она не выманивает деньги у посетителей бессовестным обманом, сразу же поймет, что с ее душой соединилась душа преступника, — и что тогда будет с ним? Поэтому он вытерпел этот кошмар до конца и только тогда проснулся и лежал, дрожа, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, пока не рассвело.

Таков был кошмар Второго дня. А в Четвертый день было еще хуже. Халигом вдруг взлетел высоко в воздух, и опустился вниз, и оказался наколотым на вершину Замковой горы — острую, как копье, и холодную, как лед, и лежал там нескончаемо долгие часы, и все это время птицы гихорны с лицами Глейма раздирали его живот и поливали кровоточащие раны блестящими на солнце каплями помета. В ночь Пятого дня он спал довольно сносно, хотя и оставался все время в напряжении, ожидая прихода сновидений, Звездный день тоже не принес никаких посланий, а в Солнечный день он обнаружил себя плавающим в океанах комковатой крови, и при этом у него выпадали зубы, а пальцы превращались в полоски расползавшегося прямо на глазах теста; Лунный день и Второй день подарили ему хотя и чуть более умеренные, но все же ужасные кошмары, а утром Морского дня жена сказала:

— Твои кошмары продолжаются до сих пор. Сигмар, что ты сделал?

— Сделал? Ровным счетом ничего!

— Я чувствую, что тебя каждую ночь посещают послания.

Он пожал плечами.

— Силы, управляющие нами, допустили какую-то ошибку — это непременно случается время от времени, — и сны, предназначенные мальчишке-хулигану из Пендивэйна пришли к торговцу точными инструментами, живущему в Сти. Рано или поздно они обнаружат ошибку и оставят меня в покое.

— А если они этого не сделают? — Она искоса окинула его проницательным взглядом. — И если эти сны на самом деле предназначены тебе?

Не могла ли она знать правду? — подумал он. Ей было известно, что он поехал в Вугел для переговоров с Глеймом; возможно, хотя в это трудно поверить, ей удалось узнать, что Глейм так и не вернулся из этой поездки домой, в Гимкандэйл, ну а теперь ее муж получает послания от Короля Снов: она могла без всякого труда довести эту цепочку фактов до логического заключения. Могло ли такое произойти? И если да, то как она поступит? Выдаст собственного мужа? Хотя она любила его, но все же вполне могла пойти на это, так как, покрывая убийцу, она рисковала навлечь гнев Короля Снов и на собственную голову.

— Если эти сны не прекратятся, — сказал он, — я обращусь к чиновникам понтифекса с просьбой о защите от несправедливости.

Конечно, он не собирался искать защиты у властей. Вместо этого он попытался вступить в схватку со своим снами и смирить их, чтобы не возбуждать никаких подозрений в спавшей подле него женщине. Перед тем как лечь в постель, он сосредоточился и приказал себе сохранять спокойствие, равнодушно принимать любые видения, какие только могут прийти к нему, воспринимать их как не более чем фантазии, порожденные встревоженной душой, а не как факты, с которыми необходимо бороться. И все же, обнаружив, что бредет через алое море огня, время от времени погружаясь в пламя по щиколотку, он не смог сдержать крик; а когда из его плоти, прорывая кожу, вдруг стали расти иглы, так что он стал похож на манкулейна, этого зверя жарких стран, к которому невозможно прикоснуться не уколовшись, он заскулил во сне и запросил пощады; когда же он прогуливался по прекрасным садам лорда Хэвилбоува на Барьере Толингар и безупречные кусты вокруг него превратились в волосатые уродливые предметы или существа с угрожающе оскаленными зубами, он расплакался и покрылся густым липким потом — матрац еще долго хранил его запах. Жена больше ни о чем его не спрашивала, а лишь подолгу наблюдала за ним с тревогой в глазах. Ему казалось, что на языке у нее постоянно вертится вопрос: как долго еще он намерен допускать это насилие над своей душой?