Живая машина. Книга II. Холодный расчёт (СИ) - StarStalk147

Но те молчали. Всё так же удивлённо глядя на него, они по одному выходили из-за стола, исчезая в темноте. Теперь, Урси понял, кем они являются на самом деле — его внутренние противоречия, идеи и замыслы, что конфликтовали между собой, вызывая внутренний диссонанс. Но сейчас, когда он сам осознал, кто он есть на самом деле, они сами исчезли, разогнав наваждение прочь.

Коридоры вновь стали тесными, и даже тьма немного рассеялась. «Что-то неладное таится на этой базе, — беот осторожно отступил назад, — будто, тут есть кто-то, кто обладает очень мощной псионической силой». А ещё он вдруг осознал, что понятия не имеет, где находится — света из проёма на платформу позади больше не было, а значит, он, сам того не заметив, ушёл куда-то в глубины базы.

— Как я тут оказался? — спросил он сам себя, руками пытаясь нащупать хоть стену. — Проклятье, и как же теперь отсюда выбраться?

Вдруг вдалеке он заметил бледное лицо какого-то человека, который отстранённым взором смотрел прямо на него. Замерев, Урси осторожно начал отступать от этого явления, но тот не двигался, держа в руках что-то вроде светящейся голубой сферы. Бледная кожа делала его лицо худым, но небольшая бородка и усы успешно компенсировали эту черту.

— Кто ты? — окликнул его медведь, остановившись. Это напряжённое молчание начинало нагнетать, и Урси уже хотел уйти прочь, когда увидел, что человек поманил его к себе, одновременно начиная куда-то подниматься по лестнице наверх.

— Мне идти за тобой? — спросил его анимаген, осторожно следуя за ним. Несмотря на нарастающее беспокойство и призывы здравого смысла, выбора у него не оставалось. — Ты знаешь где выход?

Но тот промолчал. Тёмно-русые густые волосы, виднеющиеся в лучах его светящейся сферы, слегка колыхались, хотя тут не было ветра. Ещё немного поколебавшись, Урси решительно отправился за ним, поднимаясь всё выше по лестнице. Только приблизившись, он заметил на нем белый халат учёного.

— Ты сумел собрать свои мысли воедино, — глухим голосом произнёс незнакомец, не поворачиваясь к медведю, — ты понял, что тебя гнетёт. Ты определился с предназначением, но теперь ты посмотри, что осталось внутри.

— Я, — Урси даже не удивился, что тот, наконец, с ним заговорил. Он уже догадался, кто перед ним, — я должен найти их вновь собрать в одну команду. Я их друг!

Тот кивнул, но так и не повернулся. А впереди, с верхушки этой длинной лестнице

потянуло свежим горным воздухом.

Чем дальше она шла по изогнутому дугой коридору, тем громче и отвратнее звучала дребезжащая музыка, которая буквально ломала её микрофоны в ушах и вызывала сильную головную боль. Стиснув зубы от помех в глазах и злости на саму себя, Хара медленно, закрыв уши руками, двигалась вперёд, уже предвкушая, как разломает источник этих жутких звуков. «Да чтоб тебя Спирусы сожрали! — даже мысли превратились в колючие осколки, пронзая схемы. — Кто вообще включил на заброшенной базе эту муть?» Каждый шаг давался с трудом, но невесть откуда взявшаяся стена позади не давала отступить назад, неумолимо следуя за ней. Она никогда не сдавалась. Это было её негласное кредо, всегда идти вперёд, напролом, прикрывая своих друзей. Но что-то пошло не так. Странная слабость и неуверенность, которую она испытывала сейчас, почти ослепнув и обезумев от шума и боли, подкашивали её. Харе хотелось сейчас просто лечь и не двигаться, если бы это хоть как-то облегчило эти страдания, но интуицией она понимала, что от этого музыка не прекратится. «Я не сдамся! — рычала она, слабея. — Я никогда не сдаюсь!» Раздался особо мерзкий аккорд, буквально вывернувший ей все схемы, и она, споткнувшись на ровном месте, растянулась на полу, уже не в силах встать. Скрежещущие звуки дробили её металлические кости, заставив взвыть и свернуться калачиком. «Я могу… — простонала она, не слыша собственных слов. — Я доберусь до тебя!»

А звук, между тем, всё усиливался. У Хары не было даже сил поразиться, что у неё до сих пор не перегорели микрофоны, которые, она, как ни выключала, всё равно продолжали работать. Вдруг впереди, освещая красным светом темноту коридора, послышались чьи-то шаги. Приподняв голову, зайчиха попыталась разглядеть пришельца, но навернувшаяся на глаза смазка испортила всё изображение.

— Ты ослабела, — сказала незнакомка тихим, но твёрдым голосом, — давай, я тебе помогу.

Кое-как поднявшись на ноги, Хара увидела перед собой довольно мускулистую девушку в фиолетовой униформе охранника. Её длинные чёрные волосы были собраны в хвост, а глаза горели неестественным красными светом. В одной руке она держала небольшую красную сферу, которая немного освещала обшарпанный коридор, а другую она протягивала синей беот.

— Я справлюсь сама! — с трудом выговорила Хара. — Я сама выберусь отсюда. Дай мне только преодолеть этот коридор…

— Я тоже была упрямой, как и ты, — с грустью в голосе произнесла девушка, — но, порой, приходится поступиться своей гордостью, чтобы сделать всё как надо. Увы, я поняла это слишком поздно.

— Я не сдамся! — она сделала неуверенный шаг вперёд и тут же рухнула на колени. — Я никуда не уйду! Я… смогу… — она почувствовала, что силы покидают её. — Я сильная… я справлюсь!

— Отступи, Хара, — девушка склонилась над ней, — ведь ты можешь уйти, просто не хочешь отступать.

— Я… — зайчиха закрыла глаза и сжала кулаки. Сколько раз она была такой сильной и своенравной беот, на которую всегда можно положиться, но в глубине души ей хотелось и самой хоть немного побыть слабой в чьих-то сильных руках. Она так ратовала за честность, но лгала сама себе, что может всё, что ей ничего не нужно, кроме тяжёлой музыки. Упрямство и уверенность в собственных силах заставили её отправиться в этот коридор, но теперь…

— Я слабая… — прошептала она, — я хочу… хочу быть слабой. Я устала от этого вранья… я не могу… пройти это. Позволь мне отступить, выпусти меня! — крикнула она незнакомке со сферой, подняв на неё взгляд.

— Не я держала тебя здесь, — улыбнулась та, ласково глядя на неё.

Вдруг Хара почувствовала, что стена позади исчезла, и в спину ей дует свежий ветер снаружи. «Это была не просто стена, — догадалась анимаген, — это моё упрямство, гордыня! А теперь,