Охота за слоновой костью. Когда пируют львы. Голубой горизонт. Стервятники - Уилбур Смит

Огромная голова слона нависла прямо над Пири, и пигмей распластался на земле темным неподвижным бревнышком. Слон находился так близко, что Пири мог рассмотреть каждую складочку и морщинку на серой коже животного. И Пири собрался с духом.

Он знал, что даже своим длинным и крепким копьем с острым стальным наконечником ему не пробить толстой кожи Одноухого, чтобы поразить слона между ребрами прямо в сердце или легкие. А до головы слона он и вовсе не дотянется. Такой маленький человечек мог убить это огромное животное лишь одним способом.

Пигмей резко вскочил на ноги и выпрямился, оказавшись у слона под животом. Напружинившись, он изо всех сил ударил копьем чуть повыше мошонки.

Из горла животного вырвался пронзительный крик боли, когда лезвие наконечника, распоров ему промежность, вонзилось в мочевой пузырь и там несколько раз повернулось. Горячая моча вместе с кровью хлынула на землю. Огромное тело слона сотрясалось от обжигающей, нестерпимой боли. Одноухий оглушительно заревел, а потом кинулся в глубь леса.

Он несся напролом, не разбирая дороги. Кровь и остатки мочи хлестали из открытой раны, а слон все бежал и бежал.

Пири, опершись об окровавленное копье, вслушивался в удалявшиеся пронзительные вопли. Он подождал, пока они совсем не стихли, и только после этого закрепил на поясе свою набедренную повязку. А затем не торопясь двинулся вперед, без труда ориентируясь по желто-кровавому следу на земле.

Пири знал, что пройдет много времени, пока слон умрет, как знал и то, что Одноухий Старик обречен. Пигмей нанес животному смертельный удар и не сомневался, что на следующий день до заката солнца слон упадет замертво.

Но шел он по следу медленно, не чувствуя в своем сердце той радости, какую обычно испытывает удачливый охотник. В сердце Пири поселилась пустота. А еще он испытывал небывалое чувство вины за то ужасное святотатство, которое совершил.

Он жестоко обидел лесного бога и знал, что теперь его ждет страшное наказание.

Глава XXX

Пири-охотник наткнулся на безжизненную тушу на следующий день на рассвете. Слон лежал, подогнув под себя передние ноги. Огромная голова покоилась на бивнях, чуть не до половины ушедших в мягкую почву. Вымытая последним ливнем кожа блестела в зеленом сумраке леса и издали выглядела черной. Открытые глаза животного тоже тускло поблескивали.

Слон казался совсем живым, и Пири приблизился к нему с величайшей осторожностью. А когда оказался на расстоянии вытянутой руки, то сначала дотронулся кончиком ветки до открытого, остекленевшего глаза. Веки слона, обрамленные густыми ресницами, даже не вздрогнули. Только сейчас Пири рассмотрел, что зрачки лесного гиганта подернулись желтоватой пленкой смерти. Пири выпрямился и отложил копье в сторону. Охота на слона закончилась.

По традиции ему следовало пропеть хвалебную песнь лесному богу, благодаря его за такую богатую добычу. И он начал было петь, но прервался на полуслове, горько осознавая всю меру своей огромной вины. Пири знал, что никогда больше ему не придется петь подобную песнь, и сердце его наполнилось глубочайшей печалью.

Он развел небольшой костер и, вырезав из щеки слона большой жирный кусок мяса, стал поджаривать его на горячих углях. Однако кусок застрял у него в горле. Он тут же выплюнул его — таким невкусным и жестким показалось мясо на сей раз. Еще долго Пири сидел у огня, не притрагиваясь к еде, и невидящими глазами смотрел на костер. Наконец, усилием воли заставив себя встряхнуться, он принялся за работу.

Вытащив из ножен острый мачете, Пири стал рубить кости черепа, отделяя от них один из бивней. Сталь звенела, ударяясь о крепкий череп, и мелкие осколки костей разлетались во все стороны.

На этот звенящий звук и поспешили бамбути, преследовавшие Пири. Возглавляемые Сепу и Памбой, они появились из леса неслышно, окружив Пири и убитого им старика слона.

Увидев их, Пири, весь испачканный в крови мертвого животного, опустил мачете. Но поднять глаза Пири не смел.

— Я разделю с вами мою награду, братья, — прошептал он.

Но ему никто не ответил.

Словно сговорившись, все бамбути один за другим развернулись и исчезли в лесу так же неслышно, как и появились. Задержался только Сепу.

— Из-за твоего святотатства, лесной бог нашлет на нас Молимо, — произнес он.

Пири опустил голову, избегая смотреть в глаза брата; сердце его терзали боль и отчаяние.

Дэниел начал просматривать видеопленки, как только они вернулись в Гондалу.

Келли выделила ему для работы угол своей лаборатории, а Омеру помогал редактировать комментарий. Отснятый материал Дэниелу в общем нравился. Снимал он неплохо, но того блеска и профессионализма, как на лентах Бонни Ман, ему, конечно, не хватало. Бонни умела снимать так, чтобы не оставить телезрителей равнодушными, затрагивая в душах людей самые чувствительные струны. Все, что смонтировал он, было лишь реалистичным отображением происходящего на лесоразработках в Уэнгу и ужасных последствий горнодобывающих операций.

— Этот фильм не задевает за живое, — сказал он за ужином Виктору и Келли. — Он взывает к разуму, а не к сердцу, кое-чего в нем недостает.

— А что сделать, чтобы фильм получился? — поинтересовалась Келли. — Скажи, что надо доснять, и я попытаюсь помочь тебе.

— Неплохо бы добавить еще несколько кадров с президентом Омеру, откликнулся Дэниел. — Ваше обаяние, сэр, и ваша открытость… Короче, к вашим словам люди прислушаются.

— Снимайте сколько угодно, — кивнул Омеру. — Вот он я, весь перед вами. Но я бы хотел попросить вас об одной услуге. Вам не кажется, что нам пора перестать обращаться слишком уж официально, а, Дэниел? Как-никак мы вместе забирались на священное дерево. Давайте лучше называть друг друга по имени, как считаете?

— Не возражаю, — улыбнулся в ответ Дэниел. — Я только хотел заметить, что даже нескольких новых кадров с вами, Виктор, все равно будет недостаточно, чтобы разбередить зрителям душу. Я обязан показать что-то еще, от чего все просто содрогнутся. Показать, какие надругательства выдерживают здесь люди, показать лагеря, где содержатся пленные угали. Это никак нельзя организовать?

— Думаю, что можно, — отозвался Виктор. — Вам ведь известно, что я возглавляю движение Сопротивления режиму Таффари. И с каждым днем это движение набирает силу. Правда, пока мы вынуждены действовать подпольно и очень осторожно подбирать людей. Разумеется, костяк движения составляют угали, но к нам присоединяются и гита, недовольные режимом Таффари. Полагаю, мы сумеем пробраться к одному из лагерей, хотя охранники там стреляют без предупреждения. В сам лагерь мы, конечно, не сможем проникнуть, но увидеть и заснять творимые там зверства вам, думаю, удастся.