Джон Леннон. 1980. Последние дни жизни - Кеннет Уомак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джон попросил Фреда разложить все гитары на полу в одной из пустых комнат 71-й квартиры. Попутно он признал, что его способ хранения инструментов, когда они лежали друг на друге в кладовой по меньшей мере не обдуман.
Одной из наиболее заметных гитар в коллекции была Gibson Epiphone Casino, чье лаковое покрытие было стерто наждаком до основы, – Леннон играл на ней во время знаменитого «Концерта на крыше» в 1969 году. А самой странной гитарой была Sardonyx – футуристического вида штуковина с двумя металлическими трубками: они крепились к корпусу и доминировали в очертаниях.
«Когда я закончил разбираться, весь пол заняли две дюжины гитар разных форм, размеров и цветов, пара банджо и ситар», – перечислил Фред (68).
Притом что в его распоряжении находились лучшие инструменты – и новые, и старые, – Джон предпочитал сочинять песни исключительно спорадически. Нередко, как это повелось еще со времен его раннего рассвета, они возникали по частям, беспорядочными отрывками. В лучшие годы The Beatles и уже вне группы Леннон собирал эти бог весть когда написанные фрагменты в великолепное, не обнаруживающее никаких «швов» целое, и музыкальное качество этого целого превосходило качество составных частей.
К осени 1979 года дистанция от последнего «творческого запоя» Джона уже измерялась годами. Конечно, он время от времени мог сочинить новую музыкальную жемчужину – идеи переполняли его, сколько он себя помнил. Настоящая проблема возникала, когда эти идеи нужно было воплотить и в конце концов вдохновиться настолько, чтобы перенести мимолетно возникающие зарисовки из крепости в «Дакоте» в какую-нибудь из лучших в городе студий звукозаписи.
К концу семидесятых в Нью-Йорке работало несколько студий высшего класса, собравших лучшие технические достижения того времени, в том числе культовая Record Plant на Западной 44-й, которой тогда владел и распоряжался звукорежиссер Рой Цикала; Electric Lady Studios в Гринвич Вилладж – ее в 1970-м основал Джими Хендрикс; высокотехнологичная Hit Factory на Таймс Сквер; и появившаяся недавно Power Station около 53-й улицы в Адской кухне[26].
Но услугами городских студий Леннон пользовался в очень редких и потому еще более ценных случаях. Он любил рассказывать друзьям и тем, кому доверял, что чувствует себя свободным от железных оков профессионального контракта, но при этом все равно думал о музыке. Он представлял даже альбом-продолжение его пластинки Rock‘n‘Roll. Было придумано красивое название – Between The Lines («Между строк»), и Леннон планировал сотрудничать при записи альбома с приглашенным гитаристом-виртуозом Карлосом Аломаром. В январе 1975-го Джон и Дэвид Боуи сымпровизировали вместе с Карлосом возглавивший хит-парады сингл Fame. А в марте того же года Джон сказал в интервью на Би-би-си (программа Old Grey Whistle Test), что «у меня три четверти нового альбома записаны на клочках бумаги – это обычное дело. И сейчас я занимаюсь тем, что смотрю и отчасти аранжирую их перед тем, как пойти в студию» (69).
И в то же время Леннону нравилось думать, что Rock‘n‘Roll – его последняя долгоиграющая пластинка, своего рода прощание с музыкальной индустрией. Для него это было завершением полного круга.
Даже обложка альбома, на которую поместили фото Джона в кожаной куртке, стоящего в дверном проеме в Гамбурге – фотография из самого начала шестидесятых, еще до славы The Beatles, – вносила вклад в эту жизненную симметрию. В Just Because, заключительной песне альбома, Джон произносит выдуманное словечко «аутро»[27] и объявляет: «Доктор Уинстон О’Буги желает доброй ночи из студии Record Plant, Нью-Йорк. Надеемся, вы отлично провели время. Тут все передают привет. До свидания». Позже Джон рассказывал, что «в голове какой-то голосок спросил: “Ты и вправду прощаешься?” Я тогда не подумал об этом. Я все еще был в разлуке с Йоко, не было ребенка, но где-то глубоко голос спрашивал: “Ты прощаешься со всем этим?” Просто вспыхнуло в голове, как предчувствие» (70).
Но, как обычно, Джон держался двух противоположных мнений о предмете. Действительно, его бесконечно плодовитый и вечно колеблющийся разум, возможно, был самой заметной чертой его характера. Неисправимая «белая ворона», при этом постоянно меняющая отношение практически ко всему и ко всем, в том числе и, возможно, больше чего бы то ни было – к самому себе. «Я его очень любил», – тепло вспоминал своего друга журналист Рэй Конноли, однако несомненно и то, подчеркивает он, что «Джон Леннон был сложной, часто противоречивой личностью» (71).
Семидесятые шли своим чередом, и Джон иногда встречал Мэй Пэнг – она любила его и после того, как он вернулся к Йоко. В декабре 1978 года Мэй увидела его, и ей показалось, что Джон особенно уязвим и не уверен в себе. Когда им удавалось встретиться после возвращения Джона в лоно «Дакоты», пара часто предавалась ностальгическим воспоминаниям о «потерянных выходных» и времени, проведенном вместе. В тот декабрьский день они даже говорили о Reminiscing Литтл Ривер Бэнд, как о «своей песне». Их разговор неизбежно коснулся темы музыки, и Мэй спросила, задумывался ли он когда-нибудь о том, чтобы опять писать песни и вернуться в студию. «Конечно, – ответил Джон. – Я никогда не переставал хотеть заниматься музыкой» (72).
Глава 4
На руинах эмоций
Вдобавок к неоконченным песням, таким как Everybody‘s Talkin, Nobody‘s Talkin, новые композиции Джона середины-конца семидесятых появлялись в результате серии кратких всплесков творчества. В 1976 году он затеял, пожалуй, самый масштабный за все годы после The Beatles, хоть и неоконченный проект: решил попробовать себя в превращении их с Йоко истории в полновесный мюзикл. «Баллада о Джоне и Йоко» – так предполагалось назвать эту работу – уходила корнями в более раннюю попытку Джона рассказать о тех же событиях в прозе.
Во время беременности жены в 1975 году он начал писать произведение, тоже названное «Балладой о Джоне и Йоко», к которому вернулся после того, как в «Дакоте» побывал Рот, и потом периодически брался за него на протяжении поздних семидесятых. Джона уже давно привлекали автобиографии знаменитостей. Он был особенно очарован воспоминаниями британского актера Дэвида Нивена «Приведите пустых лошадей», которую издали, когда шли последние месяцы беременности Йоко[28].
Боб Грюен вспоминал влюбленность Джона в эту книгу, особенно тот факт, что «Нивен дружил со всеми, самыми необыкновенными звездами Голливуда, бывал на всех сумасшедших вечеринках, но всегда оставался здравомыслящим».
Джон полагал, что актеру удалось то, с чем не справились многие
