По прозвищу Китаец - Михаил Серегин

– Ты издеваешься? Вижу по твоему лицу… – возмущение таким, как она определила для себя предложение Китайца, цинизмом боролось в ней с жалостью к себе. Она не знала, чему отдать предпочтение: разбушеваться или расплакаться.

Китаец был из тех довольно редко встречающихся в наши дни мужчин, которые могут пробудить в холодной и рассудительной бизнесвумен не только чувственность, но и чисто женскую плаксивую чувствительность. Из состояния этой мучительной двойственности ее вывела реплика Китайца, который не отрывал от ее раздираемого эмоциями лица своего лихорадочно горящего взгляда. Он чувствовал возбуждение – перспектива такой игры подействовала на него словно допинг.

– Руслан Умарович, наверное, тебя этим не балует, – с ледяной усмешкой сказал он.

Эта реплика вызвала настоящее цунами. Наталья закричала что-то грубое и невнятное, резко села в постели и едва не влепила Китайцу пощечину. От всей души, как говорится. Он вовремя успел перехватить ее летящую руку, поймать и сжать ее. Наталья вскрикнула от боли.

Китаец ослабил хватку, поднес эту тонкую, пахнущую духами руку к губам и нежно поцеловал.

– Не советую тебе делать резких движений, – иронично сказал он.

Наталья со свирепой яростью смотрела ему в лицо. Он вызывал у нее сейчас дикую ненависть, но и не менее дикое влечение. Такого она не испытывала уже давно. Это чувство было настолько неожиданным для нее, что казалось новым, ранее неиспытанным… А может, так оно и было? Оно угнетало ее своей неопределенностью. Наталья, такая энергичная и решительная на работе, не знала, как реагировать. Истерзанная и вконец изнемогшая, она бессильно упала на подушки.

Чтобы не расплакаться, она толкнула Китайца ногой в грудь. Он поймал ее ногу и провел языком по стопе.

– Я бы могла нанять десять смазливых молодых парней… – задыхаясь от ярости, сказала она.

– Которые облизывали бы тебя день и ночь? Нет, Наталья, ты для этого слишком горда. Секс за деньги – не для тебя, – Китаец многозначительно улыбнулся, – мне кажется, тебе нужно ограничиться одним немолодым, но энергичным Китайцем, – пошутил он.

– Что тебя интересует? – Наталья закрыла глаза.

– Эванс – совладелец компании?

– Да. Ему принадлежит четвертая часть акций.

– Ты знала о выпуске необеспеченных акций? – Китаец принялся водить языком по внутренней стороне ее левого бедра.

Она поежилась, вздохнула и тихо застонала.

– Да, – хрипло произнесла она, выпрямляясь и погружая пальцы в его волосы.

– Эванс был к этому причастен? – поднял на миг голову Китаец.

– Идея была его.

– С кем общался Эванс? У него ведь были налажены неплохие контакты…

– Ковалева Евгения Елизаровна, Светлов Дмитрий Сергеевич, Александр Степанович Пляц, Семен Аркадьевич Борисоглебский. Последний – директор гостиницы «Космос».

– Остальные – из мэрии? – Китаец неторопливо ласкал ее между ног.

– Да, – задыхаясь от наслаждения, шепотом сказала Наталья.

– Ты знала об этих бумагах?

– Естественно. Ты – сущий дьявол!

– Не более, чем Урутаев. Ты ведь спишь с ним?

Голос Китайца действовал на Наталью гипнотически, но последняя реплика возмутила ее. Она попыталась коленом оттолкнуть Китайца, но он был неумолим в своих ласках.

– Это не твое дело, – выдавила она из себя, боясь, что то противоречивое чувство, которое повергло ее ниц, едва не доведя до истерики, снова станет давить ее.

– Согласен, – мягко произнес Китаец, – но все-таки? – Его язык продолжил свою приятную работу.

– Ты – наглый, бесчувственный тип… – договорить до конца эту фразу Наталье помешал оргазм.

Тело ее содрогнулось, она издала всхлип, потом стон, забилась так, словно ее поразил приступ эпилепсии, сдавила шею Китайца ногами и, мелко задрожав, замерла.

На несколько минут их накрыла оглушительная тишина зимней ночи.

– Хочешь еще? – спросил Китаец, когда заметил, что Наталья шевельнула рукой.

Его голова теперь лежала на подушке рядом с ее. Вместо ответа Наталья обняла Китайца.

– Не поверишь, но хочу, – сластолюбиво улыбнулась она.

– Тебе понравилась игра? – Китаец гладил ее спину.

Мне нравилась игра одна,

Хотел вползти я вглубь ума,

Ты, верно, знаешь ту игру,

О том, как чокнуться, она…

– Что это?

– Стихи, – ответил Китаец, снова сползая к ее животу.

– Мне никто никогда не читал стихов.

– Привыкай.

Игру хочу я показать,

Забудь, кто ты, закрой глаза,

Забудь людей, забудь весь мир,

Мы возведем другой кумир…

– Но в нашем случае речь идет не о забытьи, – шутливым тоном произнесла Наталья, чувствуя, как в ней опять закипает вожделение.

– Не будем отвлекаться, продолжим сеанс. Один мой приятель сказал мне, что Эванс всем задолжал. Это правда?

– Чистая, – выдохнула Наталья, – он тратил больше, чем зарабатывал. Я принимала у него дела. Потребовала финансовый отчет.

– И что же? – Китаец все глубже погружал язык в ее лоно.

– Одни пробелы…

– Ты довела это до сведения Руслана Умаровича?

– Конечно.

– Так же, как расскажешь ему о том, чем мы тут занимались? – Китаец прекратил свое занятие и посмотрел на Наталью.

Она привстала, обхватила его за шею и вдавила его голову себе в пах.

– Ты нарушаешь договоренность.

– Я жду ответа, – вырвавшись, спокойно сказал Танин.

– Нет, не расскажу. Не хочу неприятностей.

– И документы ему не покажешь? До определенного момента, я хотел сказать.

– Зачем тебе это знать? – удивилась Наталья.

– Не хочу, чтобы в один прекрасный момент ты меня подставила. – Китаец посмотрел ей в глаза.

– Не беспокойся, – Наталья снова легла. – Ты принесешь мне бумаги, я заплачу тебе оговоренную сумму, и мы будем в расчете.

– Если ты берешься извлечь какую-нибудь выгоду из этих бумаг, то хочу тебя предупредить, что ты очень рискуешь. Ты отдаешь себе отчет?

– Ты тревожишься за меня? Спасибо, – с иронией отозвалась Наталья.

– Мой долг тебе сказать это.

– Ты широко трактуешь свои обязанности, детектив Танин, – усмехнулась она.

– Знаю, что верить женщинам – дело пустое, – с неожиданной горечью произнес он, – но все-таки хотелось бы. Ты, конечно, не скажешь, зачем тебе эти бумаги?

– Ты излишне любопытен.

– Урутаев прессует Эванса? – Китаец продолжил ласки.

– Да, хотя я этого и не должна была говорить… Ему нужны его акции. Эванс платить не хочет. Правление приняло постановление исключить его.

– Так в чем же дело?

– Эванс упирается. Грозит Урутаеву этими бумагами. Пока Руслан уговорил правление потерпеть, обождать.

– Документы, стало быть, – гарантия безопасности и благосостояния Эванса. Хотя в его положении понятие «благосостояние» весьма условно. А что за мафия стоит за ним? – Китаец снова опустил голову.

– Откуда такие сведения?

– От одного приятеля.

– Нет, – воскликнула Наталья, – я так больше не могу! Давай разграничим эти…

– Сначала беседа, потом – все остальное? Я не против.

Он сел, включил бра, достал с тумбочки сигареты, прикурил одну для Натальи, закурил сам и, потушив электричество, вытянулся на простынях.

– Я говорила, что Эванс поддерживал отношения с Борисоглебским…

– Директором «Космоса»?

– Да. Он, этот Борисоглебский, – человек мафии. Той группировки, которая хочет скупить акции Эванса, а потом и Урутаева смести.

– А если поподробнее?

– Зачем тебе это? – удивилась Наталья.

– Пригодится. А почему бы Питеру не обратиться за помощью к своим мафиозным друзьям? Ах да, он не может, они сами рады сожрать его…

Китаец еще много интересного узнал об Эвансе, мафии и мэрии. Когда пришло время расставаться, Наталья, утомленная и немного встревоженная, повисла у Китайца на шее.

– Останься еще на пару часов.

– Я должен завтра быть в форме, – решительно отверг он ее просьбу.

Прощание получилось несколько скомканным. Слишком быстрым, по мнению Натальи, слишком эмоциональным – по мнению Китайца. Сокращая время расставания, он хотел одним прыжком преодолеть оцепенелое пространство своей завороженности телом Натальи, таким гибким и податливым, ее бледной прозрачной кожей, собственной страстью и той сладкой расслабленностью, которую приносит удовлетворение. Если он и бредил на пороге ее роскошной квартиры, то – завтрашним днем.

Когда охранник отпер ему входную дверь, он со всей остротой человека, установившего со временем свои особые отношения, почувствовал, что его новая любовница осталась далеко позади, на вечнозеленом острове уплывающей в небытие ночи. И если завтра он встретится с ней или позвонит, то это будет уже другая женщина, с которой ему придется сличать образ сегодняшней Натальи. Он найдет, что у этих двух женщин одни и те же глаза, руки, волосы. Но это ничего не даст. Потому что в нем уже поселилось тоскливое чувство утраты, мучительное сознание необратимой потери именно этой Натальи, подобно аромату духов, овеянной волшебством навсегда ускользнувших минут.