Дело о неуловимом призраке - Наталия Кузнецова

Внук вежливо поздоровался с гостями и со словами «дедушка вас ждет, проходите» сам проследовал вперед по длинному коридору. Все двинулись следом за ним.

В подобной квартире Ромка с Лешкой никогда в жизни не бывали. Один этот длиннющий коридор чего стоил! С маленькими полукруглыми окошками, расположенными с одной стороны, он напоминал старинную музейную галерею. И, как в музее, по обеим сторонам коридора висели картины и огромные театральные афиши в рамках.

— Наша бабушка была актрисой, — пояснил Димка, заметив, что Лешка не отводит от них глаз. — А прадедушка — музыкантом и дружил с самим Римским-Корсаковым. Великий композитор ему даже пианино подарил. Вот, смотри, они здесь рядом сидят.

Лешка посмотрела на стену между окошками. На снимке, в рамке под стеклом, сидела группа бородатых, старомодно одетых людей, в одного из них и ткнул пальцем внук Павла Демидовича.

— А вот пианино, — приоткрыл он дверь в одну из комнат, где, кроме музыкального инструмента, девочка увидела много шкафов со старинными книгами.

— Как интересно! — восхитилась она. А Димка вдруг широко улыбнулся и бесхитростно сказал:

— А я тебя вчера на Воробьевых горах видел. Ты что там делала?

«Тебя искала», — чуть не сорвалось у Лешки с языка, но она его вовремя прикусила и ответила:

— Так, гуляли.

Внук распахнул дверь в одну из последних комнат. Сколько всего их в квартире, Лешка так и не усвоила.

Навстречу им с высокого кресла поднялся седой, но совсем еще не дряхлый, подтянутый старик. Он старался держаться так же прямо, как и Софья Яковлевна при их первой встрече, и девочка сразу вспомнила о том, что он генерал.

— Элеонора… — попытался припомнить он Элино отчество, но она его перебила:

— Можно просто «Эля». А это мои юные друзья, Рома и Оля, дети моей лучшей подруги, у которой я остановилась.

— Очень приятно. Спасибо, что заехали за мной, — сказал Павел Демидович и предложил: — Может, сначала выпьем по чашечке чаю?

Ромка взглянул на Элю и, почувствовав, что она собирается отказаться, быстро уселся в кресло за небольшой столик.

— Мы с удовольствием, — заявил он. Эля покачала головой, посмотрела на часы, но смирилась и присела тоже. Лешка последовала ее примеру.

— Дима, а где Наталья Егоровна? — крикнул генерал.

— В магазин ушла, — отозвался внук.

— Тогда, будь добр, сам сооруди нам чайку. — И церемонно обратился к Эле: — Лидочка мне вчера звонила, дала ваш телефон, вот я и позволил себе вас побеспокоить. По поводу Сонечки. Мы с ней дружны с самого детства, даже не стану говорить, сколько лет, вы просто не поверите. А виделись с ней в последний раз… ну, наверно, с месяц назад, а потом я угодил в больницу. Она, похоже, решила от меня не отставать, — грустно пошутил старик. — Чувствовала, наверное, приближение беды, иначе бы не стала составлять завещание. А ведь собиралась жить долго-долго, Вику успеть повидать.

— И повидает, теперь уж скоро, — с уверенностью сказала Эля.

Димка принес красивый заварочный чайничек, включил стоящий здесь же черный чайник «Тефаль», расставил чашки с блюдцами. Потом вышел и вернулся с вазочкой, где лежало печенье.

— Мне интересно, почему Софья Яковлевна так скудно живет? — окинув красивую старинную мебель, какой обставлена комната хозяина, спросила Эля.

Павел Демидович поднялся с места и открыл ящик огромного письменного стола.

— Вот, — сказал он, протягивая ей сберегательную книжку. — Она отдала ее мне.

Эля открыла серую книжечку и воскликнула:

— Здесь же семь тысяч долларов!

— Соня попросила меня сходить в банк, заполнить книжку и держать ее у себя. Эти деньги присылала ей Лидочка.

Сокрушенно покачав головой, Эля с недоумением спросила:

— Но почему, почему она ничего себе не брала?

— Наверное, берегла на черный день. Или откладывала Виктории в наследство. Я и сам этого не знаю. Пытался поговорить с ней на эту тему, но Соня всякий раз от разговора уклонялась. И умудрялась как-то жить на свою небольшую пенсию.

— А… о чем ее завещание? — наконец решился спросить Ромка. — Вот эту книжку она ей, что ли, и завещала?

— Да, — ответил Павел Демидович. — Завещание тоже у меня хранится. Никакого особого секрета, мне кажется, в нем нет. Все свое имущество, квартиру и антиквариат она также завещала Вике, своей внучатой племяннице.

— Какой такой антиквариат? — не удержавшись, подскочил на месте мальчишка. — У нее же там ничего нет! Лично я ничего такого не видел!

Павел Демидович развел руками.

— Она мне не объяснила, что имела в виду. О ее убогой мебели речь, конечно, не идет. Может быть, кое-какие открытки еще остались? Ее покойный муж занимался их коллекционированием.

— Был, значит, филокартистом, — с удовольствием показал свою осведомленность Ромка.

— Вот именно. Мы с ним вместе начинали их собирать, уж и не помню, что нас на это подвигло. А потом он завещал свою коллекцию мне, это было очень давно, еще в восемьдесят втором году. Коллекция недорогая и интересна лишь любителям.

— А бывают очень ценные открытки? Такие, чтобы много-много денег стоили? — в угоду брату поинтересовалась Лешка.

— Бывают, но у Сони таких нет. После смерти мужа она ничего не приобретала, не увлекалась этим. И потом, за ценную открытку и заплатить требовалось немало.

— А чем она увлекалась? — спросил Ромка.

— В театр ходила, читала много. Чем еще может заниматься одинокая женщина? А если хотите, то я сейчас покажу вам всех нас в далекой молодости.

Старик встал с кресла и достал из книжного шкафа старый фотоальбом в коричневом переплете.

Ромка внимательно наблюдал за его действиями. Сколько он насмотрелся таких альбомов за последнее время, и не сосчитать. Этот такой же, как и другие, только каждая его страница проложена полупрозрачной бумагой. Наверное, когда-то альбом стоил дорого.

Павел Демидович быстро пролистал всех своих родственников и знакомых и сразу нашел большой снимок, где на Красной площади, на фоне собора Василия Блаженного, стояла группа молодых людей.

— Этой фотографии лет пятьдесят. Вот это я, — указал он на стройного черноволосого молодого человека в военной форме с офицерской фуражкой в руках, — это — Сергей Филиппович, муж Софьи Яковлевны, а эта красавица — сама Сонечка.

Эля, Лешка и Ромка по очереди подержали в руках пожелтевший от времени черно-белый снимок. Затем Лешка взяла его снова. Софья Яковлевна и вправду в молодости была хороша собой. Белокурые волосы приподняты надо лбом, как у актрисы Серовой в одном из старых-престарых военных фильмов. Она смотрела со снимка широко открытыми огромными глазами, над которыми выделялись высокие брови. А мода тех лет ничуть не затушевывала ее обаяния, поскольку походила на сегодняшнюю. Не так давно Лешка листала у Светки альбом мод, где манекенщицы одеты в платья из легких тканей в цветочек с накладными плечиками, глубокими вырезами и маленькими пуговками. Такой же вырез и пуговицы у молодой Софьи Яковлевны. А на шее у нее ожерелье из темных камней, в ушах — такие же серьги. И пока Лешка разглядывала платье, Ромка, глядя через ее плечо, не отрывал глаз от драгоценностей.

— Это что — бриллианты? — спросил он, ткнув пальцем в ожерелье.

— По-моему, рубины, — ответил Павел Демидович. — Я помню, камни были красными. Камни эти, кстати, тоже драгоценные, как и бриллианты. На Руси их называли яхонтами. Крупные, без изъянов, рубины встречаются даже реже, чем алмазы.

Стараясь не показать свою заинтересованность, Ромка отхлебнул чай, надкусил печенье, а потом, как бы невзначай, спросил:

— А где они сейчас, эти рубины?

— Не знаю, я о них ее никогда не спрашивал. Вот сейчас увидел — и вспомнил. Она и без украшений была хороша, — вздохнул старик, вспомнив прошлое.

Но Ромка не отступал.

— А еще Эля нам сказала, что Софья Яковлевна — родственница Якова Брюса. А об этом вы знаете?

— Еще бы. — Павел Демидович полез в один из ящиков стола, где у него хранилась коллекция открыток, и достал оттуда одну из них.

— Вот это — ее предок, знаменитый Яков Брюс. У нее такая открытка тоже есть.

Ромка первым потянулся к небольшой картонке. Так вот он какой, легендарный сподвижник Петра Первого. Сдвинув брови и сурово нахмурившись, на него смотрел немолодой мужчина в шляпе с пером, из-под которой струились крутые кудри длинного светлого парика. Он казался недоступным и непонятным. Живи Брюс сейчас, лично он, Ромка, никогда бы не осмелился подойти к нему с каким-нибудь, даже самым невинным, вопросом. Он, этот таинственный Брюс, и вправду похож на колдуна.

— И кто она ему? Или он ей?

— Теперь уже и не сообразишь, кем она ему приходится. Впрочем, у Сони где-то хранится генеалогическое древо — она сама его составила лет тринадцать тому назад, когда все вдруг заинтересовались своим происхождением, — сказал Павел Демидович, когда Ромка оторвался от открытки и передал ее Эле.