Падение титана, или Октябрьский конь - Колин Маккалоу

Лицо Клеопатры было искусно раскрашенной маской. Рот ярко-алый, щеки напудрены, глаза — подобия глаза на ее троне: обведенные черной сурьмой, идущей тонкими линиями по направлению к ушам и заканчивающейся маленькими треугольниками, закрашенными медно-зеленой краской. Эта же краска покрывала верхние веки вплоть до бровей, увеличенных сурьмой, а от глаз вниз по щекам сбегали волнистые линии. Эффект был потрясающим и даже зловещим. Казалось, под слоями краски прячется жуткий и нечеловеческий лик.

Сопровождающие госпожу македонки, Хармиан и Ирас, сегодня тоже были одеты в египетском стиле. С их помощью Клеопатра в тяжелых сандалиях поднялась по ступеням к верхнему трону и села, скрестив на груди золотой крюк и золотой цеп, которые получила от своих спутниц.

Цезарь отметил про себя, что никто не простерся ниц. Низких поклонов оказалось достаточно.

— Мы здесь, чтобы наблюдать за ходом переговоров, — сказала Клеопатра звучным голосом. — Мы — фараон, воплощенное божество на земле. Гай Юлий Цезарь, сын Амуна-Ра, воплощенный Осирис, великий понтифик, победитель народов и диктатор Рима, продолжай!

«Так-то! — подумал он ликующе. — Александрией и Македонией тут даже и не пахнет! Теперь она египтянка до мозга костей. Раз она надела на себя эти невероятные регалии, она олицетворяет власть!»

— Я потрясен твоим величием, дочь Амуна-Ра, — сказал он, затем указал на стоящих рядом старейшин. — Позволь представить тебе евреев Симеона, Абрахама и Иошуа, а также метиков Кибира, Формиона и Дария.

— Приветствую вас. Можете сесть, — сказала женщина-фараон.

После чего Цезарь забыл о ней напрочь. Решив подойти к вопросу издалека, он указал на столики с яствами.

— Я знаю, что мясо должно быть приготовлено в соответствии с вашими религиозными требованиями и что вино должно тоже быть иудейским, — сказал он Симеону, главному среди евреев. — Так все и сделано. Рекомендую вам угоститься, после того как мы с вами поговорим. Таким же образом, — сказал он Дарию, этнарху метиков, — еда и вино приготовлены для вас на втором столике.

— Мы ценим твою доброту, Цезарь, — сказал Симеон, — но даже гостеприимство не может изменить того факта, что твой укрепленный коридор отрезал нас от остального города — нашего основного источника еды, наших средств к существованию и сырья для нашей торговли. Мы заметили, что ты закончил разрушать дома на западной стороне Царской улицы. Значит ли это, что теперь ты возьмешься за восточную сторону?

— Не беспокойся, Симеон, — сказал Цезарь на чистом иврите, — и сначала послушай меня.

Клеопатра вытаращила глаза от удивления. Симеон подскочил.

— Тебе знаком наш язык? — спросил он.

— Немного. Я рос в многоязычном квартале Рима, в Субуре, где у моей матери была инсула — доходный дом. Обитали там и евреи, и я ребенком с большим удовольствием проводил время у них. Самым старым жильцом был золотых дел мастер Шимон. Я знаю природу вашей религии, ваши обычаи и традиции, вашу кухню, ваши песни и вашу историю.

Он повернулся к Кибиру.

— Мне знакома и речь писидов, — сказал он на упомянутом языке. Потом повернулся к его соседу и вернулся к греческому. — Но, увы, Дарий, персидского я не знаю. Так что ради удобства давайте общаться на греческом.

В течение четверти часа Цезарь объяснял собравшимся ситуацию, ни за что не извиняясь. Война в Александрии была неизбежна.

— Однако, — продолжил он после паузы, — я предпочел бы вести ее только на западной стороне коридора: так было бы лучше и для меня, и для вас. Не ополчайтесь против меня, и я гарантирую, что мои солдаты не вторгнутся к вам. Обещаю также, что вы не будете голодать. Что же касается прекращения поставок сырья и утраты прибылей от продажи товаров, то, разумеется, что-то вы потеряете. Война есть война. Однако возможны и компенсации за все издержки, когда я побью Ахиллу и подчиню город. Не мешайте Цезарю, и Цезарь будет у вас в долгу. А долги Цезарь платит.

Он поднялся со своего курульного кресла и подошел к трону.

— Я думаю, о фараон, что это в твоей власти заплатить всем, кто поможет тебе удержать трон?

— Да.

— Тогда готова ли ты компенсировать евреям и метикам их финансовые потери?

— Готова, если они не будут тебе мешать, Цезарь.

Симеон встал, низко поклонился.

— Великая царица, — сказал он, — в ответ на наше сотрудничество не одаришь ли ты нас, евреев и метиков, еще одной вещью?

— Какой, Симеон?

— Александрийским гражданством.

Последовала длинная пауза. Клеопатра сидела, спрятавшись за своей экзотической маской. Глаза прикрыты медно-зелеными веками, крюк и цеп на груди то вздымаются, то опадают в такт дыханию. Наконец блестящие красные губы открылись.

— Я согласна, Симеон и Дарий. Александрийским гражданством будут наделены все евреи и метики, прожившие в этом городе больше трех лет. Плюс к тому вы получите финансовую компенсацию за потери, которые вы понесете в этой войне. А еще каждый еврей или метик, взявшийся за оружие, чтобы меня поддержать, может рассчитывать на премию.

Симеон вздохнул с облегчением; остальные пятеро нерешительно переглянулись, не веря своим ушам. Наконец-то они получат то, в чем им отказывали веками!

— А я, — сказал Цезарь, — добавлю еще римское гражданство.

— Цена более чем справедливая. Мы согласны, — просиял Симеон. — Более того, чтобы доказать нашу лояльность, мы будем охранять побережье между мысом Лохий и ипподромом. К нему, правда, нельзя подойти на больших кораблях, но у Ахиллы много маленьких лодок, он может использовать их. А позади ипподрома, — пояснил он Цезарю, — начинаются болота Дельты Нила. Такова воля бога, а бог — наш лучший союзник.

— Вот и прекрасно, — сказал Цезарь. — Предлагаю отведать еды.

Клеопатра поднялась.

— Фараон вам больше не нужен, — сказала она. — Хармиан, Ирас, помогите мне спуститься.

— О, избавьте меня от всего этого! — простонала она, как только вошла в свои покои.

Прочь сандалии, прочь нелепая фальшивая борода, прочь тяжеленный золотой воротник! Кольца, браслеты и ожерелья посыпались на пол. Испуганные служанки стали их подбирать, косясь с подозрением друг на друга. Велик соблазн присвоить вещицу, но и кара за то велика. Клеопатра сидела, пока Хармиан и Ирас с трудом снимали с нее огромную двойную корону. Под золотом и эмалью та была сплошь деревянной, с выдолбленным в основании углублением, идеально повторявшим форму черепа Клеопатры, чтобы ни при каких обстоятельствах не сползти с ее головы. Двойная страховка, и тяжесть тоже двойная.

Вдруг Клеопатра увидела красивую египтянку в платье храмового музыканта, радостно вскрикнула и упала в ее объятия.

— Тах-а! Тах-а! О моя мать!

Хармиан и Ирас ворчали, что изомнется накидка, расшитая бисером, но Клеопатра их не слышала. Она обнимала и целовала Тах-а.

Ее настоящая мать, возможно, была очень доброй и милой, но всегда слишком занятой, чтобы проявлять к дочери какие-то нежные чувства. Клеопатра ее не винила, ведь она и сама росла в ужасной атмосфере александрийского дворца. Митридат Великий выдал свою дочь Клеопатру Трифену за Птолемея Авлета, незаконного сына Птолемея Десятого, Сотера, прозванного Нутом. Она родила ему двух дочерей, Беренику и Клеопатру, но сыновей у нее не было. У Авлета была сводная сестра, еще ребенок, когда Митридат заставил его жениться на Клеопатре Трифене, но это было тридцать три года назад, и сводная сестра выросла. Однако пока Митридат Великий был жив, Авлет не смел и помыслить о расторжении брака; ему оставалось лишь ждать.

Когда Беренике исполнилось двенадцать лет, а маленькой Клеопатре пять, Помпей Великий положил конец благоденствию Митридата Великого. Тот убежал в Киммерию и был убит одним из своих сыновей (тем самым Фарнаком, который сейчас вторгся в Анатолию). Авлет тут же развелся с Клеопатрой Трифеной и женился на своей сводной сестре. Но дочь Митридата была прагматичной и проницательной. Ей удалось остаться в живых, и она продолжала жить во дворце со своими двумя дочерьми. Новая же супруга родила Авлету еще одну дочь, Арсиною, и наконец двоих сыновей.

Береника достаточно подросла, чтобы присоединиться к взрослым, а Клеопатру оставили в детской. Ужасное место. Потом, когда трон под Авлетом зашатался, мать послала маленькую Клеопатру в Мемфис, в храм Пта. И она вошла в мир, совсем не похожий на дворец в Александрии. Прохладные известняковые здания в древнеегипетском стиле, теплые материнские руки. Ибо Ха-эм, верховный жрец Пта, и его жена Тах-а приняли девочку в свою семью. Они научили ее разным языкам — двум видам египетского, арамейскому, ивриту и арабскому, научили ее петь и играть на большой арфе, научили ее всему тому, что нужно было знать о Египте Нила, о могущественном пантеоне его богов, во главе которых стоял бог-создатель Пта.