Средство от скуки - Светлана Алешина

— Там благоустроенная дача, все будет нормально, — успокоил ее Филимоно". — К тому же там будет сам Кирилл Владимирович.

— Аткарский? — округлила глаза Оля, которая испытывала к экстрасенсу чувство чуть ли не благоговения.

— Да, и он просил меня привезти тебя туда.

— Он? Меня? — еще больше удивилась Сироткина.

— Да, он заявил, что ты очень интересная личность.

И ему было бы любопытно с тобой пообщаться.

Оля была польщена таким вниманием со стороны экстрасенса и, разумеется, согласилась. Она поехала на дачу на следующий день, как и было запланировано.

Случилось это два дня спустя после появления Ларисы Котовой в ДК «Салют»…

Лариса, появившаяся у Патрушева на следующий день после похищения ее бандитами, ничего не стала рассказывать о случившемся с ней. Она просто как бы проведала старого приятеля, пребывающего в депрессии, и мимоходом осведомилась о том, как поживает его друг, Дмитрий Филимонов. С его помощью она надеялась слегка приоткрыть завесу тайны над делами покойного экстрасенса Кирилла Аткарского. Ведь это Филимонов первый познакомился с Аткарским и потом привел к нему своего друга.

Сам Патрушев на вопросы Ларисы о делах Аткарского отвечал очень уклончиво и с неохотой. Мол, брал с каких-то шишек в областном правительстве деньги за всякую там астрологию, гипнозы, снятие алкогольной зависимости и так далее. Иногда работал психологом. Обещал научить этому Патрушева, но не успел. Вот и все…

Лариса, заинтересовавшись информацией об исчезновении шизофренички Оли Сироткиной, выудила у Андрея ее телефон. Трубку никто не брал.

— Ну что я тебе говорил? — с кислой физиономией произнес Патрушев. — Она куда-то исчезла. А куда — никто не знает.

Собственно говоря, не знали об этом и в милиции — за час до встречи Ларисы с Андреем Карташов сообщил, что никаких заявлений о пропаже без вести гражданки Сироткиной в милицию не поступало. Олег был очень недоволен звонком Ларисы, который оторвал его от важной оперативной работы. На самом деле Карташов, похоже, не очень был доволен тем, что обвиняемый в убийстве некто Патрушев представил алиби. и ему в этой связи нужно было продолжать расследование по факту смерти Кирилла Аткарского.

— Ты что-нибудь знаешь об отношениях Аткарского и этой Оли? — спросила Лариса у Патрушева.

— Их практически не было.

— Что значит не было?

— Ну, Оля — это слишком мелкая сошка для Аткарского, — объяснил Патрушев. — Он общается все больше с красивыми женщинами. Такими, как Аня… или твоя подруга, забыл, как ее зовут.

— Эвелина, — машинально ответила Лариса и тут же подумала, что нелишне будет еще раз встретиться с Горской и разузнать об их встречах с Аткарским поподробнее. — Давай вернемся лучше к Филимонову. Ты его видел после возвращения из тюрьмы?

— Нет, — угрюмо покачал головой Патрушев. Я звонил ему несколько раз, но там никто не поднимает трубку.

— Он живет один?

— Да, развелся с женой два года назад.

— Причина развода?

— Ты, Лариса, прямо как в милиции, — снова покачал головой незадачливый астролог. — Точно не знаю, но, по-моему, жена надоела Филимонову. У него от семейной жизни начала ехать крыша.

— Господи, да чего же у всех крыша-то едет! — не удержалась от восклицания Лариса. — Вот у меня почему-то не едет, хотя живу я в семье уже почти пятнадцать лет. Да, собственно, какая семья!

Она махнула рукой, вспомнив многотрудную, неоднозначную и противоречивую картину своей семейной жизни с Евгением.

— Что, так достал? — сочувственно спросил Патрушев.

— Ты о ком?

— О муже.

— А, о муже… Да, наверное, достал, — машинально ответила Лариса и снова встрепенулась:

— Давай позвоним Филимонову. А если не поднимет трубку, съездим к нему.

Она интуитивно чувствовала, что находится на правильном пути и что ей стоит продолжать двигаться дальше. Сейчас она горела желанием углубиться в это дело и докопаться до истины. Этот почти охотничий азарт вкупе с необыкновенной энергией раньше всегда приносил ей успех в предыдущих ее расследованиях.

Патрушев, повинуясь импульсу Ларисы, поднял трубку и без видимого энтузиазма набрал номер. Потом включил спикерфон и продемонстрировал Ларисе в аудиорежиме унылые длинные гудки.

— Значит, едем, — пожала плечами Котова. — Если и он исчез, это уже совсем интересно…

Патрушев вздохнул и пошел переодеваться.

Дмитрий Филимонов не принадлежал к числу тех счастливчиков, которые в состоянии предвидеть последствия своих поступков. Он всегда был человеком практичным, жил одним днем и никогда не пытался предсказать развитие событий. Будущее для него не существовало. Если результат от вложенной в дело энергии не проявлялся сразу, считал свое время потраченным зря. Он много раз слегка богател, после чего слегка разорялся. Никогда сильно не рисковал и в любом деле надеялся на везение.

Словом, он был из тех людей, которых называют охотниками за удачей. Если дамы не знают таких людей близко, то они могут очароваться этим обаянием авантюриста, бесшабашностью, ироничным отношением к суете «трудяг». Но когда, по личной неосторожности, они подпускают их к себе ближе, то тогда для них обычно раскрывается во всей возможной полноте их внутренний мир. И тогда дамы нередко разочаровываются обнаруженной практичностью, граничащей с жадностью и отсутствием предполагаемой смелости — когда дело касается вопросов проявления «широты души» и других разнообразных «благородных штучек».

Все это знают, и что-то новое здесь сказать сложно.

Но все это говорится лишь для того, чтобы пояснить, какой личностью в свои лучшие времена был Дмитрий Филимонов. А был он хирургом с хорошей «левой» практикой в советской больнице, потом рядовым, но хорошо оплачиваемым сотрудником впоследствии разорившейся фирмы «Волга для волжан», а на следующем этапе своей жизни — установщиком электронных сигнализаций.

В последнее время в душевном состоянии Филимонова происходили печальные перемены. Причина крылась в недавних событиях, в которые он был вовлечен. Особую роль в этих событиях сыграла женщина. Некрасивая, беззащитная, никому не нужная.

Филимонов был начитанным молодым человеком, но в юности невнимательно прочел «Преступление и наказание», поэтому мысли свои считал собственным изобретением. Он вырос из детской одежды, но мысли в голове его роились очень даже «мальчиковые». Может быть, и правда, что для авантюристов переосмысление жизненного опыта похоже на детскую игру «мозаика», в которой разноцветные шестиугольники вставляются по уже заданному шаблону в такую же шестиугольную основу. Усложняя до какого-то предела сочетания цветов, в этой игре нельзя совершенствовать линии фигур так, чтобы они стали похожими на какой-то предмет из реальности. Кроме разве что цветка.

Переосмысление жизненного опыта для Филимонова обернулось депрессией. Он не отвечал на телефонные звонки и уже несколько дней не появлялся на работе.

Филимонов недоверчиво относился к возможности существования психических проблем внутри него самого, однако последние события, увы, опровергали его мнение: он наконец понял, что совершенно не владеет ни собой, ни ситуацией.

Дмитрий стоял перед зеркалом в коридоре своей квартиры. Он внимательно, сантиметр за сантиметром, изучал свое лицо и неожиданно заметил небольшую ранку под левым краем губы на подбородке.

Филимонов приблизил свое лицо к зеркалу и стал внимательнее разглядывать ее. Повреждение оказалось настолько глубоким, что через отверстие под губой он увидел свою глотку — красную с желтыми точками.

«Черт, это может быть сепсис», — подумал Филимонов. И продолжил с удвоенным вниманием рассматривать свой подбородок, попытавшись приоткрыть пальцами травмированный участок. В следующий момент он заметил, что ранка начала расползаться под пальцами, и уже длинная щель зияла чернотой на подбородке от одной щеки до другой.

«Все равно придется идти к хирургу, — с досадой подумал он. — Очень сильно не хочется: ведь будет больно».

Вдруг он вскочил в холодном поту. Сидя на измятых засаленных простынях и озираясь по сторонам, он не сразу понял, что это был всего лишь сон. Что-то тревожно давило внизу живота. Солнце уже стояло высоко, наступила пора совершать утренние приготовления к дневному бодрствованию.

Филимонов вспомнил своего учителя — жизнерадостного хирурга Радзияна. Он всегда приходил на работу ровно без пятнадцати восемь. Доставал из холодильника бутылочку водки, выпивал свою традиционную стопочку и громко рыгал, но не по-простонародному, а как-то очень по-профессорски: «Иг-о-а!» А потом за ширмочкой раздавалось веселое журчание, и басовитый, почти утробный голос профессора в это время покрикивал: «Только покойник не ссыт в рукомойник!»