Внедрение - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Дошло» и до Ильюхина, который понял, что проиграл. Виталий Петрович признался самому себе, что в открытую ему не победить…
На очередном совещании у начальника ГУВД Крылов в присутствии многих офицеров попросил огласить официальные данные о расследовании обстоятельств смерти Лавренева. Ильюхин сквозь зубы процедил:
– Факты не подтвердились.
Петр Андреевич с удовлетворением кивнул и громко уточнил:
– То есть часть сотрудников главка пытались посадить в тюрьму других офицеров, но установили, что имел место быть оговор?
– Официально – да! – рыкнул Виталий Петрович.
Но Крылов такой формулировкой совершенно не удовлетворился:
– Что означает упор на слова «официально»?! Если есть оперативные сигналы, то их надо тщательным образом отрабатывать!
Петр Андреевич откровенно издевался и не скрывал этого. Он повернулся к начальнику ГУВД:
– Товарищ генерал-лейтенант, если есть агентурные сигналы, то это дело нельзя спускать на тормозах!
– Хорош! – зло хлопнул по столу ладонью начальник главка. – Тема исчерпана! Оба достали!
– Надеюсь, что эти слова не только мной будут расценены, как приказ, – сказал с самым серьезным лицом Крылов через стол.
– Так точно, – распрямил плечи с искусственной удалью Ильюхин. На его щеках проступил неестественный румянец…
…А в обед того же дня Губа столкнулся в туалете с двумя сотрудниками «убойного» отдела. Они не поздоровались. Рубанков сам обратился к ним:
– Товарищи офицеры! Невзирая на указание коменданта управления отделения, несознательные сотрудники продолжают курить в неположенных местах и хранить у себя на рабочих местах кипятильники. Эта информация неточная, но достаточная, чтобы ею заняться. Есть мнение, что выявление и пресечение будет поручено вам!
Двое оперов молча вышли из кабинета. Губа обогнал их в коридоре и демонстративно бросил горящую сигарету перед ними на пол.
Атмосфера в Управлении уголовного розыска стала совершенно нехорошей. А тут еще Воронок реализовался по серии разбоев так называемой «колпинской бригады». Двое громил заговорили, и Крылов быстро состряпал справку о том, что необходимо создавать мощную группу, так как вырисовываются десятки эпизодов с трупами. Об этом было доложено в министерство.
Как на грех, именно в это же время «убойщики» не смогли доказать вину одного убийцы, и судья не подписал арест. Убийство же было достаточно громким и скандальным.
Журналисты жаждали подробностей. Крылов через своих знакомых организовал «слив» этих подробностей, и журналист Обнорский написал сильную статью, наделавшую много шума. Об этой ситуации также пришлось докладывать в министерство. Начальник ГУВД в резкой форме сказал Ильюхину все, что думал об успехах курируемого им отдела. Когда Виталий Петрович возвращался после выволочки у руководителя главка к себе в кабинет, ему навстречу попался Крылов. Петр Андреевич, проходя мимо, потряс той самой газетой и скорбно покачал головой:
– Вот паразиты! И как только узнают! Где-то утечка в наших рядах!
Ильюхин поймал себя на мысли, что если бы он был женщиной, то, наверное, расплакался бы. А еще он решил, что не подаст больше руки Обнорскому, с которым был не близко, но знаком. Полковник в этот момент не мог даже предположить, что руку журналисту он пожмет буквально через час, потому что именно Обнорский даст ему шанс на частичный реванш, подкинув хорошую, настоящую зацепку по расстрелу в лифте. И уж тем более Виталий Петрович не мог предполагать, что подтолкнет Обнорского к этому не кто иной, как сам Крылов…
А дело было так: после изящной репризы с газетой Петр Андреевич буквально вбежал в свой кабинет, так как услышал, что надрывается и его городской телефон, и лежавший на столе мобильник. Крылов схватил сразу обе трубки и в обеих услышал голос Обнорского. Полковник ничего не понял и машинально дал отбой по обеим линиям. Служебный телефон зазвонил вновь, Петр Андреевич снял трубку:
– Слушаю, Крылов!
– Не пугайся, это я дублирую, – сказал Обнорский.
– Во-первых, здрасьте! – хмуро откликнулся Петр Андреевич. Он не очень был расположен сейчас к общению с журналистом. Крылов предполагал, что Обнорский, наверняка уже что-то пронюхавший, начнет расспрашивать его о междоусобице в Управлении, а полковнику очень не хотелось распространяться на эту тему. Одно дело – щелкать Ильюхина по носу, так сказать, внутри Управления, и совсем другое – выносить сор из избы в прессу… Пресса может привлечь нездоровое внимание общественности к той истории, с которой все началось… А Крылов знал манеру Обнорского выслушивать, как правило, все стороны, участвующие в конфликте.
– Еще как здрасьте! – бодро поприветствовал полковника журналист. – Петр, найдешь минутку? Разговор серьезный есть.
– Слушай, у нас тут сейчас запара по «колпинским», – начал было отнекиваться Петр Андреевич, но Обнорский перебил его:
– После памятного всем расстрела в лифте убийцы на бордовой «семерке» уходили?
– Ну, на бордовой…
– А потом на Петроградской сожгли ее?
– Ну, сожгли.
– Номера Ульяна, 343, Харитон, Роман 78?
– Ну и дальше-то что?
– Понимаешь, к нам в агентство один дедок позвонил, он сюжет по НТВ видел, а там как раз машину эту сгоревшую показывали, как ее тушили. Он номера увидел и вспомнил кое-что. Понимаешь, он математик, а 343 – это семерка в кубе… – начал было рассказывать Андрей, но полковник сморщился, как от кислятины, и перебил его вопросом:
– Слушай, ты ведь много книжек написал?
– Ну… – не понял Обнорский.
– А я тебе хоть раз советовал, мол, напиши, что она любит его, а он любит другого?
– Нет.
– Ну, а ты мне зачем тогда мозг ебешь? Мы с этим лифтом уже все что можно и нельзя сделали! С результатами хер на рыло! Не сыпь мне сахар в пиво! Хоть ты!
– Обожди, Петр, ты не понял, этот дед – математик… – Обнорский еще раз попытался было что-то объяснить, но Крылов уже «сел на кочергу».
– Андрей, по-человечески же прошу – иди ты на хуй вместе со своим математиком!
И полковник бросил трубку. В математика он не поверил, решил, что это у журналиста такой хитрый кривой заход.
Обнорский в своем кабинете с досады тоже швырнул трубку и расколол телефон «Самсунг».
– Ксюша! – заорал он через стену своей неизменной секретарше.
Ксюша немедленно влетела из приемной. Она была не просто секретарем, а доверенным человеком Андрея, работала с ним давно и за это время успела навидаться всякого, поэтому расколоченному телефону ничуть не удивилась.
– Главное на войне – это связь! – спокойно и назидательно сказал Обнорский. – А это что, связь?
И он показал рукой на развороченный аппарат.
– Это не связь, – также спокойно ответила Ксюша, бережно и аккуратно собирая осколки. – Это телефон, стоимостью 150 долларов. Был. А для твоей связи можно у военных заказать рацию, которую пули и осколки не берут.
– А это идея! – сказал Обнорский в спину своей секретарше, гордо удаляющейся с бывшим телефоном в приемную.
Оставшись в кабинете один, Андрей закурил и задумался. Он серьезно обиделся на Крылова, который даже не захотел его выслушать. Обиделся по-настоящему.
«Вот ведь человек, – думал Обнорский, нервно затягиваясь сигаретой. – Когда ему что-то нужно – так просто сама любезность, а тут… Тем более, что это больше ему надо, а не мне… Черт знает что, мне же не двадцать лет и я ему не репортер из "Мурзилки"!»
Андрей быстро поднялся и, молча махнув Ксюше и толкавшимся в приемной подчиненным рукой, выскочил из агентства. Сев в свой джип, Обнорский подъехал к Михайловскому замку. Он очень любил это место и часто приезжал сюда в минуты душевного непокоя.
Андрей сидел в машине, курил и думал: «Вот ведь как у нас в России – если кого-то в лифте расстреливают, то это уголовники. А если императора в его же замке табакеркой по кумполу – из корыстных, кстати, соображений – то это заговорщики и вообще идейные борцы с бездарным режимом… М-да… Расстрел в лифте… так, сформулируем еще раз: звонивший мне математик не шизоид? Нет. По крайней мере, по телефону он мне таковым не показался. Следовательно, его информация может представлять серьезную оперативную ценность? Может. Юнгеров и Денис мне чужие? Нет. А валить, конечно, собирались именно Дениса… Так. И что теперь? Самому Юнгерову позвонить? Можно, конечно… Но это будет не очень хорошо по двум причинам: во-первых, не здорово помогать его, так сказать, приватному следствию, потому что оно понятно как может закончиться. Саша – человек резкий, а в этой ситуации, когда такая кровь… Не дай Бог, он убийц раньше ментов найдет – наколбасит дел и снова сядет. Киллеров-то не жаль, но способствовать их убийству как-то… А во-вторых, получится, будто я на Крылова жалуюсь – мол, меня послали на три буквы и… Как-то мелко. Но Крылов все поймет потом, когда до него дойдет, именно так. Ну, стало быть, надо звонить Ильюхину… Он, конечно, в обиде на меня… Но он человек здоровый и очень крепкий профессионал… Но получится, что я это тоже делаю как бы назло Крылову… Да насрать, в конце-то концов… Так запутаться уже можно в этом сплошном интриганстве каком-то! «Ажурные кружева» какие-то! Кто что подумает, да кто как отреагирует… Достало! Какая разница, из какой реки черпать воду, чтобы тушить пожар? Все. Надо звонить Ильюхину…»