Голова лошади - Эд Макбейн

«Не к этому я готовился, когда говорил, что хочу жить жизнью рискованной и азартной, — думал он, мало-помалу трезвея и еще больше цепенея от страха. — Я готовился не к этим ожившим ведьминым сказкам, не к оскалу обезьяньих клыков. Я мечтал о жизни, полной прекрасных, романтических приключений, а вовсе не о преследовании призрака зловещего К., облаченного в траурные церемониальные лоскутья, страшного, как сам дьявол. Я не готовился ко всем этим ужасам, я вообще не хочу ужаса в своей жизни, я хочу мира, счастья и спокойствия, я хочу, чтобы наконец рассвело, чтобы все эти смутные крадущиеся тени убрались в свои норы. Господи, сделай так, чтобы вдруг засияло солнце…» «…Или я буду стрелять!»

До его сознания наконец дошел смысл слов, определенно их выкрикнул сам К., и, когда он снова прокричал их своим громовым голосом, Малони понял все предложение: «Стой, или я буду стрелять!» В первую секунду он растерялся: как может стрелять привидение? Однако в следующее мгновение окончательно протрезвел и понял, что К, не был привидением. Еще он понял, что если кто-нибудь убьет его, К., Крюгер или кто-то другой, то никто никогда не узнает, где он оставил пиджак, который, оказывается, имел для них чрезвычайно важное значение, хотя сам он постичь этого не мог, особенно теперь, когда пиджак так бесцеремонно распорот, выпотрошен и валяется в пыли на полу книгохранилища. Он же так и остался лежать между стеллажами Публичной библиотеки, где недавно занимался с Мерили любовью, и будет лежать там до завтрашнего утра, до открытия библиотеки. Тогда я должен думать не о том, чтобы остаться живым, потому что вряд ли они станут убивать единственного человека, которому известно местонахождение их драгоценного пиджака…

А Мерили, вдруг сообразил он. Мерили тоже это известно.

Ну, ничего, все нормально, потому что ведь Крюгер знал только, что деньги должны были находиться в гробу, не в пиджаке.

Значит, можно быть уверенным, что он не в курсе тайны пиджака, так же как и я. Кроме того, он может думать, что пиджак все еще на мне, если только Мерили не отважилась рассказать ему о нашем стремительном и восторженном (во всяком случае, для меня) эпизоде на полу библиотеки. Но волей-неволей приходится допустить, что он поинтересовался, отчего это ее бархатное платье помято и в пыли, а она обо всем ему рассказала… гм… впрочем, это сомнительно, зачем ей вообще упоминать о пиджаке, если только не для описания того, как я подпорол шов и нашел за подкладкой только нарезанную на кусочки газету. Зачем ей упоминать о том, что я оставил его там, когда она не больше чем Крюгер подозревала о его тайне?

Все казалось страшно сложным, к тому же в этот момент К. снова выкрикнул: «Стой, или я буду стрелять!» — хотя Малони прекрасно понимал, что он этого не сделает.

И тут грянул выстрел.

Ветер подхватил звук выстрела, разметал его на тысячи дробных кусочков звучащего эха, обратил в бегство воющие привидения ночи, развеял пороховую вонь, унося ее вдаль, и оставил после себя тишину и покой, более соответствующие представлениям о кладбищах. Этот выстрел предназначен только для того, чтобы напугать меня, подумал Малони, но теперь, когда он знал о пиджаке, он решил не поддаваться страху, тем более что вдруг стал отчетливо понимать то, что всегда смутно подозревал, а именно: его бабушка была всего-навсего глупой и суеверной старухой, она сама верила в привидения, которых на самом деле не существовало ни на кладбище, ни вне его. А поскольку несуществующие привидения не могли нанести ему вред и поскольку К, не решится даже ранить единственного обладателя информации о местонахождении пиджака, Малони надумал прибегнуть к тому же трюку, который принес ему такую пользу на Сорок второй улице. Он решил переменить тактику, самому напасть на К., ткнуть его головой в землю и тут же выбежать на улицу и исчезнуть, пока не наступило утро.

Яростный ветер набросился на него, когда он повернулся в обратную сторону, парусом надувая его рубашку вокруг тела. К. замер футах в двадцати от него и снова вытянул обвиняющим жестом руку с револьвером, поблескивающим синеватой сталью.

«Ты не испугаешь меня, парень», — подумал Малони, и даже усмехнулся, бросившись навстречу К. В темноте ночи вспыхнул оранжевый огонь, прозвучал выстрел, раздался свист разрезаемого пулей воздуха, и Малони с удивлением увидел маленькую круглую дырочку, появившуюся в его надутой парусом рубашке, — всего дюймах в трех от сердца. Его это страшно поразило, ведь если человек стрелял, чтобы запугать свою жертву, он должен был бы взять значительно правее. Неужели К, не знает, что Малони — источник ценной информации? Ведь только ему известно, где находится пиджак!

В воздухе прогремел третий выстрел, на этот раз пуля просвистела над самым ухом Малони. Он решил, что пора ему сбить К. с ног, пока тот не натворил такого, о чем потом будет жалеть, например, убьет Малони и никогда не узнает о пиджаке. Малони отскочил влево, следуя тактике нападения, о которой вычитал в энциклопедии, том БА — БО, и сделал это как нельзя более вовремя, потому что К, снова выстрелил и снова промахнулся.

Тогда Малони мгновенно встал в боевую позицию, плечо вниз, ноги широко расставлены, двинул К, ногой в бок, отчего тот рухнул на землю, и револьвер в его руке дико взревел в пятый раз, пожалуй, магазин револьвера должен был бы уже опустеть, если это было шестизарядное оружие из револьверов системы «Смит-и-Вессон» или кольт, или роджер, о, дьявол их ведь до черта, смотри том ПА — ПЛ, а еще «Ручное оружие», «Револьверы», «Оружие» и «Война».

И Малони кинулся бежать. Он мчался, испытывая неудержимое ликование, легко перепрыгивая через могилы, хохоча в ночи, восхищенный осознанием наивности, если не глупости собственной бабушки, восхищенный своим ловким ударом, сбившим с ног К., восхищенный тем, что был единственным в мире человеком, знавшим о важности пиджака и о его местонахождении, словом безмерно восхищенный тем, что был самим собой, великим Эндрю Малони.

Было странно и даже забавно то, как буквально в следующие несколько минут Малони превратился в беглеца, скрывающегося от представителей власти. Это, конечно, не так смешно, как смерть Файнштейна, но все-таки довольно забавно по тому роковому способу, который заставил его потом размышлять о причудах и силах судьбы, противостоящих внутреннему стремлению человека к истине.

Он удалился уже кварталов на шесть от заведения гравера, когда понял, что его преследует какой-то автомобиль. Оглянувшись, он увидел в темноте улицы, в полквартале позади, только свет его передних фар. Он ускорил шаг, но машина сохраняла ту же дистанцию, медленно двигаясь вдоль тротуара. Он находился уже в пригородной зоне, застроенной небольшими коттеджами на две семьи, которые однообразными рядами тянулись вдоль улицы, начиная от кладбищенской ограды. Во многих домах горел свет, но не мог же он постучаться в один из них и объяснить хозяевам, что его преследует машина с людьми, которые хотят выяснить, где он оставил пиджак, в котором они сунули его в гроб! Кроме того, когда машина проезжала под уличным фонарем, Малони отчетливо разглядел ее зеленый и белый цвета и фонарь на крыше, который вдруг зажегся и стал вращаться, посылая в темноту проблески, словно какой-нибудь марсианский межпланетный корабль, и до него дошло, что это полицейская машина.

— Эй, вы! — крикнул сзади чей-то голос, по которому Малони узнал одного из копов, подобравших его у моста Куинсборо. — Вы, со своим рассказом о похоронах! — продолжал кричать человек, как будто Малони нуждался в дополнительном подтверждении, что в машине находились его старые друзья Фрэдди и Лу, вернувшиеся исправить недосмотр, допущенный ими час назад. Эта оплошность, как ее понимал Малони, заключалась в том, что они тогда же не арестовали его. Наверняка, высадив его у милого заведения Мак-Рэди, они зашли в кафе перекусить и за чашками с горячим кофе обсуждали встречу с парнем в одной кремовой рубашке, который выглядел очень подозрительным, вполне возможно, что он был вооружен и опасен, что его разыскивают Бог знает сколько штатов за самые разные преступления. Допив свой кофе и съев по бутерброду с сыром, они вернулись в Куинс, чтобы выследить его, проверили сначала двор Мак-Рэди, полный привидений, а затем принялись курсировать по опустевшим улицам, где, на его беду, не представляло особого труда заметить человека в одной рубашке.

И теперь они ехали за ним в машине с вращающимся наверху фонарем и вдобавок включили прожектор, омывая Малони лучами яркого света, как будто он был преступником, совершающим побег через стену Синг-Синг, и кричали:

— Эй, вы! Вы, со своей нелепой историей! Стойте, или мы будем стрелять!

Что-то последнее время все повадились кричать ему одно и то же, подумал Малони, у которого не оставалось иного выхода, как быстро завернуть за угол, опять в сторону кладбища, перепрыгнуть через ограду и снова бежать между могилами, на этот раз без страха, но и без ликования. Теперь он уже был опытным бегуном по кладбищам, целиком сосредоточась на беге с препятствиями, ловко огибая надгробные плиты, ныряя, уворачиваясь, подскакивая, держа направление к дальней ограде, за которой виднелся большой квартал высоких жилых домов с освещенными окнами. Он не имел представления, где могут находиться Лу и Фрэдди, может, они покинули свою машину и решили преследовать его пешком, или просто едут вдоль кладбища, ожидая, что он снова выскочит им навстречу. Он должен иметь в виду эту возможность. Он был уверен, что они прибыли в Куинс, чтобы арестовать его, и укрепились в своем намерении, когда заметили его простреленную К, рубашку. Поэтому он продолжал мчаться вперед, инстинктивно стараясь не споткнуться о древние, вросшие в землю каменные плиты, думая только о том, что нужно поскорее покинуть кладбище и исчезнуть из поля зрения Лу и Фрэдди, потому что завтра утром он рассчитывал вернуться в Публичную библиотеку, забрать пиджак и вытрясти из него его тайну. Значит, его цель заключалась в том, чтобы остаться живым и незамеченным до завтрашнего утра, до девяти или десяти, черт его знает, когда эта библиотека открывается (он постарается добраться до нее к восьми, чтобы быть уверенным), а это означало, что он должен держаться подальше от ребят К., от ребят Крюгера, а теперь еще и от полицейских, потому что он не желал, чтобы его арестовали как праздношатающегося, в результате чего ему придется провести несколько дней на Райкерс-Айленд. Человека можно считать праздношатающимся, если он не знает, что ему делать. А Малони точно знал, что должен делать, или по крайней мере, думал, что знает.