Финансовая пропаганда, или Голый инвестор - Елена Чиркова

Как пишет Роберт Шиллер, «представьте себе, что психология рынка вызвала такой его рост, что возникло много новых мультимиллионеров – на бумаге. Тогда, за исключением случаев, когда у них есть веские причины продолжать владеть каждой акцией, они могут захотеть жить как миллионеры и продать часть акций, чтобы выручить деньги и потратить их. Такие продажи неизбежно вызовут корректировку цен, так как покупателей на эти акции не будет, поскольку у страны нет такого национального дохода, чтобы обеспечить соответствующий уровень потребления такому количеству мультимиллионеров. Фондовый рынок может достичь высоких уровней только в случае, если люди думают, что у них есть серьезные причины не тестировать уровень рынка, начав жить в соответствии с уровнем вновь обретенного бумажного богатства (как нувориши)» [Там же, р. 150].

Таким образом, «Сосед-миллионер» способствовал тому, что инвесторы-непрофессионалы, воодушевившись стратегией «сберегать и инвестировать», сидели в акциях и во время краха на фондовых биржах 2000–2001 годов. Они стали бережливыми, но все равно остались у разбитого корыта – ни текущего потребления, ни сбережений. Искусство того, как стать богатым, включает не только умение сделать сбережения, но и сохранить их.

P.S. В качестве лирического отступления скажу, что Стэнли и Данко составили рейтинг этнических меньшинств США по количеству миллионеров в процентах от размера общины. Мы можем гордиться – русские идут на первом месте (22%), на втором – шотландцы (20,8%), на третьем – венгры (15,1%) [Stanley, Danko 2005, p. 17].

ГЛАВА 8

« ДОУ 36 000», ИЛИ ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА

«Сосед-миллионер» – не единственная книга второй половины 1990-х, которая поддерживала фондовый рынок, призывая инвесторов не расставаться с накопленным инвестиционным добром. Вторая нашумевшая – на первый взгляд научная, а на самом деле псевдонаучная «Доу 36 000: новая стратегия заработка на предстоящем росте фондового рынка» («Dow 36,000: The New Strategy For Profi ting From the Coming Rise In The Stock Market») журналиста Джеймса Глассмана (James Glassman) и экономиста Кевина Хассетта (Kevin Hassett). Книга появилась в аккурат за несколько месяцев до краха биржи в 2000 году.

Кстати, книг со схожими названиями появилось три, и все – в 1999-м. Две другие – «Доу 40 000» («Dow 40,000») Дэвида Элиаса (David Elias) и «Доу 100 000» («Dow 100,000») Чарльза Калдека (Сharles Kaldec). На мой взгляд, это явление из того же разряда, что и появление книг о Тане Гроттер после того, как «Гарри Поттер» стал бестселлером. Книги, названные «в честь» бестселлера, лучше раскупаются. Из этих трех я буду рассказывать только о книге Глассмана и Хассетта, ибо она стала самой популярной.

Ее авторы уверяют, что если вы вложите деньги в акции, то получите доход практически автоматически: «Рынок – это денежная машина: всуньте в него доллары с одного конца, получите эти же доллары и прибавку с другого конца» [Glassman, Hassett 1999, p. 22]. «В телевизионной программе Early Edition Гери Хобсон получает газету на день раньше… Эта газета содержит результаты всех спортивных состязаний за предыдущий день. С такими данными легко заработать неограниченную прибыль. Нужно просто собрать как можно больше денег и поставить их на лошадей или футбольный клуб, которые, по идее, не должны были бы выиграть. Вы быстро удвоите и утроите свои деньги. Исторически акции предоставляли акционерам схожие возможности, но только без того, чтобы иметь газету на день раньше» [Там же, p. 28].

Как же грустно (и противно!) читать подобные книги. Эту – грустно вдвойне, потому что мой экземпляр – бэушный и предыдущий владелец оставил пометки желтым маркером. Он выделял (вполне серьезно, я думаю) такие фразы, как «акции сейчас очень сильно недооценены» и т.п. Глупость читателя, наложенная на завиральные идеи автора, – это гремучая смесь! Что с ним стало, с этим читателем? Покупает ли он еще цветы и плюшевых мишек в интернет-магазинах, чьи адреса были записаны на обложке книги?

«Доу 36 000» уговаривала держать акции вплоть до бесконечности. Марк Фабер, известный стоимостной инвестор, иронизирует над ее авторами: «Я только что прочитал статью светила-супербыка, который в 2000 году предсказывал, что Доу достигнет 36 000 пунктов практически на вертикальном взлете. Одно из его гениальных правил гласило: “всегда покупайте акции с намерением владеть ими вечно. С одной стороны, если вы не продаете, то вы не платите налогов. С другой стороны, вы забываете о трех труднейших вопросах: что и когда покупать, когда продавать и когда снова покупать”» [Faber 2008, р. 76].

Как вы помните, Баффетт тоже декларирует, что его инвестиционный горизонт – вечность, что он старается покупать акции, которыми хотел бы владеть «всегда». Однако ничего общего между его подходом и идеями, проповедуемыми Глассманом и Хассеттом, нет. Баффетт страшно любит покупать акции дешево, а Глассман и Хассетт считают, что если покупать навсегда, то дорого (например, по P/E = 100!) тоже можно, ведь акции будут только дорожать. Собственно, книга посвящена доказательству того, что в 1998–1999 годах акции все еще были недооценены.

«История посрамлена, – пишут авторы, – например, до 1996 года рынок никогда не рос более 20% в год больше чем два года подряд. Но к 1998 году такой рост имел место четыре года подряд… Традиционалисты с Уолл-стрит говорят, что резкий рост рынка – это аномалия и P/E выше 25 не может держаться. Но пока он держится» [Glassman, Hassett 1999, p. 11].

Если кто-то читал мою «Анатомию финансового пузыря», то помнит, что там я разбирала такой эффект: чем дольше в прошлом сохранялся высокий уровень акций, тем больше у инвесторов уверенности, что так будет всегда, тогда как на самом деле все наоборот. Речь шла о крахе 1929 года. И кстати, несколькими страницами ниже сами Глассман и Хассетт рассказывают о том, что в 1927 году рынок вырос на 37%, в 1928-м – на 44% и только в летние месяцы 1929 года – на 28% [Glassman, Hassett 1999, p. 20]. Зачем, спрашивается, авторы рубят сук, на котором сидят?

Аргументы Глассмана и Хассетта в пользу того, что высокие цены на акции будут сохраняться, лежат в плоскости их рисковости: «с начала 1980-х произошло два значимых изменения: во-первых, инвесторы начали понимать – благодаря лучшим исследованиям и образованию, – что акции не такие рисковые, как они думали. Ситуация напоминает 1920-е годы, когда инвесторы обнаружили, что акции – это более доходные инвестиции, нежели облигации (см. главу 2 части 1. – Е.Ч.). И во-вторых, акции стали менее рисковыми из-за положительных изменений в государственной политике и в том, как корпорации ведут бизнес» [Там же, p. 39]. «В течение двух прошлых десятилетий американские инвесторы заползали в фондовый рынок, как осторожный ребенок – в воду. Сначала он сует палец и отходит назад. Потом запускает ногу и оставляет там. Затем заходит по коленки, по талию. И наконец плывет. Американцы, которые заплыли в фондовый рынок, обнаружили, что вода хорошая. Они чувствуют, что риски совсем не так велики, как они боялись…» [Там же, p. 102]. Они чувствуют! «Риск падает до нуля, поскольку рационально так и должно быть» [Там же, p. 137].

В определении рисковости важен еще горизонт инвестора: «в краткосрочной перспективе акции являются рисковыми, в долгосрочной перспективе их риск не выше, чем у государственных облигаций» [Там же, p. 26]. Здесь Глассман и Хассетт прибегают к аргументу инвесторов стоимостной школы, под которым готов подписаться и Баффетт[21]. Действительно, известный специалист по стоимостному инвестированию, автор замечательной книги «Акции как долгосрочные инвестиции» (Stocks For the Long Run) Джереми Сигел (Jeremy Siegel) показал, что при инвестициях в акции чем длиннее инвестиционный горизонт, тем ниже вероятность убытков. Если вкладываться за год, то худший результат за последние почти 200 лет составляет минус 38,6%, худшие пять лет дают только минус 11%, худшие 10 лет – минус 4,1%, а худшие 30 лет – плюс 2,6% (все данные – в реальном выражении) [Там же, p. 26–27][22].

Базируясь на идее о более низком риске, Глассман и Хассетт обосновывают и более низкую равновесную доходность акций. Чтобы читателю было «понятнее», что такое уменьшение риска и к чему оно ведет, авторы приводят такой пример. Представьте себе, что вы за 60 тыс. долларов купили дом в сейсмоопасной зоне. Но проводится новое геологическое исследование местности, и неожиданно выясняется, что зона эта вовсе не сейсмоопасна. Стоимость вашего дома подскакивает до 100 тыс. долларов. Вы этот дом сдавали за 6 тыс. долларов в год, и ваша доходность составила 10%. Теперь она составляет только 6%. Уменьшение риска ведет к уменьшению доходности [Glassman, Hassett 1999, p. 97].

Итак, в новой реальности акции должны приносить более низкую доходность, например дивидендную (показатель DIV/P). «Инвесторы не требуют больше высокую дивидендную доходность на акции. Средняя историческая дивидендная доходность в США, как известно, составляет 4,5%» [Там же, p. 11]. В 1999 году благодаря росту цен на акции она упала до 1,5%. Но: «в течение десятилетий инвесторы требовали большие дивиденды, чтобы получить компенсацию за риск инвестиций в акции. Почему? Один из аргументов таков: если компания обанкротится, то акционеры окажутся в очереди на распределение активов ее компании после кредиторов. Это представляется абсурдным, если речь идет о 30 бегемотах, которые составляют индекс Dow Jones Industrial Average» [Там же, p. 11]. То есть крупные компании не банкротятся? Жизнь показала, что это не так. Историю Enron и WorldCom пересказывать не буду. «Инвесторы осознали, что акции – не такие рискованные… Поэтому они не нуждаются в высоких дивидендах, чтобы купить акции» [Там же, p. 11]. Другая причина, почему инвесторы не требуют теперь высокой дивидендной доходности, состоит в том, что они предпочитают, чтобы прибыль оставалась внутри компании, а не выплачивалась в виде дивидендов, по налоговым соображениям[23] [Там же, p. 31].