Счастливая Жизнь Филиппа Сэндмена - Микаэл Геворгович Абазян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Молчание среди присутствующих не остановило Филиппа, и он продолжал говорить с тем же упорством.
— Сколько у нас времени до конца репетиции?
— Часа два, — ответил Алекс.
— Два с половиной, — уточнила Ариадна.
— Отлично, — потирая руки, сказал Филипп. — Самое сложное в нашей ситуации это найти ту ниточку, потянув за которую сегодня мы сможем распутать все узлы через какое-то время. Чем позже мы начнем, тем позже закончим, а так как мы имеем дело со сроком у нас нет привилегии использовать время так, как нам бы этого хотелось. У нас с вами два месяца…
— Подождите, мы что, с вами работать будем? — спросил Дэйвид.
— Не мешай, — тихим голосом остановил его Аарон, продолжая смотреть на Филиппа, который тем не менее ответил на его вопрос:
— Посмотрим, что из этого выйдет… — и после паузы: — мы с вами поиграем в игру: будем пытаться изменить в имеющемся материале все, что вам покажется несуразным. Попробуем?
Сам же он мучился, сомневаясь в сказанном, но пытаясь нащупать ту самую ниточку, о которой только что им говорил. О какой игре идет речь? Что он на себя берет? Откуда он пришел и как попал сюда?
«Тебя позавчера сюда привела Агнесса», — услышал он ответ.
«Зачем я пошел за ней?» — спросил он, а голос отвечал: «Тебе лучше знать».
А что он мог знать более того, что тогда ему снова захотелось почувствовать себя живым?
— Живым… Живыми нужно делать персонажи. Нам нужно для начала оживить ваши персонажи!
Мотивационная речь все еще была сырой и неубедительной, но добродушный Дэйвид снова пришел на помощь.
— С кого начнем?
— Да хоть с тебя! — обрадовался поддержке Филипп. — Кто ты есть?
— Я — Меркуцио, лучший друг Ромео и родственник принца, — гордо ответил Дэйвид, подыгрывая Филиппу.
— Да ну? — ехидно подхватил тот, наконец заинтересовав всех происходящим. — Ты в этом уверен?
— Ага, — ответил Дэйвид, своим взглядом явно показывающий, что он рад будет признать свое мнение ошибочным.
— Так почему же ты тогда заставил своего лучшего друга пойти на этот бал, а после бала кричал посреди ночи под стенами Капулетти: «Ромео! Шут гороховый! Больной на голову! Любовник страстный!» и рассказывал о его связи с Розалин? И почему он, лучший друг, провоцирует Тибальта на драку, и делает все, чтобы окончательно того разозлить и устроить кровопролитие, в котором по воле судьбы он первым и погиб? Это совершенно не входило в его планы, и в отчаянии он проклял оба дома. Да, он родственник принца — ни Монтекки, ни Капулетти, а принца, и на протяжении всей пьесы он чего-то добивается, не раз подставляя своего лучшего друга. Завидя, как к Ромео подошла кормилица, что делает Меркуцио? Вспомни-ка…
— Посмеивается над ней…
— …и кричит «Сводня! Сводня!». В полдень. На всю площадь! Как тебе?! Вспомни-ка теперь монолог Меркуцио про королеву Маб… Читается он, действительно, как описание какого-то странного сна, но к концу ощущаешь какую-то боль, которая и заставляет Меркуцио так относиться к самой идее «насильно ноги раздвигать и выродков рождать». У Меркуцио есть своя история, которая и заставляет его подставлять и, не побоюсь сказать, мстить Ромео. Такой вот он, лучший друг.
Все с интересом слушали Филиппа, а Дэйвид будто впервые знакомился со своим персонажем, переосмысливал свою новую игру.
— Это действительно так? — с удивлением спросил он.
— Не знаю, — с удовлетворением ответил Филипп, — но мне эта версия по душе.
— А я? — широко улыбаясь спросила все это время молчавшая Зои, — как меня оживлять будете?
— Не буду, а будем. Вместе будем. Напомни, ты кто? — поинтересовался Филипп.
— Кормилица я, — все еще улыбаясь ответила она.
— Ох! Да в тебе еще больше секретов, чем в Меркуцио! Ну и как зовут девочку, которую ты выкормила?
— Джульетта.
— А может Сьюзен? — выдержав паузу, озадачил ее Филипп.
— Чего?! — вмешался Мартин. — Она же кормилица Джульетты…
— Она кормилица той, которую мы все знаем как Джульетту. Но может все-таки это Сью выжила в том землетрясении, случившимся одиннадцать лет назад, когда родители были в Мантуе — что, кстати, они там оба делали? — ведь они были ровесницами. Хочу опередить вас с вопросами о том, как могла мать не узнать подмены. Скорее всего она и узнала, и именно поэтому на протяжении всей трагедии всеми силами пытается уничтожить Джульетту. И в конце концов, такой вот поворот в сюжете дает нам единственное основание считать, что между Ромео и Джульеттой не мог произойти инцест.
Не сразу получится описать то, что произошло со всеми присутствующими. Аплодисменты, возгласы «Аааа!» и «Охохо!», смех и удивленные возгласы прозвучали почти одновременно. Наконец-то все присутствующие показали, что в состоянии двигаться и извлекать звуки. Зычно смеялся Симон, Алекс выпалил «Черт возьми, мне стал нравиться Шекспир!», Я'эль и Саад что-то быстро друг другу говорили, и ожил Фред. Он был здесь, видно было, что он понимал все, что происходило вокруг него. Он сидел с видом человека, который потенциально мог бы заявить о том, что это он им только что глаза открыл, и получал бы наслаждение от этого.
Заинтересованный, но немного смущенный, Аарон спросил:
— О чем это ты?
— Я это о том, о чем ты сам недавно заявил — о том, что мы не понимаем Шекспира, слепо водя глазами по строчкам и выкрикивая голые реплики. А он был практиком, почему в текстах и стоит искать прямые и косвенные указания на то, что нам необходимо для понимания сути. Ведь если спросить любого: «О чем Ромео и Джульетта?», то ответом будет: «Это печальная история о короткой, но чистой любви, сопряженной с трагическими обстоятельствами». Хотите знать мое мнение о том, о чем эта трагедия? Она обо всех