Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко

– Девочка спит, не буди ее, – стала она умолять мужа, понимая, что пришлось пережить дочери. – Поговоришь завтра, прошу тебя.

Петраков, ничего не ответив, прошел в гостиную. За столом сидели его сыновья и сестра с дочкой. Жена поставила перед Алексеем тарелку перловой каши с куском рыбных консервов и тоненький ломтик черного хлеба, на который положила кусочек рафинада к чаю.

– Все уже поужинали, – предупредила она мужа и махнула на сыновей полотенцем, прогоняя их спать.

– Я хочу с папой посидеть, – недовольно возразил старший Вячеслав.

– И я, и я! – моментально стал вторить ему младший Андрей.

– Я тоже хочу с папой, – запищала пятилетняя племянница, которую Мария тут же уволокла в кровать со словами: «Это не твой папа».

Алексей Матвеевич догадался: его сыновья, которые поужинали несколько часов назад, опять хотят есть, и ему, несмотря на зверский голод, было очень тяжело приступить к еде под их взглядами. Взяв ножик, он порезал хлеб на три части, потом щипцами расколол рафинад и положил кусочки на два хлебных ломтика.

– Ну, давайте, сынки, со мной чайку попьем, а то мне одному скучно. – Петраков протянул мальчикам незамысловатое угощение. – Лариса, налей им.

– Леша, ребята уже ели, – с укоризной взглянула та на детей.

– Пап, мы не хотим, – поддержал мать пятнадцатилетний Вячеслав, отодвинув хлеб.

Андрей, сглотнув слюну, промолчал, но по его взгляду было видно, что мальчик не согласен с братом и матерью.

– Ешьте! – нахмурил брови Петраков. – Я сегодня плотно пообедал в столовой.

Лариса знала мужа достаточно хорошо, поэтому решила ему не перечить. Также она знала, что талоны на сентябрьские обеды задержали и муж соврал. Она и сама, при возможности, подкладывала детям порции побольше за счет своей доли в семейном обеде, и лишь грустно вздохнула, наливая детям чаю. Андрюшка, не дожидаясь повторного приглашения, с удовольствием проглотил дополнительный хлебный рацион и, заложив кусок рафинада за щеку, стал запивать его кипятком. Вячеслав посмотрел на брата, на мать, перевел взгляд на отца, затем неожиданно встал из-за стола.

– Я спать хочу, спокойной ночи. – Взъерошил волосы младшему брату и быстро, словно боясь, что его остановят, убежал в спальню.

– Твой характер, – улыбнулась Лариса.

– Мужик растет, – кивнул Петраков, которому поступок сына сказал о многом.

– И я мужик, – надул губы Андрей, не понимая, что произошло, но почему-то почувствовавший себя не в своей тарелке.

– А ты вообще мужичище! – рассмеялся отец, придвигая младшему нетронутый кусок брата.

– Нет, это Славкин, ты что? – удивился Андрейка.

– Ну тогда отнеси ему в спальню, – предложила мать, и малыш с радостью кинулся исполнять ее поручение.

– Хорошие дети у нас, – улыбнулся Петраков, но, вспомнив о Насте, нахмурился.

– Так что с Настей случилось? – угадав его мысли, поинтересовалась Лариса.

– Да ничего особенного, завтра после разговора с ней расскажу. – Алексей не хотел пугать жену. – Пойдем лучше спать.

Но уснуть ему не удалось. Зазвонивший телефон – дежурный по управлению срочно вызвал Петракова на работу.

– Пусть Настя после занятий ждет меня дома, я в обед приду, – дал Алексей последнее указание жене.

Все лекции в университете Анастасия просидела, словно в анабиозе, слова преподавателей не вызывали ответной реакции мозга. Девушка прокручивала в голове события, связанные с погибшей подругой. В памяти всплывали неприятные лица продавщицы хлебного ларька, Бронислава Петровича Христофорова. Она еще раз осмыслила разговор с тетей Марией. Затем пришло воспоминание о душевнобольном, но очень добром молодом человеке и его бабушке из Волковой деревни. Насте стало стыдно, что она так и не выполнила данное им обещание насчет отцовых сапог. Но родители ей запретили туда ехать, так как там шел непрерывный артиллерийский обстрел и гибли люди. Последним вспомнился молодой человек Софьи. Он ей понравился еще при первой встрече, и мысли о нем почему-то заставляли ее волноваться. Красивый мужчина, с крепкой спортивной фигурой, от него исходила какая-то сила. Правда, Иван не показался Насте хорошо образованным, в его словах и жестах проглядывалось уличное воспитание, но этот недостаток почему-то не вызывал отторжения. Она понимала, что отец потребует подробных объяснений ее отношений с Софьей и людьми, окружавшими убитую подругу. Ей стало страшно за Ивана, который мог пострадать при расследовании уголовного дела.

«А ведь он, наверное, и не знает, что Софью убили, – подумалось девушке. – Интересно, насколько крепкие отношения их связывали?»

Настя постеснялась спросить Софью о том, кем ей приходится Иван: другом, любимым или просто хорошим знакомым. Она видела, что парень за подругой ухаживал, но в то же время заметила, как молодой мужчина смотрел на нее саму. Особенно ей бросился в глаза его гнев после ее рассказа о недостойном поведении Христофорова. Даже покойная подруга реагировала спокойней.

«Что это? Может, я ему понравилась?» – просочилась в голову девушки странная мысль, и Настя растерялась.

Размышления девушки были неожиданно прерваны объявлением о том, что последнюю лекцию отменили в связи с уходом преподавателя на фронт. И тут же к Насте пришло понимание, что ей нужно разыскать Ивана. Она вспомнила: парень говорил, что принят на работу на Бадаевские продовольственные склады. Не мешкая, пользуясь неожиданно предоставившимся свободным временем, девушка выбежала из здания университета, желая побыстрей найти Ивана и обсудить с ним произошедшую трагедию.

Ванька Зарецкий совершил с ворованными продуктами последний рейс. Склад-овощехранилище теперь был забит до отказа, продовольствия в нем хватило бы для прокорма жителей города по существующим проднормам на несколько дней. Цыган был рад тому, что теперь больше не нужно воровать продовольствие. Последние дни, после того как ушел от Софьи и поселился в общежитии, он все чаще сталкивался с теми несчастьями, которые нес горожанам недостаток продовольствия. Наблюдая за изголодавшимися людьми, особенно беженцами из оккупированных фашистами зон, каждый раз, получая по поддельным документам продукты, он испытывал злость к себе. Похожее на стыд чувство возникло у него чуть ли не впервые в жизни.

Ванька не понаслышке знал, что такое голод. Это невыносимое, животное ощущение он испытал сполна, когда малолетним беспризорничал по городским подвалам, и в детдоме, где персонал откровенно воровал, да к тому же порции отбирали старшие воспитанники. Потом были лагеря, где Цыган, несмотря на определенный авторитет, никогда не лишал простых лагерников их продуктовой пайки. Ванька получал удовольствие только от карманных краж или краж со взломом. Они ему нравились, потому что сначала возникал страх быть пойманным, который затем сменялся радостью от удачно прокрученной операции. Вот именно за ощущение перехода от страха к радости он и любил воровать. Но, в отличие от хищения продовольствия в начинающем голодать городе, в кражах денег, драгоценностей и иного имущества, по его уразумению, было все по-честному. Тем более что крали чаще всего по наводке у спекулянтов, вороватых функционеров Советской власти и других богачей. Да, людям наносили урон, но не по предметам первой необходимости, и тем более не ставили их в необходимость голодать. Ванька никогда не воровал у простых людей, которые едва сводили концы с концами. Поэтому теперь он радовался, что сможет вернуться к своим привычным занятиям, и уже подыскивал с помощью Шкета и Чеснока «жирную» квартирку.

За время перевоза продуктов молодые урки полностью признали Цыгана, и не только потому, что он был авторитетом. В отличие от жадного Деда, который выделял им из ворованных продуктов довольно скудный паек, которого не хватало на всех их родных, Цыган всегда разрешал им взять что-нибудь из перевозимого. Себе Ванька ничего не брал, считая это недостойным себя, но он жил один, и ему нужно было немного. А у Шкета на руках была больная неработающая мать и еще малолетние брат с сестрой. Чеснок же, родители которого были арестованы в тридцать седьмом году, жил со старой бабкой и дедом, которые нуждались в его помощи.

Подъезжая к воротам складов, Ванька заметил у проходной Анастасию и почувствовал, как у него забилось сердце.

– Заезжай без меня, – дал он указание Шкету и на ходу выпрыгнул из машины. По инерции налетел на Анастасию и, обхватив девушку руками, свалился вместе с ней на землю.

– Ой! – закричала та от неожиданности.

– Настенька, прости дурака, не рассчитал скорость, – по-ребячьи улыбался Иван, который при падении подстраховал девушку от ушиба и теперь лежал под ней на грязной дороге перед проходной.

– Ваня, разве так можно? Я со страху чуть не умерла! – никак не могла отойти от испуга Анастасия.

– Совсем ополоумели! – пошамкала рядом какая-то старушка.