Правовое регулирование международных частных отношений - Владимир Кудашкин

Вторым подходом к определению природы международного частного права является отнесение его к внутригосударственному праву. Одним из первых, кто в российской юридической науке заявил об этом, был Ф. Ф. Мартенс. В своем труде «Современное международное право цивилизованных народов» (1883 г.) он писал: «…международное частное право есть действующее право каждого цивилизованного народа»[170]. И далее: «…международное частное право есть органическая часть территориального гражданского права страны…»[171]

Последователем Ф. Ф. Мартенса в дореволюционной науке международного частного права стал Б. Э. Нольде, который считал, что «…международное частное право существует до сих пор как право позитивное лишь постольку, поскольку оно составляет часть внутреннего права того или иного государства»[172].

Именно этот подход был воспринят как основополагающий советской наукой международного частного права. Так, в одном из первых трудов в этой области, созданных в советский период, И. С. Перетерский подчеркивал: «Поскольку большинство норм международного частного права основывается на внутреннем законодательстве, идея “общего международного частного права” является лишь абстракцией или утопией, и в действительности имеется “французское международное частное право”, “английское международное частное право” и международное частное право РСФСР…»[173]

В последующем в рамках данного подхода оформилось два направления. Первое представлено сторонниками отнесения международного частного права к гражданскому праву в качестве его особой части (О. Н. Садиков, А. Л. Маковский, И. А. Грингольц, И. В. Елисеев и др.). Второе направление охватывает ученых, считающих, что международное частное право составляет самостоятельную правовую отрасль (И. С. Перетерский, В. П. Звеков, М. М. Богуславский, Г. К. Дмитриева, М. Г. Розенберг, Г. Ю. Федосеева и др.). Участие в спорах о структурной природе международного частного права не является задачей настоящего исследования, поэтому данная проблема рассматриваться не будет. Теоретический интерес представляет прежде всего вопрос о системной принадлежности международного частного права, т. е. входит ли оно в одну из известных правовых систем (международного права или конкретную национальную правовую систему), либо же представляет собой самостоятельное правовое явление. С этой точки зрения в рамках второго подхода международное частное право рассматривается сторонниками обоих направлений как право внутригосударственное.

Третьим подходом к определению природы и места международного частного права в системе социально-экономических отношений общества является рассмотрение его как самостоятельного системного явления, тесно связанного и с системой международного права, и с национальными правовыми системами. В наиболее законченном виде этот подход представлен в исследовании Р. А. Мюллерсона «О соотношении международного и национального права»[174], который обосновал существование международного частного права в качестве полисистемного комплекса.

В науке международного частного права утвердилось мнение, что основоположником данного подхода является А. Н. Макаров. Так, у М. М. Богуславского читаем: «В литературе получила развитие и третья точка зрения, которая первоначально в 20-е годы была высказана А. Н. Макаровым, а затем разработана Р. А. Мюллерсоном. Согласно ей нормы международного частного права, регулируя международные отношения невластного характера, состоят из двух частей, а именно из определенных частей национально-правовых систем и определенной части международного публичного права»[175]. Аналогичные утверждения можно встретить у Г. Ю. Федосеевой[176] и Л. П. Ануфриевой[177].

Вместе с тем данное утверждение не соответствует действительности. Обратимся к первоисточнику. В своей работе «Основные начала международного частного права» (1924 г.)[178] А. Н. Макаров пишет: «…я должен остановиться и на существующем в науке разногласии – признавать ли международное частное право правом международным или правом внутренним государственным… Можно было бы… предположить, что национальные коллизионные нормы покоятся на неписанных, обычно-правовых нормах международных, но предположение это решительно опровергается пестротой содержания национальных коллизионных норм. Следовательно, приходится признать безоговорочно национальные коллизионные нормы нормами внутреннего государственного права… Я склонен утверждать, что все расхождения между так называемыми “интернационалистами”, т. е. сторонниками международно-правовой природы международного частного права, и “националистами”, признающими эту отрасль правопорядка внутренним правом отдельных государств, имеют почву лишь постольку, поскольку речь идет о восполнении пробелов положительного коллизионного права». И далее: «Для меня лично, теорией, отвечающей современному уровню международного права, является теория раздельности двух правопорядков – международного и государственного. Логически неизбежным выводом этой основной теоретической предпосылки является признание раздельности и коллизионного международного и государственного права. Если так, нельзя заполнять пробелы внутреннего государственного коллизионного права правовыми началами коллизионного международного и обратно, пробелы международного коллизионного права правовыми началами отдельных национальных коллизионных систем»[179].

Как мы видим, А. Н. Макаров однозначно высказывается в пользу внутригосударственной природы коллизионного права с точки зрения предмета международного частного права. Деление же на международное коллизионное право и государственное коллизионное право у него обусловлено не постановкой вопроса о природе и месте международного частного права в системе социально-экономических отношений общества, а определением принципов заполнения пробелов, как в международном, так и во внутреннем законодательствах.

2.3.2. Международные частные отношения как подгруппа системы внутригосударственных отношений

В науке международного частного права подчеркивается, что с правовым регулированием международных отношений негосударственного характера дело обстоит сложнее. Эти отношения носят в определенной мере двойственный характер. Они выходят за пределы какого-либо одного государства и, следовательно, их правовое регулирование затрагивает интересы двух и более государств. То обстоятельство, что, с одной стороны, эти общественные отношения являются международными, а с другой стороны, участниками этих отношений являются субъекты национально-правовых систем, в значительной степени обусловливает сложности в определении места международного частного права[180]. Как отмечает Л. Н. Шестаков, данная проблема является теоретическим вопросом[181].

Вместе с тем при исследовании внутригосударственных отношений в науке не выработан методологический подход, позволяющий изучать их не как суммативную совокупность, а как системную целостность. Более того, в систему внутригосударственных отношений включается только один элемент – государство. Такой подход не соответствует реальной действительности.

Государство создается людьми. Оно является порождением общества. На регулирование социальных отношений в обществе, т. е. отношений между людьми и образуемыми ими социальными группами, в значительной мере направлена служебная функция государства. В силу того что государство создается для регулирования социально-экономических отношений в обществе, оно всего лишь один из элементов всей совокупности (целостности) этих отношений. Оно, конечно, играет ключевую роль в регулировании данных отношений, но роль служебную, подчиненную интересам людей и социальных групп, составляющих это общество. Государство, существующее только ради институтализации самого себя, не может восприниматься обществом как социальная сила, выполняющая по отношению к нему вполне конкретные социальные функции. Государство регулирует не только отношения, возникающие в нем самом, между ним и другими элементами общества, но и взаимоотношения, складывающиеся между этими последними. Однородная целостность этих отношений характеризуется системными признаками и образует систему внутригосударственных отношений, в которой государство является лишь одним из элементов. В надстройку этой системы входит правовая система. Она опосредует не только связи и отношения, возникающие внутри государства, но и его связи с субъектами системы внутригосударственных отношений – людьми и социальными группами, а также связи субъектов между собой. Поэтому когда говорят, что эти отношения выходят за пределы одного государства, то это не означает, что они выходят за рамки системы внутригосударственных отношений. Люди и социальные группы, относящиеся к одной системе внутригосударственных отношений, вступают в отношения с людьми и социальными группами другой аналогичной системы. Однако возникающие отношения не обладают системными признаками и не образуют системной целостности, т. е. самостоятельной социальной системы. Одними своими элементами эти отношения связаны с одной системой внутригосударственных отношений, другими – с иной системой. Таким образом, особенностью этих отношений является не то, что они образуют новую систему социальных отношений, а то, что они имеют привязку к различным системам внутригосударственных отношений. Именно эта связанность и вносит неопределенность в вопрос об опосредующей эти отношения правовой системе. Межсистемный характер указанных общественных отношений обусловливает особенность их правового регулирования, а именно необходимость создания в надстройке – правовой системе – механизмов, позволяющих определить ту правовую систему, которая имеет с этими межсистемными отношениями наиболее тесную связь. Таким правовым средством выступает коллизионное право. Р. А. Мюллерсон отмечает, что данные отношения «во многом отличаются от внутригосударственных отношений хотя бы уже их зависимостью от состояния и наличия соответствующих межгосударственных отношений»[182]. Однако указанная зависимость определяет только специфику указанных отношений, а не их принадлежность или непринадлежность к той или иной системе. Сами по себе некоторые особенности определенной группы отношений в рамках единой социальной системы могут свидетельствовать лишь о том, что они формируют в ней подгруппу, обладающую определенным своеобразием, но не имеющую таких системных свойств, чтобы сформировать на их основе собственную социальную систему.