Насекомые и волшебники, или Фотосессия (СИ) - Кальк Салма

— Я так понимаю, что отец Варфоломей хочет сказать следующее. Его сотрудница влюбилась в какого-то вашего сотрудника, но он её не замечает, а может быть — ещё и посмеивается, и вот она решила — во-первых, она нужна ну хоть кому-то, а во-вторых — так ведь можно доказать себе, миру и тому-самому-мужчине, что она прекрасна и счастлива? — перевела Элоиза.

— Вы очень точно описали ситуацию, госпожа де Шатийон, — мгновенно отреагировал Варфоломей.

— И кто это? — хмуро спросил Себастьен. — Ну, мой сотрудник, который посмеялся?

— Так я тебе и открыл тайну исповеди, ага, — хмыкнул священник. — Сам выясняй, если это тебе так важно.

— Элоиза, нам это важно? — обратился Себастьен к ней.

— Не знаю, — пожала плечами Элоиза. — Посмотрим, что будет дальше. Отец Варфоломей, скажите, а что находится в том вашем запертом хранилище?

Отец Варфоломей сделал страшные глаза.

— О, это великая тайна! — и сразу же рассмеялся. — Там предметы, которые у нас в работе — и живопись, и драгоценности, и рукописи. Такое положено держать под охраной.

— Ладно, разобрались, — Лодовико плеснул в бокал и присел на край стола. — А я выяснил, для чего господин Куарта и господин Тортора приглашали на свидания мужчин.

— Дон Скорпионе готов встречаться не только с дамами? — ухмыльнулся Карло.

— Если к тому есть весомый повод. А шантаж — весомый повод, как мне кажется. Донна Элоиза, вы снова оказались правы, это был именно шантаж. Люди, несмотря на все предупреждения, беспечны и болтают направо и налево, — мрачно сказал Лодовико.

— Сын мой, это говорит только о том, что обычно эти люди чувствуют себя в безопасности. И что именно ты их к этому приучил. Хорошо работаешь! — подмигнул Варфоломей.

— И кто из них такой проницательный — Скорпион или Паук? — раздумчиво спросил Себастьен.

— Оба хороши, по-моему, — ответил Лодовико.

— Следить вдвойне, — отрезал Себастьен.

6.11 О том, как полезно бывает вспомнить старые навыки

Вторая неделя. Четверг

На следующий день господин Джильи явился к Элоизе часов в одиннадцать.

— Добрый день, госпожа де Шатийон, — он хищно улыбнулся, пошевелил усами и уселся в кресло, не дожидаясь приглашения.

— Добрый день, господин Джильи, — она кивнула, не отрываясь от чтения файла.

Вот умеют же некоторые люди выбирать время для разговора! Сейчас ей совершенно некогда его слушать.

— Я подумал немного и понял, что был неправ в отношении вас. И, прямо скажем, самонадеян, — продолжал он, как будто не замечая её холодного приёма. — Конечно же, мне не стоило приглашать вас на ужин. Вам нужно предложить что-то более интересное, не так ли? Скажите, не желаете ли вы сходить со мной в оперу?

А вот это уже интересно. Почему вдруг опера?

— Благодарю вас, нет, — она продолжала делать вид, что читает файл.

— Неужели я опять не попал? А мне казалось, что этот вариант должен быть беспроигрышным.

Элоиза мельком подумала, что да, существовал такой вариант — пойти с ним в оперу и посмотреть вблизи, как он работает. Но все её ощущения, и человеческие, и сверхъестественные, вопили о том, что так поступать ни в коем случае не следует. Она воспользовалась этим всплеском ощущений, сосредоточилась, прислушалась к нему… и неожиданно его мысли раскрылись перед ней, как будто от резной шкатулочки отлетела на пружинах крышка.

Да, он хочет переспать с ней. И по делу, и просто так. Да, он считает, что неотразим, и если заполучит её хотя бы на раз, то она потом уже от него не отвертится. Да, он считает её зазнавшейся карьеристкой и неудачницей в жизни, раз она сидит тут одна и ночует у себя одна. И уверен, что если её уломать и приласкать, то она тут же станет ручной и послушной. Потому что она явно очень мало знает и о мужчинах, и о сексе — с её-то внешностью, и одна, и отшила весь штат кардинала, как говорят. И сделает всё, что он от неё захочет. То есть, подделает любые данные в любых документах и скажет, что так и было. А если она пойдет с ним в оперу и ужинать, но не захочет в постель, то у него есть некое средство, которое можно добавить в вино, которое не имеет выраженного вкуса или запаха. Но после которого все известные ему женщины на некоторое время утрачивают волю к сопротивлению, и можно довести их до какой-нибудь постели, а потом и вовсе засыпают и позволяют делать с собой всё, что душе угодно.

Эх. Была — не была. Риск, говорят, дело благородное.

Стол Элоизы, как и столы других руководителей отделов, был оборудован некоей кнопкой. Нажималась эта кнопка легким движением руки рядом с клавиатурой. И при нажатии активировались мощные камеры, очень внятно пишущие и звук, и изображение, в которых обычно не было нужды. Она щелчком пальцев заперла дверь — чтобы никто не помешал, вторым установила звукоизоляцию, а затем медленно и аккуратно лишила его воли. И даже не задумалась, насколько легко это у неё получилось.

— Скажите, господин Джильи, — начала она вкрадчиво, — а с Анной Нобиле вы тоже ходили в оперу?

Это была одна из тех трех дам, о которых в понедельник рассказывал Мартино Кастелли.

— Не понадобилось, — хвастливо ответил Джильи. — Она сама была рада закрутить со мной, кто бы мог подумать, что в таком тщедушном теле столько темперамента!

— И она была рада выполнить всё, о чём вы потом её просили?

— Ещё бы она была не рада! Я ей сказал после первой же встречи, что следующая будет только тогда, когда она мне поможет и сделает, как я скажу. Я и сказал — принести те документы, которые мне никак не хотели показывать. И там сразу стало понятно, что в них нужно изменить, чтобы получился нужный нашему заказчику результат!

— А кто сейчас ваш заказчик, господин Джильи?

— Как кто? Кардинал Сторчио. Он хочет сесть на место здешнего кардинала, больно уж место тёплое и хорошее. Он как раз слышал ту историю, о которой вы спрашиваете, ему понравилось, он захотел, чтобы мы сделали так же или просто с таким же результатом.

— Но неужели все три дамы так не любили своё место работы?

— Не любила одна, — усмехнулся Джильи. — Остальные две были всем довольны, и хотели работать там дальше, но трахаться с мужиком хотели еще больше, а никто из тамошних на них не зарился. Или они всем отказывали, ну вот прямо как вы, не знаю, в общем, глупые были. А чужой глупостью грех не воспользоваться! Как миленькие мне всё на блюдечке притащили! Правда, самая младшая была правильного воспитания, сначала всё не хотела в постель, её пришлось подстегнуть, чтоб согласилась, а потом всё ревела и говорила, что ни она мне не нужна, ни я ей не нужен, и зачем тогда это всё. Самая симпатичная из троих была, и грудь в порядке, и задница. Пришлось её сначала водичкой подпоить, а то ведь ни в какую не соглашалась, а потом угрожать, что всё расскажу её родителям, если не будет слушаться. И послушалась, как миленькая.

— Это та девушка, которая потом покончила с собой?

— Да вроде бы. Говорю же — глупая была. Подумаешь — мужиком больше или меньше!

— И что за водичка, которой вы её подпоили?

— А вот, — он с готовностью вытащил из внутреннего кармана пиджака обыкновенный пластиковый флакон, как будто из-под лекарства, небольшой, миллилитров на пятьдесят, с завинчивающейся крышкой. — Чудо-водичка, десять капель обеспечивают послушание объекта на два или даже три часа! Отличная разработка одной подпольной лаборатории!

— В самом деле, отлично, — Элоиза выдвинула нижний ящик стола, в котором лежали ручки, карандаши, листочки для записей и прочий канцелярский хлам, и строго взглянула на Джильи. — Подойдите, пожалуйста, сюда и поставьте флакон в ящик, — и надавить на него со всей силой, какая ей сейчас доступна.

Он подошёл, и молча поставил. Сел обратно. Элоиза задвинула ящик, заперла на ключ и добавила мысленно формулу. Теперь ящик сможет отпереть только она.

— Скажите, остальные члены команды кардинала в курсе о том, что вы делаете?

— Четверо. Тортора, Сассо и Куарта, — да-да, это наши всадники апокалипсиса. — И ещё Рокко Бальди, — а это тот самый, которого отшила Анна. — Остальные — мелочь под ногами, для ровного счета. Хотя Куарта говорит, что мы идиоты и что дела так не делаются, но он с нами работает в первый раз, и я скажу кардиналу Сторчио, что его надо уволить! Надо же, герой хренов, нашёлся тут — и женщин так использовать нельзя, и шантаж-то у нас грубый, и вообще здесь искать нечего! Раньше нужно было думать, когда денег захотел!