Братья по оружию или Возвращение из крестовых походов - Джордж Джемс

– Но что это за маскарад, сир Гюи? – удивился старик. – В честь чего вы так нарядились?

– Узнав, что вы будете проезжать здесь, – отвечал де Кюсси со всей откровенностью, – я приказал своим людям переодеться разбойниками и устроить засаду, чтобы, сделав вас своим пленником, заставить поохотиться в моем лесу да послушать баллады. Словом, чтобы вы отрешились от тех проблем и важных занятий, которыми всегда утружден ум ваш.

– Какая прелестная шутка! – восхитился сир Джулиан. – Но пойдемте со мной. Это юным красоткам, таким, как моя Изидора, нравится восторгаться прекрасными видами, я же любому ландшафту предпочитаю разговор о политике.

Де Кюсси кивнул, соглашаясь, и быстро стал подниматься по узкой лестнице на смотровую площадку.

– Помедленней, сир Гюи, подождите меня! – взмолился старик. – Вы идете так быстро, что я за вами не успеваю.

Де Кюсси должен был умерить свое нетерпение и подождать Джулиана. Наконец они вышли на площадку, где находилась Изидора. Едва она увидела рыцаря, как краска разлилась по ее щекам, а глаза радостно заблестели. Но, не желая выдавать своих чувств к нему, девушка отвечала на все вопросы ровно и даже чуть-чуть небрежно.

Между тем барон рассказал своей дочери о неудавшемся маскараде и, весело рассмеявшись, добавил:

– Как бы то ни было, но мы теперь в замке. И сир Гюи приглашает нас погостить у него несколько дней. Я согласен. А что скажешь ты, Изидора?

– Не беспокойтесь, батюшка, – отвечала она с напускным безразличием, – я как покорная дочь буду рада любому жилищу, которое вам понравится.

Мы не станем рассказывать, как прошел этот вечер и весь следующий день, лишь только упомянем о том, что сир Джулиан выкроил-таки время объяснить де Кюсси свои намерения. Он сообщил, что несколько весьма влиятельных баронов, возглавляемых Иоанном, английским королем, и Фердинандом, графом Фландрии, объединились с целью противостоять усилиям Филиппа-Августа, а также сказал, что был бы рад, если бы и де Кюсси присоединился к заговорщикам. На рассмотрение этого вопроса он дал рыцарю два дня, чему тот был очень рад, поскольку боялся прогневить графа немедленным отказом.

Ранним утром следующего дня молодой рыцарь и красавица Изидора прогуливались в прекрасной роще, прилегающей к замку. Горничная Алиса, сопровождавшая свою госпожу, то и дело удалялась, – она то собирала цветы, то гонялась за бабочками, – и влюбленные получили наконец возможность поговорить наедине.

– Ах, де Кюсси, если бы я была уверена, что эти чувства навсегда останутся в вашем сердце! Но они так слабы, так легковесны…

– Поистине, милая Изидора, – отвечал рыцарь, – вы не справедливы к моему сердцу. А оно совершенно не такое, каким вам кажется. Не знаю уж почему, но я всегда скрывал свои чувства. Возможно, я делал это из опасения быть осмеянным… Возможно. Я знаю лишь одно: с раннего детства я привык быть скрытным, уже тогда я умел прятать свою грусть за фальшивой улыбкой, и эта привычка вошла в мою плоть и кровь. Но верьте мне, Изидора, я никого, кроме вас, не любил. Мои надежды, мое счастье и даже сама жизнь зависят от вас. Вы верите мне?

В глазах Изидоры блеснули слезы.

– О, не пугайтесь, мой рыцарь, это не горестные слезы, нет. Я плачу от радости. Быть любимой вами – мое единственное желание. Но меня беспокоит, как к этому отнесется мой отец. Боюсь, он не даст своего согласия: он богат, а у вас почти ничего нет. Ах, если бы это зависело лишь от меня, я, не раздумывая, отдала бы руку и сердце рыцарю, который так меня любит. Но мой отец… Смею ли я противиться его воле?..

– Как! Не хотите же вы сказать этим, милая Изидора, – вскричал де Кюсси, – что согласны идти под венец с первым же богачом, которого представит вам ваш отец? Неужели покорность ваша столь велика, что вы готовы стать невольницей человека, которого не любите, в то время как сердце ваше принадлежит другому?

– Нет, вы не так все поняли, де Кюсси. Я лишь хотела сказать, что никогда не выйду замуж без согласия моего отца: долг дочери – повиноваться родителям. Но я не отдам руки никому… никому, кроме того, кого люблю.

– Добавьте еще одно словечко, прекрасная Изидора, – взмолился рыцарь, – что сказанное вами относится ко мне.

– Согласна, – отвечала она так поспешно, словно боялась, как бы слова эти не замерли на ее губах. – Никому, кроме вас. Довольны ли вы? Даже если отец заточит меня в монастыре, что, однако, я думаю не случится, так как он любит меня, то я все равно останусь вашей и мыслями и душой. Однако, отец может угрожать и настаивать на моем браке с кем-либо из рыцарей по его выбору, поэтому, прошу вас, де Кюсси будьте осторожны в разговорах с ним, чтобы он не отказал вам в моей руке: что сир Джулиан скажет раз, того уже не изменишь, даже если он будет видеть нас умирающими у его ног.

– Я буду сдержан и осторожен в разговорах с графом, – обещал де Кюсси. Он сел рядом с Изидорой на дерновую скамейку около дуба, созданную самой природой, и излил в словах, подсказанных ему пламенной страстью, всю свою любовь к девушке. Глаза смотрели в глаза, руки девушки доверчиво лежали в руках рыцаря: они были полностью поглощены друг другом.

Это сладкое забвение двух любящих сердец, прервал голос Алисы. Они отвели взгляд друг от друга и увидели перед собой сира Джулиана.

– Очень хорошо! Превосходно! – воскликнул старый рыцарь. Ступай в замок, Изидора; и ты также, Алиса. Я задержусь. Мне надо поговорить наедине с нашим благородным хозяином.

Изидора повиновалась в молчании. Уходя, она бросила умоляющий взгляд на де Кюсси как бы напоминая ему об обещании сохранять терпение и не раздражать дю Монта.

– Не ожидал, сир Гюи, что вы такой прыткий! Вот так гостеприимство! Что ж, спасибо за урок. Нечего сказать, порадовали старика. Теперь мне понятно, для чего вы устроили этот спектакль с переодеванием. Но говоря, что сделали это из благих побуждений, вы так и не открыли истинной причины. Правда же заключалась в том, что вы без моего ведома хотели жениться на моей дочери, – не так ли? Да что говорить… еще раз покорнейше благодарю за горький урок. Впредь буду знать, с кем водить дружбу…

– Вы ошибаетесь, сир Джулиан, – отвечал де Кюсси спокойно. – В моих намерениях и поступках не было злого умысла. Если вы в чем и правы, так только в одном: да, я беден… Но разве бедность – такой уж тяжелый грех? Так уж случилось, что мы с Изидорой полюбили друг друга, и мне бы хотелось надеяться, что вы, узнав о наших взаимных чувствах, не откажете нам в согласии.

– Что?! – гневно прервал старик. – Да как вы посмели вообразить такое! И что вы можете предложить взамен десяти тысяч марок ежегодного дохода, который унаследует моя дочь? Ваш ветхий замок? Или вот этот старый жиденький лес? Нет уж, увольте: я не столь великодушен, как вам могло показаться. И, чтобы впредь не возвращаться к этому разговору, хочу сообщить вам, – добавил он важно, – что я обещал руку моей дочери Вильгельму де ла Рош Гюйону, человеку благородному да и богатому к тому же.