Мистификация - Клиффорд Ирвинг

– Один экземпляр мне, другой – "Макгро-Хилл", третий – Хьюзу.

– По-моему, ты слишком близко к сердцу принял это дело, – сказал мой друг. – Хьюзу копия не нужна.

– Да, похоже, ты прав. Пора отдохнуть.

Я решил отдохнуть от трудов на пляже отеля "Эль Сан-Хуан" в Пуэрто-Рико. Перед этим на третий день после разговора с Диком самолет доставил меня в Нью-Йорк, где, зарегистрировавшись в отеле "Алгонкин", на следующий день я уже обедал с Беверли Лу, Робертом Стюартом из "Макгро-Хилл" и Россом Клэйборном, исполнительным редактором "Делл букс", главным издательством, специализирующимся на книгах в мягких обложках. "Делл" напечатало мою последнюю книгу, "Подделку!", и Клэйборн, молодой смышленый специалист, уделял мне внимание прямо пропорционально ее продажам, что, в общем-то, было справедливо.

– Не могу тебе сказать, над чем сейчас работает Клифф, – заговорщицки подмигнула мне Беверли, – но это определенно самый фантастический проект года.

– Десятилетия, – добавил Стюарт.

Едва скрываемое выражение глубокой скуки на лице Клэйборна свидетельствовало о том, что подобные речи ему доводилось слышать не раз.

– Звучит интересно, – пробормотал он.

Беверли не поколебал его пренебрежительный тон.

– Когда придет время, – пообещала она, – ты еще припомнишь наш разговор.

В этот день и в течение всего следующего я вел переговоры с редакторами и чиновниками "Макгро-Хилл". Мне объяснили, что в интересах секретности Хьюзу присвоено кодовое имя Октавио, в память о моей достославной поездке в Мексику, а сама книга будет называться "Проект "Октавио"".

– Точно так же поступили в "Лайф", когда работали с мемуарами Хрущева, – поведала мне Беверли. – Они назвали это проект "Джонс". Кстати, мы хотели бы привлечь их, продав им авторские права на публикацию в периодическом издании. Только они смогут провести все четко. Да и, скорее всего, только "Лайф" сможет заплатить требуемую нами сумму.

– А это сколько?

– Пока официально установленный рекорд двести тысяч долларов. Я хочу его переплюнуть.

– Но они будут держать рот на замке?

– О проекте "Джонс" знали только три человека до самой публикации. К тому же у них самая лучшая подборка материалов. А тебе это может помочь в твоих изысканиях.

– Ты имеешь в виду материалы по Хьюзу?

– Разумеется, а там должно быть много всякого, принимая во внимание то количество статей, которое они ему посвятили за последние сорок лет.

– Я бы не возражал увидеть это сокровище. Оно может избавить меня от уймы работы.

– Позволь мне уладить этот вопрос, – предостерегла меня Беверли. – Не надо излишне суетиться.

В результате я, Беверли и Ральф Грейвз, редактор журнала "Лайф", оказались за одним столом в ресторане "Барбета". Мне сразу понравился этот человек: уже за сорок, глубокий голос и голубые глаза, проницательность и цепкость которых смягчались очками. Я считал эту встречу принципиальной. "Макгро-Хилл" – это одно, а вот "Лайф" – совсем другое. Если кто и усомнится во мне, то наверняка это будет "Тайм инкорпорейтед"; у них было достаточно источников, чтобы проверить не только окончательный вариант книги, но и россказни, которыми мне придется потчевать своих работодателей в период ее создания. "Осторожно. Не гони лошадей", – предостерег я себя. Но после третьего бокала мартини Беверли неожиданно сказала:

– Расскажи Ральфу о своей первой встрече в Мексике.

Я начал излагать уже набивший оскомину рассказ о встрече в горах и сумасшедшем полете в Теуантепек. Грейвз кивал.

– А теперь расскажи Ральфу о Пуэрто-Рико и бананах.

Я чувствовал себя малышом, которого заставляют сыграть фугу Баха на взрослой вечеринке. Вообще-то, мне полагалось лежать в кроватке, почитывая комиксы, но пришлось проявлять таланты. Идея банановой истории осенила меня в самолете, по пути из Сан-Хуана в Нью-Йорк, и основывалась на случае, который мы с Эдит пережили в 1965 году.

Меня встретил в аэропорту Сан-Хуана, начал я историю, пуэрториканский эквивалент Педро. Этого парня звали Хорхе. Он забрал у меня контракты, чтобы доставить Хьюзу, которого знал как мистера Фрэзьера (имя я выбрал из-за грядущего боя Мухаммеда Али), а затем зарегистрировал меня в отеле "Эль Сан-Хуан".

– Оставайтесь в своем номере, – наставлял меня Хорхе. – Мистер Фрэзьер может позвонить в любую минуту.

Вспомнив долгое ожидание в Оахаке, я ответил:

– Вообще-то, вполне возможно, мне захочется прогуляться или поплавать.

– В этом случае мы позовем вас как мистера Келли.

– А если в отеле остановился еще один мистер Келли?

– Этого не может быть, – объяснил Хорхе. – Здесь сейчас одни нью-йоркские евреи.

Парень, продолжал сочинять я, позвонил мне на следующее утро и попросил спуститься в холл, откуда провел к припаркованной на соседней улице машине. Там, на переднем сиденье, сидел Ховард Хьюз в косматом черном парике. (Если Эдит придется мучиться в этой штуке, подумал я, то чем он хуже?)

– Стоил мне девять долларов девяносто пять центов в "Вулворте", – объяснил он. – Ты не знаешь, как я рискую, встречаясь с тобой таким образом. Они всегда где-то рядом.

Затем мы поехали во влажный тропический лес, куда прибыли на закате. Я сидел за рулем. Ховард сказал мне, где надо остановиться, и спустя несколько минут из густой заросли деревьев появилась крестьянка с корзиной бананов на голове. Ховард велел мне купить дюжину.

– Он съел шесть штук сразу, – рассказывал я Ральфу Грейвзу – Объяснил, что они плохо переносят перевозки. Очень толстые, коротенькие, сладкие бананы. Ховард сказал мне, что бананы, которые продаются в Америке, сделаны из пластика. Я ответил, что считаю пуэрториканские бананы самыми вкусными из всех, что пробовал. Хьюз неожиданно стал очень дружелюбным. Ему нравятся люди, знающие толк в бананах. Мы прошлись по контракту, и у него не было практически никаких возражений. На следующий день мы снова встретились и подписали все прямо в машине.

– Покажи ему заметки, – проинструктировала меня Беверли.

В самолете, по пути из Сан-Хуана в Нью-Йорк, я заполнил целый блокнот на спиральке своими воспоминаниями о разговорах с Хьюзом и теперь зачитал их Грейвзу. Ховард изложил мне свои взгляды на женщин, бананы, одиночество старости, Восточный блок, дружбу, кредитные карточки и мормонов. Он ценил бананы выше мормонов, что, на мой взгляд, было хорошим знаком, так как его ближайшее окружение состояло практически целиком из мормонов, а именно они, в конце концов, могли помешать завершению моего труда.

Ральф Грейвз терпеливо, внимательно слушал, но трудно было сказать, являются его постоянные кивки знаком одобрения или сомнения. Он был вежлив, но без удивления или излишней экзальтации. Я принялся разглагольствовать о секретных экспедициях Ховарда в Эфиопию.

– Он там летал. А в компании об этом не знала ни одна живая душа. У "Транс уорлд эйрлайнз" был контракт на организацию эфиопских авиалиний...

– И Хемингуэй... – подсказала Беверли.

– Да, он знал Хемингуэя, – вспомнил я. – Долго дружил с ним, что вообще мало известно. Познакомились они, скорее всего, на Кубе.

– У нас хорошие отношения с Мэри, – заметил Грейвз. – Мы можем спросить ее об этом.

– Мэри?

– Мэри Хемингуэй. Его жена.

– Интересно, встречался ли с ней Ховард... – подумал я вслух, интонацией намекнув, что, по-видимому, шансы на это минимальны.

– Давайте посмотрим письма, – решил Грейвз.

Я выложил их на стол; Ральф поправил очки и усердно принялся просматривать заполненные корявыми буквами листки. Спустя некоторое время он наконец добрался до последнего письма, в котором Хьюз излагал причины, которые подвигли его на создание биографии. Вдруг что-то привлекло его внимание на второй странице.

– Смотрите! – воскликнул Грейвз, протягивая нам исписанный лист бумаги.

– В чем дело?

– То, как он пишет букву "и". Видите? Он как бы проходит по ней два раза, перечеркивает пером там, где недостаточно чернил было в первый раз.

– Не замечал.

– У него такая привычка, – объяснил Грейвз. – Я уже видел подобное в других его письмах, которые хранятся у нас. Очень характерно. Собственно, как и особенная фразеология. – Он с улыбкой протянул мне руку: – Думаю, вы заслуживаете поздравлений. Вы преуспели там, где профессиональные журналисты терпели полное фиаско последние пятнадцать лет.

– Поздравлять надо, когда книга будет закончена, – скромно сказал я, мало погрешив против истины. – До сих пор не знаю, что из этого всего выйдет. Но все равно спасибо.

Два зачеркнутых "и" в моем письме от Хьюза были помарками, которые я оставил, чтобы придать общей картине эффект естественности. В подлиннике, использованном мною в качестве образца, как и в копии "Лайф", не было и следа этих характерных ошибок. Заблуждение памяти Грейвза удивило и польстило мне. Только много позже, обдумывая произошедшее в более приватных условиях, я понял, что же произошло на самом деле. Как и все остальные, он был слишком человечен – он просто хотел верить.