Я. Философия и психология свободы - Сергей Юрченко

Существует целая дюжина эзотерических знаков, которые с древности были распространены по всему миру среди самых разных человеческих культур. Они начинаются с простых геометрических фигур: круг, квадрат, треугольник, крест. Все они интуитивно близки нам. А далее идут более сложные фигуры: круг становится змеей, треугольник – иерархической пирамидой и т.д. Все эти фигуры содержат в себе какую-то интуитивную эстетику, которая не ограничивается геометрической пропорциональностью их форм. Даже совершенно трезвому в метафизическом смысле взгляду индийские мандалы доставляют удовольствие своей красочной гармоничностью.

Принято считать, что изображение змеи, кусающей свой хвост, пришло к нам из Древнего Египта.

Этот символ вечности принято называть «уроборус» (др.-греч. οὐροβόρος, букв. «пожирающий хвост»). По другой версии это – «абра-кад-абра» или «одно-в-одном». Она служит символом девиза: «Познай самого себя». Но для змеи (и всех нас) желание поглотить самую себя – бессмысленное занятие. В буддизме утверждается, что только в состоянии отказа от самосознания, в его остановке, именуемой нирваной, можно вернуться в нуминозное Я. Только смерть освобождает нас от самих себя. Душа, будь она бессмертной, никогда не расстанется с собою и не обретет свободу. И тогда змее, кусающей свой хвост, никогда не разомкнуть это колесо сансары.

На протяжении всей этой книги мы часто будем обращаться к индийской философии, и поэтому нам следует сразу оговорить детали нашего словоупотребления. Авторитет Вед и священных текстов индуизма и буддизма имеет для нас значение лишь в той мере, в какой они отражают интуитивное знание человека. Однако поразительная порою глубина человеческой интуиции, которая полностью относится к правополушарному образному мышлению, является по природе своей синкретической, смешанной, она порождает неотчетливые понятия, и вызывает, как следствие, невразумительную терминологию и неоправданную синонимию, когда разные слова при тщательном анализе отсылают к одному и тому феномену. Поэтому я будут трактовать основные понятия индуизма и буддизма без педантизма, но исходя из стремления к ясной, отчетливой логике. В таком подходе упрощение неизбежно и должно даже приветствоваться (конечно, не в ущерб смыслу).

Будем идентифицировать самосознание (Оно) с индуистским личностным атманом, он же – джива, он же – пуруша (который в Аюрведе подразумевает комплекс психических особенностей индивида). В свою очередь атман (душа) лингвистически созвучен Атману (санскр. आत्मन् «самость, дух», высшее «Я»), который по смыслу индуистских текстов есть Дух космогонического Брахмана (санскр. ब्रह्मन् от बृह्, brh, «расти, нарастать» и मन्, man, «отражать, мыслить»). Впоследствии тождество Атмана и Брахмана стало принципиальным в Веданте. В учении Гаутамы душа, представленная потоком дхарм, как законченная сущность отвергается, поскольку находится в состоянии бесконечного становления. Ближе всего к этому статусу оказывается анитья (санскр. अनित्य, anitya), составляющая наряду с дукхой и анатманом три признака существования. Анитья в буддизме проявляется как процесс роста и старения личности (и продолжается в череде ее перерождений).

Т.о. в нашей терминологии анитья есть поток самосознания. Тождество Атмана и Брахмана становится для нас вопросом простой синонимии, но анитья (душа) больше не является уменьшенной копией большого Атмана (а вместе с ним и Брахмана). Примем по определению, что Брахман (Атман) есть Сознание (нуминозное Я), а анитья – это самосознание (индивидуальное Оно). Его дхармы есть ничто иное как феномены этого самосознания – акты восприятия и мышления, для которых в современной психологии и философии накопилось множество имен: акт, перцепция, интенция, гештальт, паттерн и т.д.

«Если я могу закрыть глаза и дать им немного отдохнуть, то я не в состоянии отрешиться от того, что я нахожусь в своем теле или что я тот же человек, которым был десять секунд или десять лет назад. Мне никуда от этого не деться, т.е. механизм самовосприятия функционирует непрерывно», – комментирует нейробиолог У. Сили. Иначе говоря, естественное состояние самосознания есть состояние непрерывного возврата к себе, т.е. состояние змеи-абракадабры, а нирвана как остановка потока самосознания – это растворение Оно в Я, аннигиляция анитьи в Брахмане. Змея должна перестать есть себя. Познание самого себя – процесс потенциально бесконечный. Именно таков смысл колеса бытия - сансары, которую будда (самосознание) разрывает нирваной, безвозвратно исчезая при этом в панпсихическом Сознании.

Древние египтяне часто рисовали над змеей-абракадаброй Всевидящее Око, которое зрит на мир изнутри нас. Это око видит все, но оно не видит себя. Потому что оно и есть нуминозное Я. Об этом едином Я так говорится в Катха-Упанишаде (1 ,2, 7-12-18): «Это Я, о котором не удается даже услышать многим, которое многие не понимают, даже слушая, – объясняющий удивителен и принимающий удивителен, удивителен тот, кто знает, по наставлению сведущего… Разумный человек оставляет веселье и скорбь, развивая сосредоточение ума на Я, медитируя тем самым на древнее Божество – непостижимое, недоступное, расположенное в разуме и находящееся посреди страдания… Всеведущее Я не рождается и не умирает. Оно не возникло из чего-то, ничто не возникало из Него. Оно нерожденное, вечное, неразрушимое, древнее. Оно не повреждено, даже когда убито тело. Если убивающий думает о Нем словами убийства, и если убиваемый думает о Нем, как об убиваемом, оба они не знают. Оно не убивает и не убиваемо. Я, которое тоньше тонкого и больше великого, помещено в сердце каждого живого создания. Не имеющий желаний человек, благодаря безмятежности органов, видит эту славу Я, и свободен от скорби».

Всевидящее Око есть очи Творца. Разве библейский бог создает мир руками, будто жалкий ремесленник? Он создает его взглядом своего Ума. «И увидел Бог, что это хорошо», - сказано в книге Бытия. Увидеть мир – значит создать его как физический Замысел. Но затем, когда мир уже сотворен в очах Творца, нуминозное Я хочет увидеть себя в этом мире. Ведь воссесть на престол в этой нейролингвистической реальности, сотворенной Словом (Логосом), – значит увидеть самого себя на этом престоле. Это – акт самоутверждения всякого царя. Однако, обратившись на себя, Око перестает быть Сознанием и становится самосознанием – одним из нас, той самой змеей, кусающей свой хвост. В этой эзотерике заключена совершенно прозрачная логика.

Комментарий мы найдем в теории множеств, созданной Г. Кантором. В этой базовой для всей математики теории никакое множество не может быть элементом самого себя. Это условие основано на нашем всеобщем убеждении, озвученном еще в древности: целое не может быть частью самого себя. Иначе говоря, всякая вещь необходимо равна себе самой: А = А. И невозможно такое, чтобы какая-либо вещь была меньше себя6 А < А. В противном случае однозначность мира полностью разрушается и становится невозможным утверждать что-то определенное об этом мире в рамках нашей логики. Ведь если целое может быть частью себя, то как часть оно опять должно быть частью себя. И тогда речь уже идет о бесконечной последовательности вложений вещи в самую себя, у которой нет ни начала, ни конца:

…< A < A < A < …

Подобное можно увидеть на коробке с кукурузными хлопьями, где изображен мальчик, держащих в руках эту самую коробку. Понятно, что на той коробке опять должна поместиться меньшая коробка, а в ней – еще меньшая и т.д. Но в реальности такого не бывает. Таким образом, формальное правило, согласно которому никакое множество не может принадлежать самому себе, является фундаментальным условием для нашего мышления и тождественному ему мира. Это – важно, ибо речь идет не только о каком-то абстрактном изыске, но и о принципах нашего разума. Именно поэтому таким значительным оказывается то, что в теории множеств Кантора вскоре был обнаружен очевидный парадокс. Поскольку математика , как и библейский мир, творится словом, а множество – это лингвистический объект, который полностью задается неким формальным свойством, то его можно определить любым мысленным предикатом (быть числом, быть функцией, быть человеком, быть мальчиком, купающим красного коня и т.п.).

Итак, пусть М есть по определению множество всех множеств, которые не являются элементами самих себя. То есть М – это собрание всех «правильных» множеств. Является ли оно само правильным? Если М – правильное множество, но оно не должно быть элементом самого себя. Но тогда оно является элементом М по его определению, т.е. принадлежит себе. Это – несообразно. Следовательно, М не может быть правильным множеством, а значит не может входить в собрание М, т.е. быть элементом самого себя, но тогда оно есть правильное множество. Опять несообразность.