Бесплатных пирожных не бывает! - Николай Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юрий Петрович так озверел от навязчивых мыслей и тоски, что взял с полки томик Достоевского, начал перечитывать, листать «Преступление и наказание», незаметно задремал. Снилось нечто голубое и спокойное, цветные сны он видел довольно часто. Он так расслабился в зыбком покое видений, что дверной звонок чуть не подбросил его в кресле.
– Лев Иванович, какими судьбами? – Лебедев неловко растопырил руки, готовый действительно обнять шагнувшего через порог Гурова. – Вот радость нечаянная! А я, признаться, соскучился, честно сказать, привязался я к вам. Вы ведь вроде как бы моя совесть, раздельно с грешным телом кочующая. Перебрали вы тогда в «Загородном», надеюсь, добрались благополучно?
Гуров прошел в комнату, не снимая сырого плаща, провел ладонью по влажным волосам, сказал:
– Должен сообщить вам пренеприятнейшее известие…
– Неужто прибыл ревизор?
– Хуже. Я нашел способ доказать вашу вину. Вы напрасно отравили меня, теперь-то я уж точно не отступлюсь. Вот, пожалуй, и все. Не прощаюсь. Мы вскоpе увидимся.
Пока Лебедев подыскивал достойный ответ, Гуров вышел на лестничную площадку, полуобернулся и добавил:
– Вы сейчас начнете искать ответ на вопрос, зачем же я приходил. Скажу. Я пришел, чтобы напугать вас. Вы перестанете спать, есть, будете думать и думать, окончательно запутаетесь. Именно этого я и добиваюсь. Не мучайтесь, явитесь с повинной.
Гуров сел в машину и поехал домой. На душе было муторно, разговор, к которому он тщательно готовился, получился театральный, фальшивый. Гуров заранее выверил каждую фразу, но когда увидел нелепую фигуру Лебедева, его поклон, растопыренные неловко руки, услышал елейный голос, то разозлился, заготовленные слова забыл и произнес фразу из «Ревизора». Как мы не можем объяснить, почему нам вдруг приснился школьный приятель, которого мы не видели и не вспоминали много лет, так Гуров не мог понять, каким образом у него выскочила гоголевская фраза.
Ладно, произнес он про себя расхожее слово полковника Орлова, что сделано, то сделано. Надо жить дальше. Приняв столь разумное решение, он начал думать не о дальнейшем развитии операции, а вспоминать Риту и Ольгу, своих товарищей по работе, собственные слова и поступки. «Неужели Петр Николаевич прав и я эгоцентрист-себялюбец? Одних людей я люблю, к другим равнодушен. Есть и такие, которых недолюбливаю. Так наверняка живет подавляющее большинство. Я никогда никого не стремлюсь унизить, с человеческим самолюбием считаюсь, не считаю себя лучше… – Тут Гуров себя прервал. – Считаешь, считаешь, очень даже часто, не лги себе, Гуров, и кончай заниматься самоанализом, есть проблемы более важные». И тут же выскочила мысль посторонняя: вечером позвонить Рите, узнать, как девочки живут, постараться разговаривать ласково, душевно.
Иван Лемешев изнывал от безделья. Он получил в сберкассе оба вклада, больший забрал себе, пять тысяч разделил, отнес половину Юрию Петровичу. Иван и не заметил, как вместо «мухомора» и «старика» начал называть Лебедева шефом либо по имени-отчеству. Двадцать тысяч, гонорар за выстрел в Кружнева, Иван убрал в тайник, который оборудовал в гостинице давно, там держал и пистолет. Появилась шальная мысль: пистолет уничтожить, он – единственная серьезная улика. Но новый сейчас добыть негде, а сколько стоит Иван Лемешев без оружия? Денег, при его образе жизни, хватит на год, а дальше?
Жил он скучно, однообразно. Выпить как следует, загулять – нельзя. Женщины для души не было, для постели, конечно, находились, так это времени не занимает. Иван неожиданно размечтался о тихом провинциальном городке, в котором был прописан и «работал», о доброй, простой женщине, даже не подозревавшей, чьи рубашки стирает, кого ждет по вечерам, с кем ест за одним столом, спит в одной постели. А чем не жизнь? Тоска подкатывала, и, наконец, Иван не выдержал и достал из чемодана коробочку со шприцем. Иван не считал себя наркоманом, не кололся регулярно. Подкалывался время от времени, снимал напряжение. Видимо, у него был очень здоровый, сильный организм, так как наркотик над ним власти пока не приобрел. Иван в этом не сомневался, убежденный, что «на игле» сидят лишь слабовольные придурки. И не замечал, что интервалы между подкалываниями медленно, но неумолимо сокращались, а дозы зелья увеличивались.
Юрий Петрович не знал настоящего имени своего гостя, звал Иосифом, видел третий раз в жизни, но твердо был убежден, что этот человек – лицо, приближенное к Императору, находящемуся сейчас под следствием и держащему в своих руках ниточку, на другом конце которой висела судьба Лебедева. Иосиф, как и в прошлые встречи, был неряшливо одет, небрит. Он был грустен и говорил извиняющимся тихим голосом, постоянно шмыгая носом. Впервые Иосиф появился у Лебедева вскоре после ареста Императора и «попросил» для его семьи деньги, а также предложил ликвидировать опасного свидетеля, который являлся ближайшим помощником Лебедева, находился пока на свободе, но, в отличие от Юрия Петровича, серьезными средствами не располагал, потому на него табу и не распространялось. Так Лебедев и увяз в грязной истории на юге, где познакомился с Гуровым и чуть ли не смирился с судьбой, но спас Иосиф. Он дал возможность взять за горло местного милиционера, вырвать из рук Гурова исполнителя, уйти чистеньким самому Лебедеву. Конечно, Юрий Петрович отлично понимал, что Иосиф спасает не его, а кассу, но факт остается фактом, помощь пришла тогда в последний момент, и помощь неоценимая. И наконец, именно через Иосифа передали сведения об отстранении подполковника Гурова от дела, и, как убедился Лебедев, информация оказалась достоверной.
Юрий Петрович понимал: раз человек не позвонил, а прилетел лично, значит, дело чрезвычайно важное. Иосиф позвонил из аэропорта и через час уже выкладывал на кухне Лебедева привезенные подарки. И сами подарки, и поведение гостя были таковы, что казалось: разыгрывается для неизвестного зрителя сцена прибытия в Москву заботливого родственника с далекого юга. Иосиф, сильно сутулясь, втащил в квартиру корзинку и чемодан и теперь раскладывал на столе и подоконнике свои дары: дыню, виноград, грецкие орехи и круг сулугуни, баночки с аджикой и бутыль с ткемали, завернутую в фольгу бастурму и бутыль домашнего вина.
– Вот так. Тяжелые времена, но не скудеют наши земли, – Иосиф, потирая руки и шмыгая носом, с довольным видом оглядел свои подарки, будто до конца выполнил возложенную на него миссию, а сейчас выпьет чаю, расскажет о многочисленных родственниках и уйдет.
– Большое спасибо, очень благодарен, – произнес Лебедев, взял сверток с бастурмой, закатил глаза. – Потрясающе.
«Черт бы вас побрал, фальшивых, неискренних показушников», – думал он, усаживая гостя, справляясь о погоде, дороге, здоровье жены и детей, не имея понятия, существуют ли они вообще.
– Ты стал для нас как брат, – сказал Иосиф, выпив вторую чашку чая и жестом отказываясь от следующей.
«Начинается, – понял Лебедев, – сейчас меня, как ближайшего родственника, распнут на кресте».
– Твоя беда – наша беда, твоя забота – наша забота.
– Да, да, я знаю. Когда начнется суд? – не выдержал Юрий Петрович.
Иосиф зашмыгал носом, посмотрел грустно – не поймешь, то ли с осуждением, то ли с пониманием.
– Нам нужна твоя помощь. Твой брат не хочет видеть тебя рядом на жесткой скамье.
– Не повторяйся, – разговор зашел о деле, Лебедев приобрел уверенность. – Не стоит меня пугать. Я вам нужен на свободе, братская могила хороша только для неизвестных солдат.
– Грубый ты человек, русский, – глаза Иосифа были полны укоризны.
– Прямой. Мы не братья, даже не сестры, а деловые партнеры, кончай свои восточные сказки, переходи к делу.
Иосиф потер сизые небритые щеки, затем вроде бы смахнул слезу.
– Трудно с тобой…
– Я же сказал, кончай! – повысил голос Лебедев. – Зачем прилетел?
– Помочь тебе. Вы, русские, словно не одной крови. Даже шакал не душит шакала. А твой полковник хочет загрызть тебя.
– Гуров пока не полковник, – ответил Лебедев. – Что тебе известно?
– Его хотят уволить, и он взбесился, хочет отмыться твоей кровью, ты нам брат…
Юрий Петрович махнул на Иосифа рукой, вышел в гостиную, принес бутылку коньяка, налил в два бокала, отхлебнул.
– Уволить? Это было бы неплохо. Такие дела враз не делаются. Не ждал я от тебя хороших вестей, спасибо, – Лебедев чокнулся с бокалом Иосифа. – Наберемся терпения и подождем.
– Дело твое, но деньги нам нужны сейчас, – голос Иосифа потерял елейность.
– Что вы, как нищие, побираетесь? У ваших единокровных мало денег? Они могут купить госбанк, пошарьте в своих закромах.
– Не лезь в чужой карман. У тебя наши деньги, отдай, – Иосиф заговорил даже без акцента.
– Я не отказываюсь, приходи завтра, приготовлю, свои долги я всегда плачу, – ответил Лебедев, радуясь, что можно враз покончить с этим гиблым делом.