Книга русских инородных сказок - Макс Фрай

Мысль о бородатой женщине не покидала Пушкина, когда он расположился в Летнем Саду на скамейке и сделал От.

К Пушкину сзади подошел осторожно баснописец Крылов. Поглядел на Пушкина да и пошел восвояси, грузный, похожий одновременно на собственный памятник и на голубя, этот памятник только что обосравшего.

Шел и делал по дороге какое-то важное междометие из очередной басни.

……………………

Наутро Пушкин проснулся, дыша давешним ромом и ощущая желудочные спазмы в том месте, где у людей обыкновенно находится голова.

Рядом на подушке лежало что-то отвратительное, похожее на кусок чего-то другого, еще более отвратительного.

«Наташа, пить…» — просипел Пушкин, умиляясь слабости собственного голоса.

«То-то, пить, — отозвалась Наталья Николаевна из соседней комнаты. — Ты сам-то помнишь, что вчера было?»

«Ничего… ничего не помню я! — прошептал Александр Сергеевич, с опаской косясь на что-то, подрагивающее на подушке. — Что это, Наташа?»

«Что, что… это ты вчера перед сном сделал, как пришел. Сказал — Пиндемонти. Я говорю: „Саша, зачем же ты это сделал?“, — а ты говоришь: „Плевать, Гоголю отдам или на заглавие пущу“».

«Гоголю не отдам!» — решительно подумал Пушкин, проваливаясь в тяжкий похмельный сон 6 июля 1836 года.

ХАДЖИ-МУРАТ

Зимою 197*, довольно морозным для Киева ранним вечером, где-то в промежутке между сумерками и фонарями, под оперным медленным снегом по улице Ленина поднимались от Крещатика к Оперному же театру трое десятиклассников.

Они шли, валяли дурака и размахивали школьными сумками, нарочито пугая прохожих, при этом не пересекали границ, отделяющих веселье от хулиганства, но тонко на них балансировали.

Андрей К-ко и Вася Ф-в в классе держались особняком. Андрей К-ко, блондин с голубыми глазами и пшеничными ранними усиками, похожий то ли на положительного, то ли на отрицательного героя из советского кинофильма о Гражданской войне, претендовал на роль классного Печорина. Он был весьма себе на уме, иногда выказывал знания о совсем внепрограммных предметах из области истории и литературы и явно мог бы претендовать на Золотую Медаль, например, но не делал этого, а кандидаток на Золотую Медаль откровенно (и не без политического свойства намеков на сервильность) презирал. Единственный человек, которого Андрей К-ко к себе приближал и с которым вечно ходил парой (предыстория мне неизвестна, я в этой школе появился за два года до окончания), был Вася Ф-в. Кабаноподобный, толстый Вася занимался фехтованием и был чрезвычайно ловок, артистичен и горазд на шалости: метал на переменах огрызки яблок прямо в лица кандидаткам на Золотую Медаль; нагло препирался с учительницами робкого десятка; стоя в метро, мнимо засыпал, нависая над какой-нибудь едущей с работы теткой и болезненно клюя ее точно в переносицу козырьком своей чернокудрявой кепки… Таких трюков у Васи было множество, подозреваю, что автором и режиссером их часто бывал Андрей К-ко.

Семейное положение Андрея К-ко было окружено многочисленными неясностями: я не знаю, где он жил и кто были его родители. Разговоры на эту тему Андрей пресекал. Вася жил на Подоле с мамой — еще более монументальной продавщицей из овощного магазина-стекляшки на Нижнем Валу.

Короче говоря, это были принц Гарри и Фальстаф, не читавшие Шекспира, но воспроизводившие классическую схему (с прививкой Достоевского, без этого никак — русские мальчики ведь родятся сразу с «Братьями Карамазовыми» в руках).

Третий подросток был я.

Итак, мы шли по улице Ленина, а навстречу нам шли двое мужиков. Мужики (пожилые, как нам тогда казалось) были явно приезжие из деревни, то есть, по тогдашним диким понятиям, люди анекдотические. Мужики топали, ухали, оглядывались вокруг робковато-нагло и распространяли запах, основой которого была сивуха, но который включал множество оттенков. Венчался запах коньяком — мужики явно вкусили городского разврата только что. И мужикам хотелось продолжения праздника.

Не знаю, почему они выбрали именно нас, десятиклассников, возможно, солидная фигура и развязные манеры Васи Ф-ва подали им эту мысль. Так или иначе, мужики, приблизились к нам и, топая, ухая и оглядываясь, сказали на два голоса:!

— Хлопци, а дэ тут цэ…

— Хрэшчатык…

— Нам казалы, шо там…

— Шо тут стоять эти…

— Ну жэншчыны, которые…

— Которые это, цэ…

— Которые за деньги это…

— Которые за деньги жэншчыны ебутся…

Выговорив это, мужики засмеялись робкими коньячными колокольчиками.

Андрей К-ко мигнул Васе Ф-ву. Вступил Андрей К-ко:

— Крещатик — вон там. Но лучше туда не ходить. Там дорого, и все заразные. Вот он знает адрес, где настоящие женщины, которые за деньги ебутся.

Андрей указал на Васю, который тут же затараторил с исключительной бойкостью:

— Значит, так, подымаетесь, вертаете направо, дальше проходите два поворота, там будет перекресток, большой дом, тут вертаете обратно направо, переходите улицу, идете тудой, один дом, другой — гастроном, в третий заходите, прямо с улицы, подъезд первый, на третьем этаже дверь черная слева, звоните пять раз.

Тут опять вступил Андрей К-ко:

— Вам откроют дверь. Неважно кто. Вы говорите пароль: «Челентано». Даете сразу тому, кто дверь открыл, червонец. И не слушайте, что он вам будет говорить. Просто проходите в квартиру. Там будут женщины, которые за деньги ебутся.

Мужики попросили повторить пароль и инструкции. Кажется, Вася выдал несколько другой маршрут, но мужики понятливо покивали головами и побрели вверх по улице Ленина.

Мы же, забежав в известный нам проходной двор, затаились в известной нам подворотне, выходящей на улицу Свердлова, на которую, по расчетам Васи Ф-ва, и должны были попасть искатели продажной любви.

Действительно, через некоторое время мужики появились. Они долго колебались между двумя подъездами и наконец, выбрав дверь поскромнее, вошли в нее.

Мы предполагали, что вскоре любострастники пойдут пытать счастья в других подъездах. Надеялись, что случится драка где-нибудь, на худой конец — скандал. Ожидали прибытия наряда милиции.

Сорок минут мы простояли в подворотне напрасно. Становилось холодно. Снег перестал, подул ветер. Мужики так и не вышли из подъезда.

Не знаю сам почему, вспомнил я эту историю сегодня за завтраком, размышляя о взаимоотношениях журналистов и власти, о спичрайтерах и политических технологиях.

На завтрак у меня сегодня были бобы из банки.

УБИЙСТВО В АВТОБУСЕ № 765

Раздался выстрел, и синяя щека турка-месхетинца обагрилась кровью. Половина черепной коробки турка лежала на коленях у впавшей в прострацию старушки, сидящей рядом. Турок был мертв, как и полагается турку без половины головы.

«Всем оставаться на своих местах. До следующей остановки никуда не выходить! Уполномоченный федеральной службы Барабанер расследует дело на месте!» — крикнул Барабанер и покрутил в воздухе красной книжечкой с портретом двухголовой птицы и золотой надписью «Общество любителей водки».

Водитель явно был ни при чем. Когда прозвучал выстрел, Барабанер как раз покупал билет у этого сорокалетнего сутулого толстяка с брезгливой складкой толстых лоснящихся губ и выражением вечного недовольства жизнью на лице.

Итак, водителя Барабанер вычеркнул сразу. По случаю Дня Конституции автобус был почти совершенно пуст. Помимо мертвого турка, в нем ехало семь человек, считая Барабанера и водителя.

Версия самоубийства также была сразу отметена. Характер ранения указывал на то, что стрелял кто-то другой.

Но кто?

«Говно вопрос!» — подумал Барабанер.

До следующей остановки было еще минут пять езды.

Что-то щелкало.

Старушка с полголовой турка, бывшая узница совести Анна Поликарповна Малинина, не вызвала сперва интереса Барабанера. Потом Барабанер присмотрелся к старушке, и она вызвала его интерес.

Старушка была слишком спокойна для держательницы половины черепа с его бывшим содержимым. Присмотревшись повнимательнее, Барабанер заметил, что старушка не дышит.

Она умерла еще за несколько дней до рокового выстрела!

«Не семь, а шесть», — сказал вслух Барабанер.

Через проход от старушки сидела, отвернувшись к окну, симпатичная молодая девушка. На вид ей было лет пятнадцать-двадцать восемь.

Ее остренькие ногти были выкрашены малиновым лаком. На голове у девушки была легкомысленная прическа. Длина ее платья оставляла желать большего.

«Или меньшего», — подумал Барабанер.

Ему показалось нарочитым то, что девушка смотрит в окно, за которым как раз тележурналист Доренко избивал пятерых служащих срочной службы и одного офицера флота.

Почему она не повернулась на выстрел?