Арктания - Григорий Гребнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главный врач побежал в свой кабинет и вызвал гараж.
— Немедленно! Все сани давайте к крыльцу! — крикнул он.
Только через три минуты погоня тронулась на четырех санях вслед за Мерсом. Впереди ехал дед Андрейчик. Он показывал дорогу, по которой проехал на берег Мерс сегодня утром. Когда преследователи подъехали к тому месту на льду, где стоял брошенный Мерсом пепельный лимузин, — они увидели большую полынью с разбитой тонкой коркой льда и раскрытый пустой чемодан, валявшийся возле аэросаней.
16.
«Лига апостола Шайно»
Ветлутин ходил по своему кабинету, вернее, делал два шага вперед — к Свенсону, прислонившемуся у двери, и два шага назад — к Ирине, сидевшей на крохотном диванчике у стола.
— Я скоро совсем перестану разбираться во всей этой истории, — говорил он, обращаясь не то к Ирине и Свенсону, не то к самому себе. — Таинственные исчезновения, покушения, погони…
— В старое время в Америке показывали такие фильмы о похитителях детей. Точка в точку, — сказал Свенсон.
— Но почему папа думает, что все это имеет прямое отношение к Юре? — спросила Ирина.
Все трое — Ветлугин, Ирина и Свенсон — находились под свежим впечатлением потрясающих новостей, только что переданных дедом Андрейчиком по коротковолновому приемнику с острова Седова.
— Крестовики! Этого еще не хватало! Нет, старик что-то напутал…
Ветлугин двинул плечом и вновь стал мерить пол своего кабинета: два шага вперед, два шага назад.
— Не думаю, — сказал Свенсон. — Это похоже на кинокартину, но это вполне допустимая вещь.
— Девятнадцать лет прошло с тех пор, как их разгромили над льдами Арктики! Я, признаться, и забыл даже, что эта дурацкая секта когда-то существовала.
— А я хорошо помню, — сказала Ирина. — Мне тогда четырнадцать лет исполнилось. В день моего рождения мы услышали по радио, что через Арктику летят на нас какие-то крестовики, и после этого началась война. Папа ушел в море со своей субмариной, и мы его не видели около года.
— Я был чуть постарше вас, Ирина, но воевать мне не пришлось, о чем я очень жалею, — сказал Свенсон.
Ветлугин порылся в ящичке, висевшем на стене, вынул из него моток пленки.
— Не пришлось воевать, так придется, — сказал он, разглядывая надпись на футляре. — Крестовики, оказывается, еще не перевелись и даже, если верить сообщениям моего тестя, на младенцев в Арктике начинают охотиться… Вы ничего не имеете против? — спросил он, заряжая пленкой фонограф. — Я и вправду позабыл всю эту историю с апостолами, перевернутыми крестами, нитроманнитовыми бомбами и прочей гадостью. Хочу восстановить в памяти.
— А что это? — спросил Свенсон.
— «Лига апостола Шайно». Исторический фельетон. Автор… автор… Венберг, кажется.
— Что ж, послушаем, — сказал Свенсон и пошел к диванчику, на котором сидела Ирина.
Фонограф заворчал и сказал скрипучим голосом насмешливого старикана, говорящего немного в нос:
«Началось это вскоре после крушения фашистских режимов в наиболее воинственных капиталистических странах.
Итак, впервые он появился у Геннисаретского[18] озера. Венгерский беглый унтер-офицер Петер Шайно стал геннисаретским рыбаком. Это была самая убогая мистификация, какую когда-либо знал мир. Американские газеты утверждали, что до этой авантюры унтер-офицер Шайно был неудачником: его бросили три жены, изводил солитер и донимали кредиторы. Он едва перебивался скудным жалованьем и тем, что продавал своим солдатам увольнительные записки. На механическом ипподроме Шайно проигрывал регулярно. Однажды после неудачной кражи у командира роты ему пришлось скрыться. Петер Шайно исчез навсегда; вместо него через два года в грязной арабской деревушке Эль-Табарие у Геннисаретского озера появился угреватый субъект с плохо выбритой тонсурой[19] величиной в блюдце. Он надоедал туристам своими рассказами об Иисусе и попрошайничал. Полиция засадила его на три месяца в кутузку. Но и сидя в полицейском клоповнике, Петер Шайно не переставал болтать о „сыне господнем“ и о том, что он сам никто иной, как „геннисаретский рыбак“, апостол Петр.
Собственно говоря, сам унтер Шайно не додумался бы до подобной мистификации. Случай столкнул обросшего бородой, грязного и босого венгерского дезертира с итальянским художником, католиком Антонио Лорето, на пристани в Каире. Лорето задумал написать фантастическую картину, которая, по его замыслу, должна была возродить идею папской власти над миром. Перед отъездом в Палестину, где он собирался работать над картиной, Лорето сказал своим друзьям:
— Итальянская живопись слишком долго и слишком хорошо служила католицизму, для того чтобы в наши дни отвернуться от него. Рафаэль и Тициан,[20] живи они сейчас, писали бы, очевидно, только на антибольшевистские сюжеты.
Лорето привез Шайно на берег Геннисаретского озера и здесь написал с него картину. Называлась она „Возвращение апостола Петра“. К суровому каменистому берегу захолустного палестинского озера причаливал огромный перепончатокрылый, как доисторический летающий ящер, гидробомбардировщик. На крыле его, рядом с огневой башней, положив левую руку на узкое тело пулемета, во весь рост стоял Петер Шайно; правая его рука была вытянута вперед указующим жестом. „Апостол“ указывал прямо на зрителя. От этой картины люди подолгу не отходили: каждому казалось, что стоит только отвернуться от лохматого человека с глазами убийцы — и он будет стрелять в спину.
В мире реакционеров картина Лорето стала сенсацией.
Вслед за этим внимание буржуазной печати привлекло странное поведение того, с кого писал своего „Апостола“ Лорето. Венгерский унтер Петер Шайно угодил в тюрьму за то, что, показываясь туристам, посещавшим Эль-Табарие, утверждал, что он не натурщик, позировавший Лорето, а самый настоящий и подлинный апостол Петр. Он, оказывается, был вновь послан на землю богом-отцом и богом-сыном для того, чтобы уничтожить безбожников и прекратить рознь между богатыми и бедными. Врал он довольно уверенно. Чувствовалось, что у него есть очень энергичные помощники в этой затее.
Свою „Лигу военизированного христианства“ Шайно создал уже после освобождения из кутузки. Деловым предприятием она стала с того момента, когда ее начал финансировать концерн отравляющих веществ „Амброзия“.
Толпы искателей приключений, бывших агентов гестапо, бывших чернорубашечников, фанатиков и уголовников двинулись в захолустную арабскую деревушку на берегу Геннисаретского озера.
Коминтерн обнародовал по радио манифест.
„У трудового и прогрессивного человечества появился новый враг. Нужно бороться с ним уже сейчас, пока он еще не окреп“, — так начинался манифест.
В ответ на манифест Коммунистического интернационала концерн „Амброзия“, Петер Шайно и его „ученики“ обнародовали свою политическую программу. Она была несложна и состояла из нескольких пунктов:
1) „Апостол Петр“ послан на землю господом богом прежде всего, чтобы покарать безбожников.
2) Никакой классовой борьбы господь бог не признавал, ибо создал всех людей равными и одинаковыми. В обязанность „апостола Петра“ поэтому входила карательная экспедиция против всех сеющих классовую рознь.
3) На земле не должно быть ни бедных, ни богатых. Для достижения полного равенства люди уславливались, что все богатства принадлежат богу и лишь временно, в виде особой божьей милости, вручены в полное, безраздельное пользование их собственникам. Уничтожению подлежат все несогласные с этой „теорией“.
4) „Апостолу Петру“ господь бог поручил создать военизированную христианскую лигу для борьбы с безбожьем. Все священники — последователи Шайно отныне должны носить символическую одежду: серую военную гимнастерку (в память пыльной апостольской одежды) с большим черным „крестом Петра“, нашитым на груди и спине (крест с перекладиной внизу, похожий на меч, поднятый острием кверху; на таком кресте, согласно христианской легенде, был пригвожден вниз головой один из учеников Иисуса — Петр).
Отсюда и пошла кличка „крестовики“. Сами себя крестовики называли „Воинами сына господня“.
Поступившие в газеты корреспонденции из Эль-Табарие с изложением основных принципов лиги напечатаны были на сером шелке. Назывались они „посланиями“ и украшались обычно эмблемой Шайно — перевернутым крестом — и девизом:
„Кто без креста, тот на кресте!“
Смысл зловещего девиза крестовиков стал понятен позднее, когда в некоторых капиталистических странах была введена смертная казнь путем пригвождения к кресту вниз головой.
Полковник Ансельмо Граппи, он же последний папа римский Пий XII, удравший из Рима в Женеву после победы народного фронта в Италии, долго делал вид, что не замечает геннисаретского шарлатана. „Полковник“ выжидал; и когда, наконец, стало ясно для всех, что дела у Лиги крестовиков идут отлично, когда текущий счет Петера Шайно был открыт в банках „Амброзии“, тогда Пий XII торжественно признал „апостола Петра“, — он добровольно сложил с себя тиару сорока пяти католических самодержцев и перешел служить к Шайно.