Литературная Газета 6391 ( № 44 2012) - Литературка Литературная Газета

В каком-то месте она сурово напишет, что книга не может повлиять на общественное сознание ("это глубочайшее заблуждение"), в другом - начнёт с энтузиазмом рассказывать, как повлияли на общественное сознание не то что апостольские послания, но даже Симона де Бовуар. Что сиюминутно требуется нарисовать - то и нарисуем, не сомневайтесь. Избавившись от совестливого авторского присутствия, литература превратилась в состояние абсолютного звона.

В своих абстрактных рассуждениях о цивилизации Улицкая часто отказывается говорить об исламском мире ("который живёт по иным принципам"), но там, где это ей удобно, выражает уверенность, что "и этот мир, преодолев свои болезни, придёт в конце концов к общечеловеческим нормам". Так всё-таки принципы - или болезни? А это смотря с чем сравнивать. Если с просвещённой Европой - болезни. Если же с Россией[?] то тут Улицкая легко может договориться и до подлости. Например, говоря про освобождение заложников на Дубровке, выделит "две составляющие: погибшие от рук бандитов и погибшие от рук освободителей. Последних значительно больше". Что это? Глупость? Провокация? Преступное равнодушие? Писательнице безразлично, что, не захвати террористы Дубровку, погибших бы не было совсем. Она не понимает, что террористы угрожали убить всех заложников. И что переговоры с террористами приводят к умножению террора. Ей надо заклеймить власть. И она это сделает, повернув любую (именно любую!) ситуацию ровно так, как удобно ей, - человеку из "золотого миллиарда", который слово "патриотизм" употребляет, только глумливо скривившись.

На всякий случай, чтобы заранее закрыться от вопросов, Улицкая вбрасывает ничем не подкреплённое утверждение, что лучше всего понять Россию можно, находясь вне России. Почти умиление вызывает рассказ писательницы о том, как она, всегда проживавшая в центре Москвы, познакомилась с провинцией. Произошло это[?] по фотографиям, которые сделала её приятельница-иностранка. "Мне, человеку столичному, Кристина открыла незнакомый мир Поволжья, русской провинции, оказалось, что тамошние люди живут в другом времени, в другом темпе. И ещё у них есть река[?] здесь живут люди с другим выражением лиц, чем в больших городах; они едят другую еду, носят другую одежду".

Как это чертовски похоже на новорусскую интеллигенцию! Увидеть нечто не ужасное в своей стране, когда это тебе покажут на фото французской журналистки (правозащитники-то возят в колонию или детский дом). Ещё лучше увидеть Россию в фильме на канале BBC. Ну надо же, Волга!

И весь этот звенящий набор перлов - или дурно сваренная перловая каша, кому как, - выходит советским, редчайшим в наше время тиражом в 100 000 экземпляров! Всё отечественное - плохонькое, брюзгливо замечает Улицкая в самом начале книги. И если говорить о том, на что тратятся усилия издателей, что предлагается и втюхивается массовому читателю,- разве она не права?

Татьяна САМОЙЛЫЧЕВА

Людмила Улицкая.

Священный мусор. - М.: Астрель, 2012. - 476 с. -100 000 экз.

Парижские гастроли

Парижские гастроли

СЕМЬ НОТ

С большим успехом прошло турне лауреатов и дипломантов IV Международного конкурса пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко.

На этот раз всё началось с Лазурного Берега, где вовсю светило солнышко и можно было поплескаться в море. Но каторжная специальность сократила эту возможность до минимума: всё время занимал рояль. Мне нравятся репетиции. Они как эскиз к будущему произведению. И иногда оказываются совершеннее и лучше, чем замысел художника в финале. Правда, художники, с которыми я имел дело на этот раз, решительно отказывались разделить подобную точку зрения. Ну кто же будет спорить с художниками!

И тем не менее в ещё пустых залах (а они все были как на подбор очень хорошими и в Ницце, и в Тулоне, Марселе, Экс-Провансе) я пытался понять смысл этих бесконечных поисков. Слава богу, только в исключительных случаях была самая банальная "зубрёжка". А так - постижение ещё в чём-то недоступной тайны текста. Серьёзное. Глубокое. Предстоящий концерт уж точно не был целью этих "посиделок". Что радовало и заставляло вникать в индивидуальности исполнителей. Это целый роман.

Тимофей Казанцев - ладный, ловкий, уверенный. Это сразу понимают в зале. Слушать его и наблюдать за инструментом одно удовольствие. Слово "игра" обретает какой-то сказочный и привлекательный образ. У него всё легко и убедительно. Тимофей - студент первого курса Новосибирской государственной консерватории им. М.И. Глинки. Учится у замечательного педагога, заслуженного деятеля искусств РФ Мэри Симховны Лебензон. Редкая удача для молодого музыканта. Думаю, что уроки педагога для Тимофея абсолютно священны, он уже преданный музыке человек, многое умеет. В Экс-Провансе концерт проходил в старинном соборе. Тимофей сразу разглядел орган - необычный, старый, мощный - и тут же убедил всех, что Сезара Франка можно играть только на этом инструменте. И играл блестяще. Публика оценила молодого музыканта и долго не хотела с ним расставаться. Мне нравятся в нём профессиональное нетерпение, упрямство и очень высокая ответственность перед инструментом и музыкой. Кроме сонаты Франка в его программе были Танеев, Рахманинов, Лист.

Впервые так далеко от дома уехал Владимир Золотцев - студент третьего курса Московского государственного колледжа музыкального исполнительства им. Ф. Шопена (педагог - В.Б. Носина). Он из Волгограда, в общем-то неробкого десятка, не устал ещё учиться и очень быстро перенимает лучшее из того, что умеют другие. Трудится с удовольствием, в его исполнительской манере ещё встречаются наивные, ученические моменты, но их немного. И Володя безжалостно с ними расправляется. Перспективный и сильный музыкант. И что важно - самокритичен. В его программе лучшими были Сезар Франк и Рахманинов.

Владимир Матусевич, дипломант конкурса, аспирант Уральской государственной консерватории им. М.П. Мусоргского (педагог - профессор А.И. Букреев) выбрал для своей программы сонату Хиндемита "1922 год". Сложное произведение. И мне казалось, что французы мало знакомы с творчеством композитора. Скорее всего, я не ошибался. Но пианист так страстно излагал сочинение Хиндемита, что обрёл немало поклонников. Я же припомнил, с какими трудностями столкнулись сторонники композитора в СССР. Главным его пропагандистом стала Мария Вениаминовна Юдина. Только благодаря её упорству и нежеланию считаться с мнением власти Хиндемит не только посетил СССР, познакомился со своей главной поклонницей, но и стал, наконец, появляться на концертных афишах. Слушая очень добротную версию Матусевича, думаю, что Мария Вениаминовна, скорее всего, была бы довольна новым толкователем обожаемого композитора.

Роман Басюк - студент четвёртого курса Национальной музыкальной академии Украины им. П.И. Чайковского (педагог - заслуженная артистка Украины профессор Н.К. Толпыго) - производит впечатление человека дерзкого и вполне самодостаточного. За роялем раскован, эмоционален, смел и, как мне показалось, часто рискует. Самого пианиста всё это мало смущает. Его вообще мало что смущает. Возможно, это некая защитная система, чтобы не слушать лишнего. Возможно. Великолепно играл Сонату № 3, ор. 28 Прокофьева и "Карнавал" Шумана. Собранный, энергичный и именно дерзкий пианист. Ждать можно многого.

Полная ему противоположность - пианистка Мария Харсель, аспирантка Санкт-Петербургской государственной консерватории им. Н.А. Римского-Корсакова (педагог - профессор П.Г. Егоров). Играла Шопена, Мазурки ор. 17 и ор. 33 № 4, а также Полонез-фантазию, ор. 61. Тихий, но поразительно ясный рояль. Мария счастливо избежала банальностей и так поэтично прикоснулась к Шопену, что не восторгаться её удивительными умениями было невозможно. Так достойно и проникновенно играла в близком Шопену городе, где и были написаны сами произведения.

Вполне сложившимся и очень интересным музыкантом предстал Дмитрий Карпов - выпускник Новосибирской государственной консерватории им. М.И. Глинки. Учился у профессора М.С. Лебензон. Дмитрий знает так много помимо любимого инструмента, что мне всё время казалось, это должно ему мешать. Ничуть. Напротив, все эти многочисленные познания превосходно "разгружают" его, и Дмитрий всегда в отличной профессиональной форме. Поговорить любит. Но это тоже род полезных отвлечений. Дмитрий превосходно играл 31-ю Сонату Бетховена. Просто, философично, с "распахнутой" душой. Так заканчивались все концерты - великим сочинением Бетховена. И Карпов всегда был на высоте замысла, и композиторского, и своего собственного.