Славянские колдуны и их свита - Александр Афанасьев

«При море черном стоит столп, на том столпе камень, на том камне сидит святый отец[232] Сисиний и зрит на море черное. И возмутися море до облак[233] — изыдоша из моря двенадцать жен простоволосых,[234] окаянное дьявольское видение». По некоторым спискам, жены эти исходят из огненного столпа, утвержденного на небеси. «И вопросиша их святый отец Сисиний: что есть злые жены зверообразны? Они же отвеща ему: мы — окаянные трясовицы, дщери Ирода, снявшего с Иоанна Предтечи главу. Вопроси святый отец Сисиний: почто пришли? — Идем в землю святорусскую род человеческий мучити — тело повреждати, кости ломати, в гроб вгоняти (или: кости крушить, жилы тянуть, самих людей огнем жечи); аще кто зло творит, опивается, объедается, обедни и заутрени просыпает, Богу не молится, тех мучим разными муками: они наши угодницы. Помолися Богу, святый отец Сисиний: Господи! избави род христианский от таковых диаволей И посла Господь Михаила-архангела[235] и четырех евангелистов, повеле их (трясовиц) мучити тремя (или семью) прутьями[236] железными, давая им по триста[237] ран на день». Имена архангела Михаила и святых угодников нередко заменяются и дополняются другими; в одном списке семь святителей, и между ними Егорий Храбрый, Иоанн Креститель и святой Николай увидели двенадцать лихоманок, плавающих по морю и воздымающих бурю.[238] «Они же начаша молитися: святый отец Сисиний, Михаил-архангел, четыре евангелиста: Лука, Марко, Матфей, Иоанн! не мучьте нас; где мы заслышим, в котором роду прославятся ваши имена, и того роду станем бегать за десять верст.[239] И вопроси их святый отец Сисиний: как вам, диаволи, имена?»

Лихорадки исчисляют свои названия и описывают те муки, которыми каждая из них терзает больного. Вот эти названия.

1. Трясея (тресучка, трясуница, в областных говорах: потресуха, трясучка, трясца от глагола трясти[240]), в старинных поучительных словах XV — ХVI столетий упоминается про «немощного беса, глаголемого трясцю»;[241] сравни немецкое выражение: «dass dich der ritt (лихорадка)[242] schiitte!».[243]

2. Огнея или огненная: «…коего человека поймаю (говорит она о себе), тот разгорится аки пламень в печи», то есть она производит внутренний жар. В Швейцарии лихорадку называют hitzubrand; англосакс. âdl — жгучая болезнь от âd — ignis; персы олицетворяют ее румяною девою с огненными волосами.[244] Южнославянское название «грозница» ставит лихорадку в связь с грозовым пламенем, с молниеносными стрелами.[245]

3. Ледея (ледиха) или озноба (знобея, забуха): аки лед знобит род человеческий, и кого она мучит, тот не может и в печи согреться; в областных наречиях даются лихорадке названия: студенка (от студа, то есть стужа), знобуха и подрожье (от слова «дрожь»), а у чехов — зимница.[246]

4. Гнетея (гнетница, гнетуха, гнетучка от слова «гнет»; гнести — давить): она ложится у человека на ребра, гнетет его утробу, лишает аппетита и производит рвоту.

5. Грынуша или грудица (грудея) — ложится на груди, у сердца, и причиняет хрипоту и харканье.

6. Глухея (глохня) — налегает на голову, ломит ее и закладывает уши, отчего больной глохнет.

7. Ломея (ломеня, ломовая) или костоломка: «аки сильная буря древо ломит, такоже и она ломает кости и спину».

8. Пухнея (пухлея, пухлая), дýтиха или отекная — пущает по всему телу отек (опухоль).

9. Желтея (желтуха, желтуница): эта желтит человека, «аки цвет в поле».

10. Коркуша или корчея (скорчея) — ручные и ножные жилы сводит, т. е. корчит.

11. Глядея — не дает спать больному (не позволяет ему сомкнуть очи, откуда объясняется и данное ей имя); вместе с нею приступают к человеку бесы и сводят его с ума.

12. Огнеястра и неве; есть испорченное старое слово «нава» — смерть или «навье» — мертвец, что служит новым подтверждением мифической связи демонов-болезней с тенями усопших. Невея (мертвящая) — всем лихорадкам сестра старейшая, плясавица, ради которой отсечена была голова Иоанну Предтече; она всех проклятее, и если вселится в человека — он уже не избегнет смерти.

В замену этих имен ставят еще следующие: сухота (сухея), от которой иссыхает больной, аки древо, зевота, блевота, потягота, сонная, бледная, легкая, вешняя, листопадная (то есть осенняя), водяная и синяя (старинный эпитет огня и молнии). Ясно, что с лихорадками народ соединяет более широкое понятие, нежели какое признает за ними ученая медицина; к разряду этих мифических сестер он относит и другие недуги, как, например, горячку, сухотку, разлитие желчи и проч. — знак, что в древнейшую эпоху имя «лихорадка», согласно с буквальным его значением, прилагалось ко всякой вообще болезни.

Тождество внешних признаков и ощущений, порождаемых различными недугами, заставляло давать им одинаковые или сходные по корню названия и таким образом смешивать их в одно общее представление злых, демонических сил; сравни: огнея — лихорадка и горячка, называемая в простонародье огневицею и палячкою; в некоторых местностях России вместо сестер-трясовиц рассказывают о двенадцати безобразных старухах — горячках; огники — красная сыпь по телу, золотуха — в областных говорах огника (огница) и красуха, изжога — боль под ложечкой; у немцев корь — rötheln, рожа — rose, rothlauf. Эпитеты: красный, желтый, золотой — исстари служили для обозначения огня, и в заговорах лихорадка называется не только желтухою, но и златеницею. Сухота — имя, свидетельствующее о внутреннем жаре, сближает одну из лихорадок с сухоткою; у сербов суха болеет, сушица — dörrsucht;[247] белорусы называют чахотку — сухоты. Вслед за приведенным нами сказанием о встрече отца Сисиния с лихорадками предлагается самое заклятие: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа, окаянные трясовицы! заклинаю вас святым отцом Сисинием, Михаилом-архангелом и четырьмя евангелистами: побегите от раба Божия (имярек) за три дня, за три поприща; аще не побежите от раба Божия, то призову на вас великого апостола Сисиния, Михаила-архангела и четырех евангелистов: Луку, Марка, Матфея, Иоанна, и учнут вас мучити, даючи вам по триста[248] ран на день». К этой угрозе иные списки прибавляют, куда именно должны удалиться злобные жены: «…подите вы в темные леса, на гнилые колоды» или «в места пусты и безводны». Заговор должен быть прочитан священником, и затем больному дают испить воды со креста, произнося следующие слова: «крест — христианам хранитель, крест — ангелам слава, крест — царям держава, крест — недугам, бесам и трясовицам прогонитель, крест — рабу Божию (имярек) ограждение!».[249]

Для сравнения приводим текст заговора, записанный в сборнике Сахарова: «На горах Афонских стоит дуб мокрецкий, под тем дубом сидят тридесять старцев со старцем Пафнутием. Идут к ним двенадесять девиц простоволосых, простопоясых. И рече старец Пафнутий с тремянадесять старцами: кто сии к нам идоша? И рече (рекут) ему двенадесять девицы: есмь мы царя Ирода дщери, идем на весь мир кости знобить, тело мучить. И рече старец Пафнутий своим старцам: сломите по три прута, тем станем их бити по три зори утренних, по три зори вечерних. Взмолишась двенадесять дев к тринадесять старцам со старцем Пафнутием, и не почто же бысть их мольба! И начаша их старцы бити, глаголя: ой вы еси двенадесять девиц! будьте вы трясоницы, водяницы… расслабленные и живите на воде-студенице, в мир не ходите, кости не знобите, тела не мучьте… Заговариваю я раба Божьего (такого-то) от иссушения лихорадки. Будьте вы прокляты, двенадесять девиц, в тартарары, отыдите от раба Божьего (имярек) в леса темные, на древа сухие». В других заговорах злые недуги с принедугами и полунедугами отсылаются в «окиан-море», в бездны преисподние, в котлы кипучие, в жар палючий, в серу горючую, во тьму кромешную, то есть в ад. Колючку грозит заклинатель заключить в недра земли, свербеж утопить в горячей воде, стрельбу залить кипучей смолою, огневицу заморозить крещенскими морозами, ломотье сокрушить о камень и так далее.[250]

Малороссийские заговоры гонят лихоманок и другие болести в дебри, болота и пустыни безлюдные: «Вам, уроки, у раба Божого не стояты, жовтой кости не ломаты, червоной крови не пыты, серця его не нудыты, билого тила не сушиты; вам идты на мха, на темные луга, на густые очерета, на сухие лиса!»; «Пидить соби, уроки, на яры, на лиса дремучи, на степы степучи, де глас чоловичый не заходыть, дá пивни не спивають»; «Чи ти гнетуха, чи ти трясуха, чи ти водяна, чи ти витрова, чи ти вихрова… буду я тоби лице заливати, буду тоби очи выпикати, буду тебе молитвами заклинати, буду с христянськой вири висилати. Пиди соби, дé собаки не брешуть, дé кури не поють, де христянський голос не ходе».[251] Чешское заклятие XIII века посылает нечистую силу (siemé proklate) в пустыни — «па púšči jděte, anikomu neškod’te». В настоящее время чехи прибегают к таким формулам «Já vyhánim oubutě (сухотку) z tvého tela do moře — vodu přelévati a pisek přesejpati, kosti nelámati a žily neškubati, a krev necucati a maso netrhati, a přirozenimu pokoj dàti»; «Letěly tři střelci, zastavili jsou se v mé hlavě, v mých ušich, v mych zubech, a já je zaklinám» во имя Отца и Сына и Святого Духа: если вы с ветру — идите на ветер и ломайте деревья в густых борах, если с воды — ступайте на воду и крутите песок в самых глубоких местах, если со скал — идите в скалы и ломайте камни, а мне, моей голове, ушам и зубам дайте покой: «Zaklinám vás, pakostnice — růžovnice, kostnice[252] do lesa hlubokého, do dubu vysokeho, do dřeva stojatého i ležatého; tam sebou mlat’te a třskejte, a této osobě pokoj dejte… Jsi li z ouroku, jdi do ohně; jsi li z vody, jdi do moře; v moři važ vody, počitej pisek» (в море исчерпай воду, сочти песок).