История России с древнейших времен. Том 13. От царствования Феодора Алексеевича до московской смуты 1682 года - Сергей Соловьев

Посол приехал за важным делом. Надобно, подумавши, отвечать на его предложения. С кем же обыкновенно великий государь думает думу о всяких важных делах, ратных и земских? Много прошло времени с тех пор, как старший князь в роде княжеском стал великим государем, царем московским и всея Руси, но простота первоначальных отношений его к окружающим, к ближним людям не исчезла. Около дворца великого государя, в самом Кремле. потом в других лучших частях Москвы, в Китае и Белом городе, в домах пообширнее других, окруженные бедными родственниками, знакомцами и многочисленною крепостною дворнею, живут знатные люди разных чинов, более или менее близкие к царю. Это старинная дружина княжеская; слово исчезло, но основной характер остался, характер военный: все это ратные люди, члены дружины, старшие и младшие; им поручаются, как и в старину, разные гражданские должности, но при этом они не теряют своего постоянного, военного характера. Древняя Россия не достигла еще до разделения военной и гражданской службы. Первоначальный военный, дружинный характер окружающих царя остался; изменились отношения дружины к вождю ее: члены прежде вольной дружины, могшие отъезжать от одного князя к другому, потом прикрепились к одному великому государю царю-самодержцу, стали его холопями. Вся эта служня обязана быть постоянно налицо при великом государе. С раннего утра собирается она ко двору; старики едут в каретах, зимою в санях, молодые верхом; не доезжая до двора царского, вдалеке от крыльца, выходят из карет, слезают с лошадей, идут пешком к крыльцу. Пойдем за ними во дворец, там обнаружится различие между ними по степеням знатности и приближения к царю. Толпа не идет далеко, останавливается на постельном крыльце и здесь, на обширной площади его, дожидается, не будет ли какого приказания: это молодые, т. е. менее знатные, люди. Здесь видим стольников: это дети отцов, которые в знатных чинах, но не из первостепенной знати по происхождению; их будет человек 500; главная служба их во дворце, от которой и получили название, – носить кушанье к царскому столу при торжественных обедах; их же отправляют посланниками к иностранным дворам, воеводами по городам, в приказы. Стольники, стоявшие здесь, на крылечной площади, назывались площадными в отличие от комнатных, детей более знатных, более приближенных к царю отцов. Вместе со стольниками дожидаются на крыльце стряпчие; мы уже видели их в придворной должности при торжественных царских выходах; и стряпчих, которых будет человек с 800, посылают также в разные посылки, менее значительные: не пошлют стряпчего ни в воеводы на город, ни в послах в иностранное государство. Далее крыльца не идут и дворяне московские, получившие первое место перед дворянами областей, присоединенных к Московскому княжеству; у них нет придворной должности; в военное время это начальные люди в полках, в мирное их посылают и воеводами по городам, и послами, и для производства следствия, и в приказы. Но давно уже опыт показал, что человек, владеющий саблею, неловко владеет пером, давно уже образовался особый класс людей, дельцов по письменной части, разделявшихся на старших и младших, на дьяков и подьячих: без них не мог обойтись боярин, назначенный государем ведать какой-нибудь приказ в Москве, не мог обойтись дворянин, когда его посылали воеводою в город, когда его отправляли посланником в чужое государство. И все больше и больше значения приобретает делец, письменный человек подле ратного человека, по старине занимающего гражданскую должность: дьяк уже не подчиненный ему, не излагатель только его мнений, его приказаний и решений, дьяк его товарищ и в приказе, и в посольстве. Между стольниками, стряпчими и дворянами на дворцовом крыльце дожидаются и дьяки. Взад и вперед бегают жильцы: это двухтысячный отряд дворянских, дьячьих и подьяческих детей, из которого по сороку человек ночует на царском дворе.

На крыльце, на площади не всегда тихо, не всегда слышны только одни мирные разговоры; иногда вдруг раздается шум, громкие голоса: два врага, два соперника по какому-нибудь тяжебному делу встретились и не выдержали, сцепились браниться; стоит только вымолвить первое бранное слово, и язык расходится, удержу ему нет: от лица сейчас же переход к его отцу, матери, сестрам и другим ближним и дальним родственникам, никому нет пощады, все старые и недавние истории, сплетни, слухи – все тут будет повторено с прибавками, какие продиктует расходившееся сердце. Побранится стольник с другим стольником за холопа, которого оттягивают друг у друга, – и приплетет к холопу сестер-девиц и мать своего соперника. Дело не ограничивалось одними крупными словами, шумом: иной расходится от крупных слов и шума и начнет гонять по крыльцу за врагом, гоньба иногда оканчивалась тем, что у одного из соперников была прошиблена кирпичом голова.

Толпа молодых, ожидающая на крыльце, беспрестанно расступается, дает дорогу старым боярам, окольничим и думным людям, которые не останавливаются на крыльце и проходят далее, в переднюю. Передняя имеет важное значение перед крыльцом: один жилец, исчисляя службы свои, бьет челом государю: «Пожалуй меня, холопа своего, для великого чудотворца Алексея митрополита и для многолетнего здоровья сына своего царевича, за мое службишко и терпенье вели, государь, мне быть при своей царской светлости в передней, а родители мои (родственники) пожалованы в переднюю». Здесь в передней останавливаются бояре, окольничие и думные люди, люди трех первых высших степеней старинной русской службы. Боярин – имя, которое встречается уже на первых страницах старой летописи в значении старшего члена дружины и необходимого советника, думца княжеского, и эта тесная связь между понятием боярина и советника княжеского выражалась в эпитете: боярин думающий. Окольничие во время усиления значения власти княжеской являются преимущественно в значении царедворцев; они распоряжаются при дворцовых церемониях, при приеме послов, во время путешествия государя едут впереди его, приготовляют все на станах; в последнее время окольничество потеряло значение должности и приняло только значение чина, означая вторую степень после боярства. Наконец, издавна между дружинниками были люди, не достигшие еще ни боярства, ни окольничества, но жившие в думе, участвовавшие в совете великокняжеском; отсюда третий чин – думные дворяне. К этим трем чинам, участвовавшим в думе, совете царском, примыкают думные дьяки – высшее звание, которого мог достигнуть не военный человек, а человек пера. Думных дьяков не больше четырех; как первые дельцы, находившиеся на глазах государя, который непосредственно пользовался их ловким пером, их знанием дела и опытностию, думные дьяки приобретают важное значение; особенно сильны становятся они со времен Грозного, который, подозревая знатных людей во враждебных замыслах, преимущественно доверял дьякам, людям новым, незнатным. До какой степени влияния могли достигать думные дьяки, показывают нам примеры Щелкаловых, Грамотина. Как люди формы и рутины, из мелочного знания существующего извлекавшие свои выгоды, думные дьяки, разумеется, не могли быть расположены к преобразованиям; они считались знатоками дела, пользовались в этом отношении большим уважением, большим влиянием, к ним обращались как к оракулам: понятно, как оскорбились, ожесточились они, когда им стали говорить, что они не умеют дело делать, не умеют прилично вести себя. Отсюда понятна вражда, которую питали думные дьяки к дерзкому нововводителю, Ордину-Нащокину, осмелившемуся учить, указывать. Кому же? Думным дьякам! Как будто первые дельцы дела не знают! Вздумали переучивать их на чужой лад, только и слов от него, что в чужестранных государствах не так делается.

Бояре, окольничие, думные дворяне, думные дьяки толпятся в передней. О чем же они говорят между собою в ожидании выхода царского, что их особенно занимает? В последнее время было о чем поговорить: войны тяжкие, походы беспрерывные, победы сменялись поражениями, не раз были речи о том, что царь покинет столицу, к которой приближается враг; козаки изменяют в Малороссии; безбожный Стенька Разин поднимает козачество и крестьянство против бояр; патриарх хочет владеть всем: рассердился. что ему не дали владеть, уехал, а от патриаршества не отказывается; такого дела еще никогда не бывало, подняли святейших патриархов восточных, чтоб покончили с Никоном. Думные дьяки внушают, что с Афанасием Лаврентьевичем Ординым-Нащокиным житья нет, все бранится, всех укоряет, все, по его, делается нехорошо, толкует о новых порядках, что в чужих землях, а какие это порядки? Что он завел во Пскове? Приедет воевода в город, а ему там и делать нечего: всем владеют мужики! Но что же будешь делать! Великий государь его жалует, грамоты посылает прямо из Приказа тайных дел, и Афанасий пишет туда же; если уже заведен Приказ тайных дел, то всякому можно писать великому государю что хочет, обносить кого хочет – никто не сведает. И чему дивиться! Был бы из честного старого рода, а то откуда взят? Умный человек! Никто у него ума не отнимает, да как будто все другие глупы? Вот и Матвеев метит туда же, в бояре, – и попадет; у государя в приближении; но этот, по крайней мере, тих, честных людей почитает, тоже любит новые порядки, да не кричит. как Афанасий.