Выйти из повиновения. Письма, стихи, переводы - Вадим Козовой

Еще одно. Согласился (после мучительных колебаний) перевести «ТРИ СЕСТРЫ». Деньги!! Еще и проценты буду получать с каждой постановки. Театр знаменит. Вслед за Греноблем покажет пьесу на авиньонском фестивале, а потом в Парижском дворце Шайо (!). Если получится (надо заострить текст), откроются иные, еще неведомые возможности. Но отдых – ноль. И если не устрою Борьку… В понедельник, видимо, подпишу контракт и, возможно, получу аванс.

Да, а книга будет двуязычной. Очень важно! Печально только, что невозможно перевести самое сильное: «Еще одна вариация», «Отправляю навечно» и т. д. (Может быть, согласиться включить немецкий перевод? Сувчинские уверяют: отличный!) Книга Ник. Ив.* вышла. Я обеспечу ей достойную рекламу, и пусть не злится на предисловие. Скажи ему.

Жак надписал только что вышедшую книгу (тексты о живописи): козовойщина – en pleine kozovierie exaltés. «В угаре козовойщины!»

Киса, отнесись к происходящему стоически. Пусть они понервничают. Ты прекрасно знаешь: я не сдамся. И практические проблемы постараюсь решить наилучшим образом. Целуй моего красавчика. А я – тебя.

Да, прятанье (все это) головы в песок, а ведь без преувеличения – страшная у меня жизнь. Для истории литературы, психиатрии, физиологии – и тоталитарных режимов – великолепный пример! Страшная!

Мишо и впрямь настоящий друг. Если сбудется то, что он мне обещал (косвенно – в разговоре с Жаком), будут деньги на полтора года жизни. Что заплатит мне издатель – неведомо (плюс 10 или меньше экземпляров). Но Мишо получит треть (т. е. примерно 30 экз.) и собирается отдать мне львиную долю (примерно 25). Тираж – примерно 100 экз. Один экз. может стоить и 10 тысяч (и меньше гораздо, и больше).

Цена зависит от количества литографий, которые согласится сделать Мишо. Потом буду потихоньку (с помощью Жака и других) распродавать. Завтра иду к Мишо. Хорошо, если бы он сделал не одну, а несколько цветных литографий. Цена сразу подскочит.

Получился настоящий сборник. Потом можно будет издать его в обычном виде (с дополнениями).

Издателя Мишо к себе не пустил («Я у себя не принимаю»): сам к нему пойдет. Возможно, и я. Плохо без машинки – друзья выручают.

Морис снова переработал свой текст. Он тебе, кстати, еще раз написал. Его дружба – какая! – редчайший, необыкновенный дар. И поэзию мою он, как и Мишо, почувствовал. Он ведь скуп на пышные фразы – не стану и я повторять то, что он написал мне и обо мне. А русские? Ну да, Ник. Ив., Сувчинские… Вот и все.

Прочти «Les ravagé»* Мишо: у нас есть (им надписанное) отдельное издание. Вошло в последний сборник. По рисункам душевнобольных. Местами просто гениально: и сколько щедрости, какое вживание и сострадание. Без слюней, но… Язык – чудо ритма и меткости – поэзии. Говорю это без экзальтации (и не «потому что») – много раз перечитывал.

Да, это роскошное издание будет двуязычным (повторяюсь).

Пичкаю Борю фруктами – горы! В конце месяца он на неделю «выедет» со своим центром в Бретань. Вскоре поедем с ним на разведку – смотреть место, где, быть может (???), удастся его устроить. Если… то он и август с ними (подростки «с проблемами») проведет в деревне. А июль – со Степой. А я – с Чеховым. Степу и Анн не видел 2 месяца. Телефонное общение – они заняты! Если бы хоть один раз выспаться!!! Не вру: с кучей таблеток – 4–5 часов сна, не больше, хоть ты лопни. И поэтический азарт! Помнишь? Мог бы уже целую книжку на русском написать…

Кисанька, никак не могу тебе позвонить (недоразумения), да и времени – ни секунды. С Борькой – его молчание и стопроцентная беспомощность рядом – тяжело: ад! Временами. Спать даже времени нет. Духота дьявольская. Без конца хлопоты насчет Бори, родительские собрания, встречи с врачами, звонки (автомат), беготня…

Над переводами работал как зверь. Ура! Мишо в восторге. Я ему читал (он просил) как когда-то Ник. Ив-у. Это было 3 дня назад. («Ты и я» – мой перевод: пляшет.) А сегодня мы были у издателя. Мишо пришел первым и, кажется, наговорил обо мне черте что: мол, гений и т. д. Издатель – сноб и богач – весьма симпатичен (Мишо приятно удивился; на лестнице признался мне: «Я всю ночь не спал. Готовил отповедь»), сверхлюбезен. Само присутствие Мишо привело его в восторженное состояние. Показал нам один из перлов своей богатейшей коллекции: гранки «Le coup des dé» («Бросок костей») с обильнейшими пометками и заметками Малларме. Меня приглашает обедать (т. е. ужинать) «по-семейному» – и чтобы обсудить конкретные детали. Хочет записать мой голос!!! (Мишо, что ли, наговорил обо мне?)

Долго (всю ночь – в пяти экз.) правил чудовищно напечатанную рукопись. 1 экз. – Мишо, 1 – Морису, 1 – себе. И еще Жак, Мишель. Впрочем, машинистка Береса перепечатает – учитывая все мои «капризы».

Мишель Деги поражается моей энергии. «В самом критическом состоянии вы имеете право не отчаиваться». А положение-то и впрямь критическое во всех смыслах. На июль Борька пристроен (Степан). А дальше? Сегодня позвонил Жоржу. Он может взять Борю к середине августа. Я вообще отдыхать не буду (м. б. на 2–3 дня съезжу в июле к Жоржу) – к середине августа надо перевести Чехова (покажу ему кузькину абсурдную мать). Уйму вещей надо Борьке купить к поездке (15–26) в Бретань (плюс 450 франков). Увы, я именно в эту неделю буду проходить очередные легочные исследования (и анализы – в 8 утра!). А на след, неделе у них встреча с американскими школьниками (с которыми весь год переписывались). А 12-го (суббота) мне обязательно надо присутствовать далеко от Парижа на свадьбе Присциллы С. (она у тебя была) – я и не знал, что она графиня. Так мне (и моей русской книге) помогла, и вообще весьма симпатичная. Друзей много – и необыкновенных. Верный Трак (театр – ему благодаря) и т. д. «Экспресс»? Нет пока времени.

…Быт! Чтоб он сгорел. Даже сегодня, без Борьки (у Степы), после встреч с издателем, с Мишо… Ты бы сошла с ума при виде всех этих магазинов… овощи, мясо, фрукты, пироги, мороженое, смеси – все! Сверх всего! На все нац. вкусы… И в каком месте! L’lsle Saint-Louis – одно из красивейших в Париже; да, город красив местами до безумия – привыкнуть невозможно… Хотя приедается все – и особенно эти толпы, стада, тысячи, миллионы туристов всех мастей. Приедаются – быстро! – и магазины: нет времени, а изобилие требует времени.

Переводы дорабатываю – яростно. Так французы не переводят (т. е. re-creation[13]). Мишо сначала говорил: штук 12; нет – в два раза больше (33 или 34 страницы) плюс русский текст, плюс литографии, плюс, м. б., Морис; в таком случае, по совету Жака, переведу еще – двуязычное же! Выбор вещей определялся возможностью перевода и звучания (пусть «странного») по-французски. «Книга» – «проходная» (ты, небось, и забыла) в «Грозовой отсрочке», а по-французски я ее так закрутил… Вот какой порядок: «Сваленный дуб», «Имя неуловимо», «Откуда взялось», «В путь» (Андрюшке), «Нет прощения», «Ты и я», «Среди хохота облаков», «Книга», «Себя ли ради» (Морис любит), «Ты все еще впереди», «И наконец», «Прочь от холма» (2 фрагмента – «Я провел эту жизнь…», «Не люби работу…» —

Мишо в восторге), «Мы видели», «На правах одуванчиков», «Твое крыло», «Он» (опять же выбор Мишо, но больше всего ему по душе «Ты и я»), «Мелом и грифелем», «Узко – не разминуться», «Дорогу!» (Ник. Ив.), «Ни цветов, ни венков», «И наш гроссбух» (здорово вышло no-франц.), «И тайна» (вместо «Ярость и тайна» – чтобы не злить Шара), «Одиночество» (блошка Марьянушка – неописуемый конец).

Только сейчас удосужился заглянуть в Парископ. Бездна отличных фильмов и кинофестивалей. Сегодня мог бы и пойти – еле жив… С туристическим сезоном киноразнообразие (скажи Мелетинскому) резко возрастает. Фестиваль Бунюэля, Бергмана, лучшие фильмы Хичкока, американцы всех эпох, «Лосей» (Лоузи) и т. д. Даже фестивали китайских фильмов и Кончаловского. Порнографии не видал. Не интересует.

Степан может взять Борю только 11–12 июля. А мне надо перевести Чехова (плюс мое, дополняю, плюс, м. б., «Экспресс» и др.). Есть ли какая-нибудь эволюционная польза в Борином посещении лечебной школы? Не знаю; не думаю. Ему там хорошо, безусловно. Но состояние… статики. Плюс молчание, хотя не «пришиблен», с редкими «да» и «нет», «ничего», «неплохо», «все-таки». Я схожу с ума… Место там отличное: чего только они ни придумывают! Предстоящая неделя – встречи (в том числе театр и ресторан! – вечером) с американскими школьниками (целый год переписывались). Но, насколько понимаю, очень трудно дался Боре переход в среду иноязычия. Плюс отсутствие дома (и мне-то каково…). Плюс (м. б. главное) ты и Андрюша. Живи мы тут, разумеется, он продолжал бы посещать этот центр (и, возможно, началась бы терапия) – да и с Томатисом, профессором, что работает с «голосом больного», попробовали бы, и в других местах (и в Швейцарии есть идеи… – и в США, и в Израиле). Но нужен дом и минимальная устроенность. После того, как тебя не пустили, какая-то сокровенная струна во мне оборвалась. Нет, с этими подонками жить невозможно. Ни малейшего компромисса! Режим… Теперь думаю вот что: если тебе снова откажут, надо перейти к следующему этапу – ты напишешь заявление Брежневу с просьбой о выезде навсегда. Без криков, без истерики, но твердо: нет выхода, сын лечится в дневной клинике, муж болен туберкулезом и т. п. Я со своей стороны приложу все усилия. Такой оборот дела позволит и французам (уж я постараюсь) действовать более активно. Миттеран все же поедет в Москву… Ты мне, ради бога, не напоминай о советских порядках. Я их знаю. Но не принимал и не приму никогда. И не отчаивайся. Главное – твердость без чрезмерного шантажа (их «самолюбие»…). Эх, болваны!