Польские народные легенды и сказки - сказки Народные

Однажды городская рада решила сделать такие часы, чтобы стали они и украшением Мариацкого костела и свидетельством богатства города. А Гданьск при короле польском Казимире Ягеллоне процветал и развивался.

Старейшинам хотелось, чтобы часы эти достойно представили культуру, которой так гордился приморский город. И чтоб восторгались ими не только местные жители, но и приезжие тоже.

Сделать такие часы поручили мастеру Яну. Обсудил он это дело со старейшинами и принялся за работу. В голове умельца рождались большие замыслы и воодушевляли его. Новые часы должны были показывать не только дни и часы, но и отмечать астрономические явления. А астрономия занимала тогда многих жителей города.

Шесть лет трудился над часами мастер. Все свои мечты воплотил в ожившем механизме. Устал от тяжелого труда, но в 1470 году, к празднику зелени, часы были установлены на башне Мариацкого костела.

В костеле собралась городская рада, пришли знатные горожане; прославленный мастер показал им свое детище. И объяснил, как действуют часы.

Дивились все мастерству Яна и его неслыханному терпению, какое понадобилось, чтоб создать такой сложный механизм.

Чего там только не было! Не только день, час и минуту по этим часам можно было определить, но час восхода и захода луны и солнца, время года, дни праздников и, уж чего никто не ожидал, расположение звезд, для каждого дня свое. Были тут и другие фокусы. Когда часы били, один из апостолов выходил на площадку перед циферблатом и шагал по ней из одного конца в другой. Апостолы сменяли друг друга каждый час.

А еще там появлялись фигуры Адама и Евы. Каждый час они тянули за шнур, и молоточек, привязанный к нему, ударяя в колокол, вызванивал время.

Люди не могли надивиться невиданному доселе творению. Слава о мастере разлетелась по всей Польше и всей Европе. Другие города завидовали новому украшению Гданьска и старались для себя заполучить нечто подобное. Нет-нет да и наведаются к Яну то из одного, то из другого города, и все уговаривают его сделать для них такие же часы. Но мастер-гданьчанин отказывал им: не хотел, чтобы у гданьских часов появился соперник.

Но однажды обратился к нему бургомистр богатого ганзейского города Любека и посулил небывало щедрую награду. Мастер Ян согласился. Мог ли он тогда знать, чем все это кончится?

Астрономические часы на костельной башне были гордостью гданьских старейшин. Они величаво красовались над городом. И старейшинам хотелось, чтобы других таких часов не было не только в Польше, но и во всем мире. Рада приказала потихоньку следить за мастером, вовремя разузнать о его намерениях и в случае чего помешать его новой работе, дабы не преуменьшить славы Гданьска.

А потому, как только городская рада узнала о договоре Яна с городом Любеком, бургомистр созвал членов рады. Долго продолжался совет: каждый из старейшин хотел сказать свое слово. Все они жаждали любой ценой помешать договору между Яном и Любеком. А чтобы впредь не случилось такого, Гданьская городская рада приняла решение, а исполнить его поручила бургомистру.

Бургомистр приказал Яну явиться в городскую ратушу. Пристально посмотрел он на прославленного мастера и спросил:

— Правда ли, мастер, что пообещал ты городу Любеку смастерить такие же часы, как наши, гданьские?

Удивился мастер такому вопросу, но, не предвидя ничего дурного, ответил:

— Да, обещал. И еду теперь в Любек, чтобы сделать там такие часы, как наши.

— Ты не сделаешь этого, — резко прервал его бургомистр. — Ты не сделаешь таких часов.

От слов этих тревожно стало на душе у Яна. Он спросил:

— Почему же, пап бургомистр, я не могу сделать того, что посулил? На то же я и часовых дел мастер, чтобы часы собирать.

Но бургомистр и слушать не хотел прославленного умельца. Он провозгласил решение городской рады. А было оно таково:

«Чтобы ни для Любека, ни для другого города мастер Ян не сделал таких часов, как в городе Гданьске, следует его ослепить».

Ужас охватил несчастного мастера. Казалось ему, что все это неправда, что произошло какое-то страшное недоразумение и советники просто хотят его запугать, чтоб не делал он часов для Любека. Думая, что нашел ту соломинку, за которую можно ухватиться, он сказал:

— Как же так? Ослепить меня! Ведь я не совершил никакого преступления. А если городская рада не желает, я не стану делать часов для Любека.

Но бургомистр был неумолим. Ничего не ответил он Яну, только подвел прославленного мастера к окну и, указав на башню Мариацкого костела, сказал:

— Посмотри на этот город… Ты видишь его в последний раз.

Мастер упал перед бургомистром на колени и стал умолять:

— Сжальтесь над моей женой и детьми. Клянусь всеми святыми… никогда не сделаю часов для Любека.

Но отчаянные мольбы несчастного не тронули бургомистра. Отворив двери в соседнюю комнату, он кликнул палача и его помощников. А те уж были наготове и ждали.

— Выполняйте решение городской рады, — приказал им бургомистр.

Бросились палачи на мастера и ослепили его. Искалеченного, истекающего кровью, отвели его домой и отдали в руки перепуганных родственников.

Городская рада, желая как-нибудь загладить свой бесчеловечный поступок, назначила Яну ежегодную ренту. Горько усмехнулся он, узнав об этом.

— Что мне в этой подачке?

У мастера отняли его ремесло, не собирать ему больше часов, которые вызывают у людей восхищение. Нет у него больше радости в жизни. Милостыня советников была для него лишь насмешкой. Но отказаться от нее он ни мог: надо было кормить семью. От этого еще тяжелее было на сердце. День и ночь думал слепой, как отомстить за страшную обиду. Такого случая не было, но мастер ждал его и ждал терпеливо.

Внимательно, в каком-то болезненном напряжении прислушивался он к звукам на Мариацкой башне, где красовалось его детище. Иногда сын провожал слепого мастера к башне и объяснял:

— Сейчас Адам и Ева тянут за шнур. А теперь идет апостол. Вот опять ушел…

А отец, считая удары колокола, пояснял мальчику, какой это был апостол. Он очень хорошо помнил, как расставил их в хороводе двенадцати часов.

Однажды отец с сыном стояли возле башни и ждали, когда ударит колокол. Но колокол почему-то молчал.

Мальчик забеспокоился:

— Татусь, уже четыре часа, а Адам и Ева все не хотят тянуть шнур. Что это с ними приключилось?

— Не знаю, дитя мое. Может, еще надумают. Подождем немного.

Но Адам и Ева не потянули за шнур, апостол не вышел, часы молчали.

Тогда мастер Ян сказал сыну:

— Посмотри-ка, сынок, на циферблат и скажи мне, движутся на нем стрелки или стоят.

Мальчик внимательно посмотрел на часы и вдруг закричал:

— Татусь… стоят! Ни одна стрелка не шелохнется.

И тут будто яркий луч света озарил мрачное лицо слепого. Буря поднялась в его душе. Он не мог сдержать свое волнение и едва слышно произнес:

— Вот он, счастливый день в моей жизни.

— Татусь, что ты говоришь такое?

— Ничего, дитя мое, я говорю: часы стоят.

То, что часы остановились, взволновало жителей города. И особенно это обеспокоило городских советников. Все с тревогой спрашивали:

— Что это значит? Неужто часы в самом деле испортились?

Бургомистр тут же дослал к одному из лучших мастеров, и тот поспешил на Мариацкую башню. Но сколько ни копался в часах, так и не мог сказать, что с ними случилось. Привели второго и третьего. И никто из них не сумел наладить часов. Не оставалось ничего другого, как обратиться к их создателю.

Мастер Ян не отказался посмотреть часы. Наоборот, он очень охотно согласился подняться на башню. Долго ощупывал старик пальцами части сложного механизма — пружинки, колесики, цепочки и винтики — так, будто хотел приласкать их, натешиться ими.

Бургомистр и двое советников стояли тут же на башне, внимательно следя за каждым движением мастера, — им не терпелось узнать, есть ли надежда, что часы можно исправить.