Когда мое сердце станет одним из Тысячи - Аманда Дж Стайгер

На обоях в комнате мотеля синие гвоздики сгруппированы по две и по три. Два-три. В Древнем Китае считалось, что у некоторых чисел есть сексуальное значение. Простые числа считались мужскими, а число двадцать три считалось особенно сильнодействующим, потому что образовано суммой трех простых чисел, следующих друг за другом. Мой возраст, семнадцать, — тоже простое число, а также сумма первых четырех простых чисел.

— Элви?

Мой взгляд перепрыгивает на Стэнли. Он сидит на краю кровати, вертя свой костыль. Он откашливается.

— Хм, слушай… Я не уверен, что смогу заняться этим не касаясь тебя. В смысле, я постараюсь не касаться. Буду держать руки на кровати, но…

— Если это случится нечаянно, то я переживу. — Я верю, что он не будет касаться меня специально, хотя обычно я никому так не доверяю. — Просто будь осторожней.

— Хорошо, — голос его звучит тише. — Обещаю. — Он все еще полностью одет. Может, он ждет, что я начну.

Я начинаю расстегивать рубашку.

— Подожди, — говорит он. Я останавливаюсь.

Его щеки заливает румянец.

— Обычно люди целуются, прежде чем снимать одежду.

Я наклоняю голову.

— Ты хочешь меня поцеловать.

Он краснеет еще больше.

— Я, ну… это вопрос?

— Да.

— Извини, я не всегда понимаю, когда ты задаешь вопросы. — Он замолкает. — А ты хочешь?

На мгновение я задумываюсь. Когда я смотрю по телевизору, как люди целуются, мне всегда кажется, что они пытаются съесть друг другу лицо, и при этом издают звуки, напоминающие, как вантузом прочищаешь засор в туалете.

— Думаю, достаточно просто раздеться.

Он вздрагивает.

— Слушай, может, включим отопление? Тут как-то хол…

Я снимаю рубашку. Стэнли вцепляется в край кровати, словно сейчас упадет.

Руки у меня немного трясутся, пока расстегиваю застежку лифчика, затем лифчик падает на пол. Зрачки у Стэнли расширяются, а кадык ходит вверх и вниз, когда он сглатывает.

— Ух, — голос его звучит тихо и почти бездыханно. Не понимаю, чему тут изумляться. Просто грудь. У любой девушки она есть.

— Они маленькие, — отмечаю я.

Он моргает.

— Что?

— Мои сиськи.

— Совсем нет. Не маленькие, в смысле.

Я смотрю вниз.

— Ну это факт.

— Они идеальные. Просто… — он издает короткий нервный смешок. — Несколько странно слышать от тебя слово «сиськи». Это как если бы мистер Спок сказал «ублюдок» или что-то такое.

Я пожимаю плечами.

— Они прекрасные, — ласково говорит он. — Ты — красивая.

Эти слова смущают меня, заставляют чувствовать себя голой гораздо больше, чем просто без лифчика. Он не должен говорить такие вещи.

Воздух в номере мотеля холоднее моей кожи. На руках и груди появляется гусиная кожа, грудную клетку распирает, я изо всех сил пытаюсь вернуть дыхание под контроль. Не знаю, возбуждение ли это, но я очень явственно ощущаю свое тело, больше обычного. Сквозь чулки я чувствую шершавость ковролина под стопами, вес собственных костей, шепот крови, бегущей сквозь мозг и сердце. Дыхание учащается, и грудную клетку сдавливает.

Руки все еще трясутся. Мне что, страшно?

Я не беспокоюсь за техническую сторону дела, она довольно простая. Прошлой ночью я попробовала сделать это пальцами, и, несмотря на небольшое жжение, было не больнее, чем когда случайно натыкаешься на стул в темноте по дороге в туалет. Нет, я боюсь, что сделаю или скажу что-то, что все испортит, и он в отвращении отвернется от меня. Или что я запаникую.

Но решения своего я не изменю. Не сейчас.

Я стою голая по пояс и говорю:

— Раздевайся.

Он возится с первой пуговицей на рубашке. Затем начинает искать провод от лампы, чтобы выключить свет.

— Не надо, — говорю я.

Он замирает.

— Мне нужно видеть, что я делаю.

Мышцы на его шее напрягаются, он сглатывает:

— Окей.

Меня охватывает сомнение, сеть проводков и струн с силой растягивается по всему телу, и я снова начинаю гадать, хочет ли он всего этого. Может, он передумал. Может, он разочарован видом моей по-мальчишески плоской груди и костлявых ключиц. Я никогда особо не задумывалась о своем теле и его привлекательности, но если взглянуть объективно, похвастаться мне особо нечем.

Затем я опускаю взгляд на его ширинку и замечаю, как она оттопырилась.

Несколько секунд я просто неподвижно смотрю. По телу пробегает дрожь. Но не от страха — от возбуждения.

Вот доказательство. Он делает это не потому, что я попросила, не из жалости ко мне. Он этого хочет. Он хочет меня.

Мое дыхание внезапно становится очень громким и нетерпеливым.

Я замечаю, что он уставился на мою грудь. Он замечает, что я заметила, и отводит глаза.

— Хочешь потрогать их, — говорю я.

— Да, — голос у него низкий и хриплый, словно горло болит.

В голове звенит, внезапно мне становится тепло.

— Давай.

— Ты уверена?

Я киваю.

Он сглатывает, поднимает руки. Опускает их. Набирает побольше воздуха в легкие и снова поднимает.

Первое прикосновение словно прыжок в ледяной бассейн жарким летним днем. Первые несколько секунд кажутся невыносимыми, но затем шок рассеивается, и я плыву. Затаив дыхание, я смотрю, как его пальцы гуляют по моей груди. Он большим пальцем проскальзывает по моему соску, затем проводит медленным движением вокруг, и где-то внутри мое тело приятно подрагивает.

Я теряю равновесие, голова начинает кружиться. Моя нервная система уже начинает перегружаться. Мне нужно остановиться.

Я хватаю его за запястья и опускаю его руки. Он вцепляется в покрывало. Я закрываю глаза и медленно вдыхаю, нащупывая свой центр контроля. Мир вокруг меня перестает плыть, я открываю глаза.

— Ложись, — говорю я, — на спину.

Он вытягивается на кровати и лежит напряженно, руки вдоль тела, ноги вместе. Я кладу руку ему на пах.

Его бедра вздрагивают, рот приоткрывается, а глаза смягчаются и увлажняются.

— Твою ж мать, — выпаливает он. — Извини.

Я отстраняюсь.

— Тебе больно.

— Нет, просто неожиданно. Было… Было приятно.

Я тянусь к первой пуговице его рубашки. Он мгновенно напрягается. Он начинает поднимать руки.

— Руки на кровать, — приказываю я едва слышно. Он снова сжимает кулаки на покрывале. Я расстегиваю еще одну пуговицу.

— Погоди, — резко вмешивается он. — У меня нет презервативов.

— Я принесла один. — Я роюсь в кармане толстовки, висящей на стуле, и извлекаю маленький серебристый пакетик, который заранее купила в мини-маркете.

— У тебя же нет аллергии на латекс.

Он качает головой.

— Хорошо. — Я кладу пакетик на покрывало и принимаюсь за следующую пуговицу.

— П-подожди. Давай не будем так торопиться.

Я замираю, почти не касаясь его.

— Что случилось, — спрашиваю я.

Мышцы на его лице напрягаются.

— Ничего.

Я не двигаюсь. Я что, делаю что-то не так? Едва-едва заметно я касаюсь его бедра. Веду палец