Рассказы - Артур Кларк

— Не представляю себе, как ми им можем помешать, — возразил Эштон.

— Видите ли, я думал избежать этого, но пришлось сделать заявку на «Пятерку». Вчера вечером я радировал на Ганимед, и сейчас моя заявка, наверно, уже в Гааге.

— Но ведь заявки на астрономические тела не регистрируются. Мне казалось, этот вопрос был решен еще в прошлом веке, в связи с Луной.

Профессор лукаво улыбнулся.

— Вы забываете, речь идет не об астрономическом теле. В моей заявке речь идет о спасенном имуществе, и я сделал ее от имени Всемирной организации наук. Если Мейз что-нибудь увезет с «Пятерки», это будет кража у ВОН. Завтра я очень мягко растолкую мистеру Мейзу, как обстоит дело, пока его еще не осенила какая-нибудь блестящая идея.

Странно было думать о Пятом спутнике как О спасенном имуществе, и я заранее представлял себе, какие юридические споры разгорятся, когда мы вернемся домой. Но пока что ход профессора обеспечил нам определенные права, поэтому Мейз поостережется собирать сувениры — так мы оптимистически считали.

С помощью разных уловок я добился того, что несколько раз меня назначали напарником Мериэн, когда мы отправлялись обследовать «Пятерку». Мейз явно не имел ничего против этого, да и с чего бы ему возражать: космический скафандр — самая надежная охрана для молодой девушки, черт бы его побрал.

Разумеется, при первой возможности я сводил ее в галерею искусств и показал свою находку. Мериэн долго смотрела на статую, освещенную лучом моего фонаря.

— Как это прекрасно, — молвила она наконец. — И только представить себе, что она миллионы лет ждала здесь в темноте! Но ее надо как-то назвать.

— Уже. Я назвал статую «Посланник».

— Почему?

— Понимаете, для меня это в самом деле посланник или гонец, если хотите, который донес до нас весть из прошлого. Ваятели знали, что рано или поздно кто-нибудь явится.

— Пожалуй, вы правы. Посланник. Действительно, совсем неплохо. В этом есть что- то благородное. И в то же время очень грустное. Вам не кажется?

Я убедился, что Мериэн очень умная женщина. Просто удивительно, как хорошо она меня понимала, с каким интересом рассматривала все, что я ей показывал. Но «Посланник» поразил ее воображение сильнее всего, она снова и снова возвращалась к нему.

— Знаете, Джек, — сказала она (кажется, на следующий день после того, как Мейз приходил посмотреть статую, — вы должны привезти это изваяние на Землю. Представляете себе, какая будет сенсация!

Я вздохнул.

— Профессор был бы рад, но в ней не меньше тонны. Горючего не хватит. Придется ей подождать до следующего раза. На лице Мериэн отразилось удивление.

— Но ведь здесь предметы ничего не весят, — возразила она.

— Это совсем другое, — объяснил я. — Есть вес, и есть инерция. Инерция… Ну да неважно. Так или иначе, мы не можем увезти статую. Капитан Сирл наотрез отказывается.

— Как жаль, — сказала Мериэн.

Я вспомнил этот разговор только вечером накануне нашего отлета. Целый день мы трудились как заведенные, укладывая снаряжение (разумеется, часть мы оставили для будущих экспедиций). Все пленки были израсходованы. Как объявил Чарли Эштон, попадись нам теперь живой юпитерианин, мы не смогли бы запечатлеть этот факт. По-моему, каждый из нас жаждал хотя бы небольшой передышки, чтобы на свободе разобраться в своих впечатлениях и прийти в себя от лобового столкновения с чужой культурой.

Корабль Мейза «Генри Люс» был тоже почти готов к отлету. Мы условились стартовать одновременно; это как нельзя лучше устраивало профессора — он не хотел бы оставлять Мейза на «Пятерке» одного.

Итак, все было готово, но тут, просматривая наши записи, я вдруг обнаружил, что не хватает шести экспонированных пленок. Тех, на которые мы сняли надписи в Храме искусств. Поразмыслив, я вспомнил, что эти пленки были вручены мне и что я аккуратно положил их на карниз в Храме, с тем чтобы забрать позже.

Старт еще не скоро, профессор и Эштон, наверстывая упущенное, крепко спят, почему бы мне не сбегать потихоньку за пленками? Я знал, что за пропажу мне намылят голову, а тут каких-нибудь полчаса — и все будет в порядке. И я отправился я Храм искусств, на всякий случай предупредив Билла.

Прожектор, конечно, был убран, и внутри «Пятерки» царила гнетущая темнота. Но я оставил у входа сигнальный фонарь, прыгнул и падал, пока не увидел, что пора прервать свободное падение. Десять минут спустя я уже держал в руках забытые пленки.

Желание еще раз проститься с «Посланником» было только естественным. Кто знает, сколько лет пройдет, прежде чем я увижу его вновь, а этот спокойно-загадочный образ притягивал меня.

К сожалению, притягивал он не только меня. Пьедестал был пуст, статуя исчезла.

Конечно, я мог незаметно вернуться и никому ничего не говорить во избежание неприятных объяснений. Но я был так взбешен, что меньше всего думал об осторожности. Возвратившись на корабль, я тотчас разбудил профессора и доложил ему о случившемся.

Он сел на койке, протирая глаза, и произнес по адресу мистера Мейза и его спутников несколько слов, которых здесь лучше не воспроизводить.

— Одного не понимаю, — недоумевал Сирл, — как они ее вытащили. А может быть, не вытащили? Мы должны были заметить их.

— Там столько укромных уголков. А потом улучили минуту, когда никого из нас не было поблизости, и вынесли ее. Не так-то просто это было сделать, даже при здешнем тяготении, — В голосе Эрика Фултона звучало явное восхищение.

— Сейчас не время обсуждать их уловки, — рявкнул профессор. — У нас есть пять часов на то, чтобы придумать какой-нибудь план. Раньше они не взлетят, ведь мы только что прошли точку противостояния с Ганимедом. Я не ошибаюсь, Кингсли?

— Нет, лучше всего стартовать, когда мы окажемся по ту сторону Юпитера, — всякая другая траектория полета потребует слишком много горючего.

— Отлично. Значит, мы располагаем временем. У кого есть предложения?

Теперь, задним числом, мне иногда кажется, что мы поступили несколько странно и не совсем так, как приличествует цивилизованным людям. Всего два-три месяца назад нам и в голову не пришло бы ничего похожего. Но мы предельно устали, и мы страшно рассердились, и к тому же вдалеке от остального человечества все выглядело как-то иначе. Закон отсутствовал, оставалось только самим вершить правосудие…

— Можем мы помешать им взлететь? Например, повредить их двигатель? — спросил Билл.

Сирл наотрез отверг эту идею.

— Всему есть предел, — сказал он, — Не говоря уже о том, что Дон Гопкинс мой друг. Он мае никогда не простит, если я выведу из строя его корабль. Особенно если потом окажется, что поломку нельзя исправить.

— Украдем горючее, — лаконично посоветовал Грувс.

— Правильно! Видите, иллюминаторы темные, значит, все спят. Подключайся и откачивай.

— Прекрасная мысль! — вмешался я. — Но до их ракеты два километра. Какой у нас трубопровод? Сто метров наберется?

На мои слова не обратили ни малейшего внимания; все продолжали обсуждать идею Грувса. За пять минут технические вопросы были решены, оставалось только надеть скафандры и приступить к работе.

Записываясь в экспедицию профессора Форстера, я не подозревал, что когда-нибудь окажусь в роли африканского носильщика из древнего приключенческого романа и буду таскать груз на голове. И какой груз — одну шестую часть космического корабля! (От профессора Форстера, при его росте, проку было немного.) На Пятом спутнике корабль с полупустыми баками весил около двухсот килограммов. Мы подлезли под него, поднатужились — и оторвали его от площадки. Конечно, оторвали не сразу, ведь масса корабля оставалась неизменной. Затем мы потащили его вперед.

Все это оказалось несколько сложнее, чем мы думали, и идти пришлось довольно долго. Но вот наконец второй корабль стоит рядом с первым. На «Генри Люсе» ничего не заметили, экипаж крепко спал, полагая, что и мы спим не менее крепко.

Я слегка запыхался, но радовался, как школьник, когда Сирл и Фултон вытащили из нашего воздушного шлюза трубопровод и тихонько подсоединили его к бакам «Генри Люса».

— Прелесть этого плана в том, — объяснил мне Грувс, — что они не могут нам помешать, для этого надо выйти и отсоединить трубопровод. Мы выкачаем все за пять минут, а им нужно две с половиной минуты только на то, чтобы надеть скафандры.

Вдруг мне стало очень страшно.

— А если они запустят двигатели и попытаются взлететь?

— Тогда от нас всех останется мокрое место. Да нет, сперва они выйдут проверить, в чем дело. Ага, насосы заработали.

Трубопровод напрягся, как пожарный рукав под давлением, — значит, горючее начало поступать в наши баки. Мне казалось, что вот-вот иллюминаторы «Генри Люса» озарятся светом и ошеломленный экипаж выскочит наружу, и я даже разочаровался, когда этого ее произошло. Видно, крепко они спали, если даже не ощутили вибрации от работающих насосов. Но вот перекачка закончена, Сирл и Фултои осторожно убрали трубопровод и уложили его в шлюз. Все обошлось, и вид у нас был довольно глупый.