Газета Завтра 4 (1053 2014) - Газета Завтра Газета

"Так же и северная проза: медленно, мучительно прирастает она новыми словами, ещё труднее - законченными произведениями. Мороз и снег, нехватка солнца, тяжёлый авитаминоз - где брать ей силы, как не в упорстве и труде, в терпении? Но в результате этого процесса могут появиться такие яркие, светлые пронзительные книги, что порой захватывает дух, и слёзы выступают на глазах", - это уже почти манифест, в котором содержатся принципы нового литературного направления.

Ещё одну характерную черту новой северной прозы назвала Яна Жемойтелите: "Она обнажает главную черту северного менталитета - с одной стороны, большая душевная хрупкость, а с другой, замкнутость человека в себе ".

Книга Дмитрия Новикова состоит из 13 повестей, очерков и рассказов, объединённых любовью к Северу. "Почему Новиков? Всё очень просто - он умеет писать", - так отозвался о его творчестве известный писатель Андрей Битов. Дмитрий Новиков учился на медицинском факультете Петрозаводского университета, откуда его призвали служить на Северный флот. После демобилизации двенадцать лет занимался бизнесом. Затем резко ушёл в непрестижную серьёзную литературу. Пока он пишет только о Севере и северных людях, молчаливых и честных. Провинцией и спасётся Россия.

10. Сергей Шаргунов. "1993". Роман. Издательство АСТ. М., 2013.

"1993" - книга о сложных семейных отношениях мужа и жены, работников "аварийки", и взрослении их дочери. Но автор блестяще вывел эти драматические семейные разлады на фоне большой трагедии октября 1993 года, когда муж и жена оказались, как часто в России бывает, на разных баррикадах.

Муж гибнет, и семейная драма превращается в трагедию всей страны, так и не вышедшей из того исторического кризиса. Был шанс у Путина поставить точку в октябре 2013 года и воспеть защитников Дома Советов, примирить обе стороны, к сожалению, этим шансом не воспользовались. "1993" год будет кровоточить и дальше. А Сергей молодец, что поднял эту мучительную тему.

Такова моя десятка. Много хороших книг упустил - и слева, и справа: и Лимонова, и Сегеня, и Сенчина, и Беликова, и Кудимову, и Дорошенко Но жизнь продолжается, русская литература живёт. Будем жить и мы!

Апелляция к прелюдии

Андрей Рудалев

23 января 2014 0

Культура Общество

О нерыночной литературе и задачах критики

Излагая свой взгляд на задачи современной критики на "Кожиновских чтениях" в Армавире, филолог и литкритик Алексей Татаринов отметил чрезвычайно важный тезис: "критик - тот, кто способен остановить быструю смерть современного произведения". Скоропостижную смерть

Действительно, сейчас в литературе, как и во многих других областях культуры и искусства, действует культ новинки. Издательский бизнес и зависимый от него календарный цикл премиальных сезонов превращает художественное произведение в скоропортящийся продукт. Мы его прочитываем практически по диагонали, на осмысление не остаётся времени. В эту зависимость впали и авторы. Некоторые из них, повязанные контрактами и личностным желанием оставаться на плаву в актуальном литпроцессе, выдают по тексту в год. Хочешь не хочешь, но начинаешь жить с вала. Если ты замешкался, взял паузу в несколько лет, что естественно для написания книги, то уже автоматически даёшь пищу рассуждений о твоей писательской смерти. Так подобные высказывания звучали относительно Захара Прилепина перед выходом его романа "Чёрная обезьяна".

Логика понятна: книга, другая, даже оказавшаяся замеченной, прозвучавшей, может восприниматься в качестве случайности, продолжительное авторское молчание - "момент истины", выявляющий эту случайность. В ситуации нивелирования ценности экспертных оценок делается ставка на другой критерий оценки: время покажет. Причём, это "время" чрезвычайно сжато. Это даже не десятилетие, а максимум несколько лет, которые будто бы должны дать объективную оценку тексту, проверить его временем.

За эти несколько лет автор, если он не хочет быть списанным в литературный запас, выдаёт новый текст, к которому переадресовывается всё внимание, и апелляции к предыдущему будут делаться в лучшем случае, как к его прелюдии.

Вся проблема обостряется ещё и тем, что постепенно уходит жанр полновесной развёрнутой литературно-критической статьи, созданной на грани литературоведения и критики. Уходит не потому, что больше некому писать подобные статьи, а в силу того, что всё меньше людей готовых их воспринимать. Вместо неё наиболее востребованы рецензии, обзоры, причём, многие из которых сейчас пишут профессиональные журналисты, профессионально подходящие к прочтению произведения, то есть, в лучшем случае, по диагонали.

Происходит забывание произведений в силу нанизывания литературного процесса на премиально-издательский цикл, которому не предлагается никаких иных альтернатив. Современная литература превращается в очередь к своей минуте славы и только. После неё ты пакуешь чемоданы, и есть большой шанс, что дальше выпадешь из вида, если снова не встанешь в очередь к своей минуте.

Тому же потоку, конвейеру, который воздействует на писателя, поддаётся и критик. Сейчас он уже не может себе позволить писать пространные статьи о современной литературе. Во-первых, интерес к сугубо литературным и внутрицеховым темам сейчас минимален. А во-вторых, такое высказывание рискует потерять свою актуальность. Критик поддаётся журналистским соблазнам: быть первым и замечать текст, когда разговоры о нём являются актуальными, когда он представляет из себя информационный повод. Поэтому критик уходит в сетевую журналистику, газетные жанры, всё для того, чтобы как можно оперативнее актуализировать своё высказывание о художественном произведении. Погоня за новизной глушит основательность, вживание в текст, развёртывание его смыслов.

Задача критика - создавать информационный повод вокруг текста. Работать не только в потоке актуальности и злободневности, но и возвращать внимание читателя к тому или иному произведению. Работать не только на выявление новинок, не только на отслеживание календарного литературного годового цикла, но и на замедление этого процесса. Критику следует работать на подтормаживание этого процесса, стараться блокировать его безудержный поток.

Его задача в обращении к пройденному материалу. В этом как раз и будет реализовываться его первейшая миссия - отделение зёрен от плевел и развёртывание диалогического поля вокруг текста, в котором ему даётся жизнь.

В этом диалогическом поле кипит жизнь не только текста, по и самой современной литературы. Если этого нет, если произведение литературы проводят непрочитанным, не осмысленным, не поднявшим дискуссию, то создаётся иллюзия, что и его - как значительного явления - нет. Да и сам современный литпроцесс воспринимается как весьма сомнительное явление. В силу этой иллюзии в общественном сознании время жизни литературного произведения всё больше приближается к журналистскому тексту. Основное и принципиальное различие только в объёме.

Журналист Михаил Бударагин выразил общее умонастроение человека, интересующегося литературой, но находящегося вне литсообщества, а потому его читательское мнение может вполне рассматриваться за объективное и типичное: "Текст сегодня живёт от дня до недели. Хороший роман Сорокина "Теллурия" вызвал всплеск интереса, но через два месяца о книге никто не вспомнит. А ведь Сорокин один из лучших писателей в России. Я погружён в литературный процесс как читатель. Я не понимаю, какой смысл власти заниматься писателями, которых всё равно никто не читает, и читать не будет уже никогда" (http://tass-analytics. com/opinions/1134).

Собственно, Бударагин говорит именно о той скоропостижной смерти современного произведения, что и приведённый выше Алексей Татаринов. Получается, что жизнь книги сейчас воспринимается лишь в промежутке отрезка чтения. В то время как традиционно развертывание художественного произведения происходит в читательской реакции на его, в каждом акте прочтения, осмысления и истолкования. Вместо этого мы имеем образ скоропортящегося и одноразового продукта.

Едва ли бы кто-то отважился сказать о жизни "от дня до недели" применительно к другим видам искусства: изобразительного, кинематографа, музыки. Купил, к примеру, диск с новым альбомом той или иной группы, прослушал, проявил к нему свой интерес и выкинул на помойку. Дичь какая-то Этот диск может крутиться месяцами в проигрывателе и не надоесть, а наоборот, всё больше раскрываться. Никто не будет помышлять о его быстрой смерти. Однако относительно современной литературы мы рассуждаем, как о комплекте одноразовой посуды.

Конечно, здесь сказывается то, что чтение книги - это, помимо всего прочего, большой труд, на который сейчас лишний раз мало кто будет решаться. Но всё-таки надо говорить о том, что ушла традиция отношения к книге, как к чему-то крайне важному. Рыночные механизмы отформатировали не только её, но и отношение к ней, вплоть до переживания её полной ненужности: "какой смысл власти заниматься писателями, которых всё равно никто не читает, и читать не будет уже никогда"