Академик: Дом, что мы защищаем. Академик. Глубина - Андрей Борисович Земляной

– И поторопись, сестрёнка, – напутствовал девушку Этоар. – Не следует заставлять нашего гостя слишком долго ждать.

Мальчишка получил своё вознаграждение и убежал совершенно счастливый, а Этоар и Виктор остались в магазине попивать похожий на чай отвар водорослей и беседовать обо всём и ни о чём. Торговец поделился последними городскими сплетнями, пограничник же рассказал ему специально заготовленные на такой случай истории из жизни нескольких соседних городов. Кроме того, хозяин мимоходом рассказал, что его дело перешло к нему по наследству от отца, что они с сестрой Гриен – сироты, и что ему стоило огромных усилий убедить Гриен не идти в армию, а остаться с ним. В свою очередь Виктор сообщил, что он – волк-одиночка, семья была, но теперь – увы, и что он решил сменить район деятельности, а потому подумывает обосноваться здесь.

Примерно через час товар был доставлен в лавку. Торговец принялся тщательно осматривать шкуры в поисках дефектов. И хотя на его лице не дрогнул ни один мускул, а движения оставались такими же размеренными и точными, словно у робота, Афанасьев мог бы поклясться, что Этоар доволен и оценил товар по достоинству. Гриен всё это время стояла рядом и тоже ничем не выражала своих чувств, но по её быстрым взглядам становилось ясно, что девушке очень интересно.

– Ну что же, – Этоар поднял на пограничника свои колючие глазки. – Давайте подведём окончательный итог…

Щупальца тагами совершенно неожиданно потянули на целых две тысячи. Железы энцитеров торговец был готов взять по три с половиной за контейнер, буркнув: «Кто же знал, что у вас контейнеры не стандартные?» Семь малых шкур он оценил в полторы тысячи за каждую, а большие требовали отдельной оценки каждая. Первая ушла после короткой торговли за три восемьсот пятьдесят, вторая – за четыре сто тридцать.

Виктор вдруг понял, что Ларл явно получает удовольствие от самого процесса торговли, припомнил восточные базары, на которых бывал неоднократно, и с удовольствием включился в игру. За третью шкуру Этоар выложил пять тысяч, скорчил плачущую физиономию и сообщил в пространство, что его разорили, и теперь ему придётся, чтобы прокормиться, продать замуж свою сестру. Гриен тихонько фыркнула. Афанасьев облил взглядом её крепкую, ладную фигурку, задержался на двух кобурах у пояса, из которых торчали отбеленные от частого употребления рукояти автоматических пистолетов, стрелявших взрывающимися иглами, и сделал предположение, что такую жену он бы купил. И обязательно купит, когда ему окончательно надоест эта дурацкая жизнь. Девушка показала ему язык, а Ларл рассмеялся звонким смехом.

Настала очередь последнего, самого большого р’эца. Этоар развернул его, поднёс к светильнику, полюбовался переливами цвета, и начался большой торг. Виктор хорошо знал: р’эц таких размеров – исключительная редкость, и потому без зазрения совести задирал цену, Ларл же с отчаяньем ополченцев сорок первого сражался за каждый никоха, словно за спиной у него была Москва и отступать было некуда.

Они уже почти договорились на двенадцать тысяч триста, когда Афанасьев вдруг почувствовал взгляд. Жадный, восторженный – девичий… Он глянул искоса: Гриен во все глаза смотрела на громадную шкуру, и в глазах её светилось искреннее восхищение, смешанное с осознанием того простенького факта, что ей никогда не обладать чем-то подобным.

Решение пришло мгновенно: Виктор сорвал с прилавка уже почти проданную шкуру, бросил короткое «Не продаётся!» и в одно мгновение закутал в радужные переливы ошарашенную девушку:

– Прекрасная джа, я очень прошу вас не обижать меня и принять этот огрызок в подарок. Больше у меня – увы! – ничего нет, – произнёс он. Затем вставил чип-карту в считывающее устройство и махнул рукой Этоару:

– Перечисляй.

Тот кивнул, нажал на клавишу, на развернувшемся голоэкране замелькали цифры, и высветилась окончательная сумма. Виктор вынул чип-карту, сунул в карман и вышел из лавки, провожаемый оценивающим взглядом торговца.

Он отошёл уже шагов на сто и собрался подняться на следующий ярус, когда услышал за спиной шелест шагов. Обернулся – за ним охотящейся пантерой неслась Гриен. Догнала, встала напротив и жёстко посмотрела ему в глаза:

– Зачем?

– Что? – включил дурака Афанасьев. – Зачем иду? Так ведь поесть где-то надо. Да и с ночлегом определиться не помешает…

Девушка вспыхнула:

– Дурак! Зачем ты р’эца мне подарил?! Я тебя просила?!

– Просила, – кивнул головой Виктор.

– ЧТО?!! Когда?!!

– Ты так на неё смотрела… – Афанасьев улыбнулся. – Как ребёнок на конфету. Ну а я, знаешь ли, не такая сволочь, чтобы пожалеть конфетку для малышки. Да ещё такой симпатичной…

Гриен залилась краской. Помолчала, потом спросила:

– И где ты собираешься поесть? Может быть, показать тебе хорошее место, где и вкусно, и недорого?

– Покажи, – кивнул пограничник. – Только, чур, поешь со мной. А то вдруг ты меня отравить собралась, а потом ограбить?

Это было произнесено с такой дрожью в голосе, что девушка прыснула…

– …Ну вот, и когда отец отказался платить клану Добар за защиту, они напали… – Гриен облизала ложечку с десертом и потянулась к горячему сладкому вину.

Афанасьев слушал эту бесхитростную историю о том, как семья – большая дружная семья – одномоментно прекратила своё существование. Ларл и Гриен – единственные, кто уцелел. Да и то только потому, что Ларл в это время служил в армии в каком-то специальном подразделении и пребывал в богом забытом захолустье, а Гриен училась в закрытой школе.

– Брат подал в отставку, потом приехал сюда с несколькими своими сослуживцами, и клан Добар умылся кровью. Была настоящая война… – долгий глоток вина, и девушка снова вернулась к десерту. – А потом он забрал меня из школы, и мы живём вдвоём. Нас не трогают: к нам часто приезжают однополчане брата, среди них даже один генерал есть!

Виктор подумал: «Да, вас не трогают: генерал может такого наворотить, что ой. Только поэтому и вас сторонятся: вы – из другой жизни, которая идёт по своим правилам. А всем остальным приходится жить по этим…» Он пожалел и Этоара – толкового, видно, офицера, и девчонку, от которой шарахаются, точно от зачумлённой. Две сломанные жизни, хорошо хоть, что сами люди не сломались. Живы, но их жизни вряд ли можно позавидовать…

Из ресторана они отправились в квартал развлечений, который не имел ничего общего с кварталом красных фонарей. Здесь располагались какие-то заведения, похожие на кегельбаны, бильярдные, кино– и просто театры. Посмотрели какую-то слезливую мелодраму, в которой Виктору понравилось только музыкальное сопровождение, потом сыграли в игру, отдалённо напоминающую дартс, и пограничник выиграл два поцелуя, после чего, наконец, двинулись обратно. Афанасьев настоял на том, что обязательно проводит Гриен домой,