Путешествия вокруг света - Василий Головнин

В это время опасное положение брига требовало скорых и решительных мер. Но ничто уже не могло спасти его. Контрадмирал Сарычев повествует о сем несчастном событии таким образом:

«Для остановления и спасения брига велел я срубить мачты, но при всем том не переставало его дрейфовать, и в 11 часов ночи принесло к мели, поворотило поперек волнения, начало сильно бросать с боку на бок и бить о грунт; тогда свирепые волны вздымались подобно горам, разбивались о борт и, с седой пеной переливаясь через судно, сильно потрясали его, двигая по мели; каждый из нас старался держаться крепче, чтоб волнением не сбросило его в море, ожидая ежеминутно потопления. Положение наше тем было ужаснее, что темнота ночи препятствовала видеть, сколь далеко находимся мы от берега. Когда судно наполнилось водой, поворотило его носом к берегу, и волнение, разбиваясь о корму, не столь уже его потрясало. Некоторые из служителей усмотрели перед судном чернеющийся берег и закричали: «Земля видна!» Тогда все люди собрались на бак, обрадовавшись показавшейся надежде к спасению; измокши и перезябши, ожидали с нетерпением наступления дня. Между тем лекарь наш, умея хорошо плавать, раздевшись, бросился в море, и мы тотчас потеряли его из виду в свирепеющих волнах. На рассвете увидели мы, что находимся в полуверсте от высокого и крутого берега, под которым приметили людей. С великим трудом спустили мы на воду ялик и, привязав к нему веревку, отправили с тремя человеками к берегу. Они долго пробивались между бурунов и каменьев; наконец, когда преодолели большие трудности, выкинуло их на сушу, и островитяне помогли им выйти. Таким образом, имея уже завезенную на берег веревку, спустили мы еще два гребных судна и на них с помощию сего завоза перевезли всех служителей с судна».

Жители Рюгена тотчас развели огни по берегу, чтоб согреть спасшихся, и впоследствии обходились с ними весьма хорошо. Контр-адмирал Сарычев пишет:[349]«Граф Ливен[350] и я с великим трудом взобрались на высокий и крутой берег. От сего места надобно было еще идти пешком до селения целую версту; но я, после претерпенного в прошедшей ночи от мокроты и стужи, так ослабел, что не в силах был идти далее и пал бы тут от изнеможения, если б великодушный граф, будучи и сам почти в таком же положении, но напрягая последние свои силы, не подал мне помощи и не довел меня до избы, где добродушные поселяне сняли с нас мокрое платье, положили в постель, укутали теплыми одеялами и тем отогрели».

Здесь нашли они отважного своего доктора,[351] который к берегу приплыл благополучно, но тут волнами о каменья избило его жестоким образом, и он несколько времени был очень болен. Мужественный его поступок достоин величайшей похвалы, ибо он, невзирая на усталость и ушибы, кое-как добрался до селения и первый уведомил жителей о бедствующем судне, вследствие чего они тотчас собрались и пошли к берегу на помощь претерпевающим кораблекрушение.

Контр-адмирал впоследствии осматривал стоявший на мели бриг и нашел, что все его скрепления были целы и крепки и члены во всех частях тверды; это приписывает он особенно хорошей постройке, а потому старался сыскать в Стральзунде корабельного мастера, который взялся бы снять его с мели и исправить. Мастер хотя был найден и поряжен за шестнадцать тысяч талеров снять бриг с мели, однако ж в предприятии своем не успел, но спас с него только то, что было можно. Между тем экипаж брига был размещен по кораблям эскадры, стоявшей у Рюгена, а сам контр-адмирал переехал на корабль «Рафаил», на котором и находился до прибытия его в Кронштадт.

Крушение корвета «Флора»

(под начальством капитан-лейтенанта Кологривова),

погибшего в ночь на 28 января 1807 года в Средиземном море у берегов Албанских

Корвет «Флора» погиб на берегах Албании в то время, когда турки уже объявили войну России, и потому экипаж сего судна, спасшись при кораблекрушении, попался в плен к народу, поступившему с ним жестоким образом. По сим обстоятельствам кораблекрушения командир корвета не мог сохранить морского журнала и никаких других бумаг, из которых можно было бы составить полное оному описание; но как самое кораблекрушение, так и происшествия, случившиеся после того с экипажем в плену у турок, весьма хорошо описаны в журнале служившего тогда на сем корвете лейтенанта Сафонова, то я помещаю здесь выписку из него:

«7 января адмирал со всею эскадрой вышел из Бокка-ди-Каттаро в море; ветер был крепкий, погода пасмурная со шквалами. Ночью ветер сделался противный в Корфу, и по темноте мы с адмиралом разлучились; ветер крепчал до чрезмерности, и к утру снесло нас к Курцоле, куда мы, наконец, и спустились.

9 января на курцольском рейде нашли два наших корабля – «Елену» и «Уриил», – поставленных для защиты крепости от неприятеля.

24 января, с первой переменой ветра, вышли в море: ветер был пресильный, но благополучный.

26 января ветер более и более усиливался и, наконец, сделался противным; облака летали подобно молнии; слышен был глухой подземный шум и чувствовался запах сала от воды; потом все небо покрылось одним черным облаком. Со страшным шумом восстал вихрь и порывисто переменял свое направление вокруг всего компаса; море вздымало валы свои до необъятной высоты. Вдали воздух сделался теплым, и в туче показалось страшное явление кровавого цвета. Это послужило нам верным признаком жестокого шквала. Немедленно послали людей крепить паруса, но не успели дойти до марсов, как жестокий шквал повалил судно на бок. Увы! Хотели уже проститься с светом, но, к счастью нашему, в тот же момент молния ударила в мачты, они сломались и упали в море. От убавки сверху тяжести корвет пришел в прежнее положение. Немедленно бросились спасать погибающих людей; двадцать спасли, а двадцать два утонули. Вскоре потом ярость стихий мало-помалу укротилась, настала тишина, и взору представились повсюду печальные следы опустошения. По счислению нашему, мы находились близко от берега и, по лоту видя уменьшение глубины, стали на якорь около мыса Дураццо (в Далмации).

На другой день, исправясь фальшивым вооружением, направили путь в Корфу; до 11 часов шли благополучно; ввечеру ветер сделался противный и чрезвычайно крепкий; нас начало валить к албанскому берегу. Не имея возможности нести паруса, не могли удалиться от берегов, а глубина беспрестанно убавлялась. Решились стать на якорь. Но, к несчастью нашему, первый якорь не задержал; бросили другой – и тот также, наконец, и третий – все тщетно. Лишь только хотели бросить четвертый, как уже корвет ударило о мель и вышибло руль. «Боже! – вскричали все. – Погибаем». Не было возможности спастись, вода в трюме увеличивалась, дождь лил ливмя, ночь претемная, везде стон и молитвы – ожидали каждую минуту своей погибели, но увидели утро. Ветер сделался немного мягче, но жестокий бурун ходил вокруг судна.

Сделали консилиум и положили, несмотря на угрожающую опасность, спасать людей, по крайней мере тех, которых удастся; но Всевышний был милосерд ко всем, и мы с капитаном последние, по спасении команды, съехали на берег. 28 января развели огонек и расположились переночевать на неприятельском берегу. Во всю ночь ветер был крепкий и с проливным дождем, но после наших несчастий и трудов мы спали замертво и не слыхали дождя. Поутру корвет уже был разбит и видны были одни члены. Две беды миновались – настает третья: толпы албанцев отводят нас в Берат{277} к паше. Турок объявил несогласие Оттоманской Порты{278} с Россией и что мы пленные.

9 февраля, по повелению его, отправились в Царьград при конвое под начальством аги{279}.

10 февраля прибыли мы в загородный дворец паши, построенный в азиатском вкусе на горе. По приказанию паши, дано нам было здесь на десять человек по барану, которых мы по-албански изготовили сами, изжарив целиком над огнем, и растерзали руками на порции. Переночевав довольно изрядно на дворе, в 4 часа утра отправились далее. Провожатые наши начинают быть с нами уже посмелее и обыскивают наши карманы; но, к несчастью, не находят в них ни гроша.

11 февраля прибыли в Албесан, где жители, по врожденной ненависти к христианам, приняли нас с большим руганием и побоями; но квартира была порядочная, и хозяин дома, грек, был к нам милостив; одни только толпы турок, желавших нас видеть, как какое-либо чудо, до самой ночи беспокоили нас мучительно.

Наутро отправились; дорога шла горами.

12 февраля прибыли в крепость Огера, коей управление зависит от паши бератского; она построена на высокой горе при озере. Строение готическое, но защищено довольно изрядно; жители большей частью болгары и греки. Обид в этом городе мы не терпели, но кормили нас весьма худо – объедками хлеба, остававшегося после провожатых. С тощими желудками горестно перешли мы расстояние, ведущее высокими горами.