Прошедшие войны - Канта Ибрагимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Отдел кадров? Подготовьте приказ о премии Арачаеву в размере трехмесячного оклада в связи с окончанием летнего сезона и еще оклад из моего резерва в связи со свадьбой… Ну, ты даешь, Цанка! То сидел бобылем, а теперь каждый год по новой невесте. Молодец!.. Свадьба будет у нас в столовой. Понял?
— Да зачем это? Я уже немолод.
— В том-то и дело, что немолод. А вдруг в последний раз, — смеялся Саренбаев.
— И еще одна просьба к Вам, — склонил голову Цанка, — Вашу машину на день, без шофера.
— Бери что хочешь и делай как тебе угодно.
Через полчаса на новенькой "Победе" Арачаев заехал за другом Шовхалом в колхоз и они вместе понеслись по пустыне вдоль канала на объект, где работала избранница. Густан вместе с двумя напарницами весь оросительный сезон, занималась самой тяжелой и грязной работой — очисткой от ила оросительных каналов и арыков. Это была изнурительная работа — под открытым небом, под палящим солнцем, в голой пустыне, в невыносимый зной.
Три работницы издалека увидели, как несется по голой равнине редкостная для этих мест машина, неся за собой клубы песчаной пыли.
— Ой, девоньки, неужели сам Саренбаев из конторы вышел? — Ну а что, зной спал, можно и прокатиться по пустыне.
Новенькая легковушка резко притормозила, клубы сопровождающей пыли по инерции понеслись вперед.
— Боже мой, так это Арачаев! — воскликнули работницы.
Мужчины направились к каналу. Впереди шел важный Шовхал, Цанка в смущении прятался за его спину.
— Здорово, девчата! Бог вам в помощь!
— И вам дай Бог долго здравствовать.
После нескольких ритуальных фраз Шовхал сказал:
— Девчата, если не возражаете, у нас дело к Густан.
— Это понятно, — засмеялась одна напарница. — Лучше нам отойти, или ее к вам пододвинуть?
— Ее лучше не трогать, — отшучивался Шовхал, — вон смотрите, как она окаменела в одной позе, как памятник.
Густан стояла по колено в мутной воде, наклонила глубоко голову, оперлась всем телом на длинную палку кетменя.
— Так, девчата, ну давайте мы отойдем, — лукаво подмигивал Шовхал, — оставим молодых одних.
Цанка подошел к каналу, сел на корточки против Густан, пытливо попытался заглянуть в лицо девушки. Он накануне заготовил целую речь, но все это улетучилось и он не мог сосредоточиться, что-то вразумительное сказать. Наконец он понял всю комичность и неестественность ситуации и без вступлений сказал:
— Густан, ты согласна выйти за меня замуж?
Девушка еще ниже опустила голову, и вдруг заплакала.
— Так ты согласна или нет? — повторил вопрос Арачаев.
— Что ты издеваешься над человеком? — подскочил Шовхал, — глухой, что ли? Она кивнула головой — значит согласна.
Ясуев проворно прыгнул в воду, схватил за руку Густан, прочитал положенную короткую молитву и крикнул:
— С этого дня ты другим чужая, нам своя, а сыну Алдума Цанке верная жена… Да благословит вас Бог! Аминь!
— Аминь! — поддержали напарницы Густан.
Шовхал выхватил из рук невесты кетмень, кинул его небрежно на берег и потащил Густан к машине.
— Поехали, поехали, — кричал он.
— Прямо сейчас? — сквозь слезы спросила невеста.
— Да, разумеется, видишь, ему невтерпеж, — смеялся Ясуев. — Я не могу в таком виде, — уже рядом с машиной уперлась Густан.
— Да ладно тебе, подружка, — серьезно сказали ее напарницы, — а разве есть у нас другой "вид"? В чем работаем, в том и на вечеринку ходим… И на этом Бога благодарим… Вот вернемся на Кавказ, там и будут у нас разнообразные платья. — Правильно мыслите, — возбужденно кричал Шовхал, — бросайте свои кетмени подальше и все в машину. Гулять будем… Все-таки свадьба.
Сразу же компания помчалась к местному мулле, он быстро произвел процесс бракосочетания и после этого Густан отвезли по старинному обычаю горцев в дом друга Ясуева, где молодая невестка должна была в кругу родственных женщин пройти процесс акклиматизации к новым условиям жизни. В тот же день Цанка купил для Густан два нарядных платья, две пары обуви.
По настоянию Арачаева свадьбы и особых торжеств не было, все прошло тихо, спокойно, по-будничному.
Через неделю совместной жизни Цанка сказал жене:
— Поезжай в Кзыл-Орду и привези брата и сестру к нам в дом.
— Тебе будет тесно и неудобно, — ответила печально Густан.
— Мне неудобно, когда близкие дети живут в детдоме… Делай что тебе велено… Места всем хватит…
Под Новый год, как обычно, Цанка отправился в Алма-Ату в сопровождении ежегодных подношений. По настоянию Аллы Николаевны взял с собой молодую жену. За два предновогодних дня Густан и Аянт полностью перебелили всю квартиру Басовых, навели порядок, все перемыли и перетерли.
— Ну жена! Вот это — да! — говорила восхищенно Алла Николаевна.
— Он только такой и был достоин, — шептал ей на ухо Альфред Михайлович. — Вот родила бы она побыстрее детей… Ты, дорогая, узнай, может уже есть что?
— Конечно есть, — заговорщицки отвечала Алла Николаевна, а потом вдруг сказала полным голосом: — Конечно, они зря время не тратят, не дрыхнут, как некоторые.
— Ой-ой, — вскочил обиженный Альфред Михайлович, — о чем размечталась на старости лет.
— Сам ты старый черт, — проворчала Басова, выпрямила спину, задрала подбородок и, пытаясь по-девичьи изгибать стан, кривляясь, двинулась на кухню.
…Летом 1956 года Густан родила дочь, назвали ее Дамани. А до этого в жизни Цанка произошел очень неприятный эпизод. Как-то в мае месяце он получил почтовое уведомление. В отделении связи ему вручили объемную бандероль без фамилии отправителя. Думая, что эта корреспонденция связана с работой, он понес ее на службу и там распечатал. Его взору предстали два больших, красочных плаката. На одном был написано: "Государственный ансамбль песни и танца народов Кавказа — "Горный воздух", на нем был изображен большой коллектив артистов, посредине в белом костюме стоял важный Ахмед Якубович, а рядом с ним, полубоком, прямо прижавшись к нему боком, стояла улыбающаяся Мадлена. Внизу жирным шрифтом было выведено: "Художественный руководитель — заслуженный работник культуры Казахской и Киргизской ССР, кавалер орденов Ленина и Дружбы Народов (? — был ли тогда такой орден?) — Магомедалиев А.Я.". На другом плакате с серьезным, даже с чуточку надменным, видом был изображен изумительный по красоте портрет его бывшей жены и внизу золотыми буквами написано: "Поет заслуженная артистка Киргизской ССР — Исходжаева Мадлена".
Цанка в клочья разорвал оба плаката, кинул их в урну и пошел домой. Ночью ему не спалось, все время он ворочался, часто просыпался. Болели сердце и голова. Под утро еле забылся, и вдруг он увидел во сне печальный образ Дихант. Цанка вскочил и, не говоря Густан ни слова, бросился в контору. Сторож крепко спал, только светало. Арачаев забежал в кабинет, бросился к урне, достал все клочки разорванных плакатов и стал складывать по кусочкам портрет Мадлены. С трудом он восстановил изображение и обмер — в ушах Мадлены красовались огромные бриллиантовые сережки Дихант.
— Скоты! — крикнул он и ударил кулаками по столу. — Сволочи!
Через минуту появилась уборщица, старая чеченка.
— Цанка, ты что кричишь? — сказала она. — Я пришла за мусором.
— На, на, вот мусор, вот, — кинул он ей в ведро изображение Мадлены и с отвращением плюнул сверху.
На обед Цанка вернулся домой.
— Слышишь меня? — крикнул он жене. — Я сегодня поеду в Алма-Ату, хочу сына забрать… Сможешь за ним ухаживать?
— Конечно смогу, конечно, — засуетилась вокруг него Густан. — Я ведь вижу, как ты страдаешь. Знаю, что скучаешь по сыну… Делай как надо, а я буду вечно тебе покорной.
Через минуту она добавила:
— Я тоже должна с тобой поехать, ведь тебе тяжело одному с ним будет в дороге.
— Правильно. Собирайся, сегодня вечером выезжаем.
Из этой затеи ничего не вышло. Мадлены в Алма-Ате не было. В доме были Милана и в роли служанки — старая чеченка. На просьбу Цанка последовал категорический отказ. Ему даже не показали ребенка.
— Я имею те же права на ребенка, — не выдержал в конце концов Арачаев, — лайте мне его хотя бы на месяц.
— Ни на секунду не получишь, — встала в угрожающую позу бывшая теща — Во-первых, разъезды вредны, а во-вторых, от тебя он может набраться горской дикости и невоспитанности… Ребенок будет только у нас до восемнадцати лет, а там пусть сам решает. А ты больше сюда не заявляйся. Еще раз увидим — милицию вызовем. Понял? Лучше побольше высылай денег.
Однако эта семейная драма была услащена наиважнейшим событием национального масштаба. В 1956 году на двадцатом съезде Коммунистической партии Советского Союза осудили сталинскую национальную политику и поставили вопрос о исправлении ошибки истории. В 1957 году произошло знаменательное событие в жизни вайнахов — была восстановлена Чечено-Ингушская АССР. Через тринадцать мучительных лет — лишений, позора, унижения и истребления — чеченцы и ингуши смогли вернуться на Родину.