И опять Пожарский. Тетралогия (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Михаил слушал и поражался, совсем ещё отрок, вон даже борода ещё толком не растёт, так, две волосинки пробиваются, а говорит вещи, что и всей Думе с её старцами в головы не придёт.

– А как же ополчение дворянское? – поинтересовался Филарет.

– Сколько того ополчения и какого оно качества. Каждый должен своим делом заниматься, крестьянин должен пахать, а военный воевать. Ещё и про стрельцов нужно подумать. Они должны целый день тренироваться, вон, как в Вершилово. И тогда это будет войско. А сейчас они больше о своих лавках думают, некогда им воевать, кто тогда в лавке сидеть будет, – разгорячился Пожарский младший.

– Ведь это у тебя, Петруша, деньги есть, а у некоторых только то, что деревенька из трех‑четырех дворов вырастила, – не согласился Михаил Фёдорович.

– Дворянин должен в полку служить сотником, скажем, и за это деньги получать. А если занялся хозяйством, то не вор, управляющий должен им заниматься, а сам. Коров купить надоистых, пшеницу урожайную и так далее. А получается, что и воевать не умеет и хозяйствовать тоже. Разве можно на этих людей положиться. Ладно. Прости Великий Государь, за резкие слова. Наболело. Говори, царь батюшка, зачем звал? – отходя, расцвёл улыбкою Пётр.

Михаил по этой улыбке узнал вчерашнего задиристого мальчишку. Поумнел, с немцами общаясь, а задирою остался.

– Считай, обо всём уже и поговорили, – усмехнулся Михаил Фёдорович, – Хочу сказать только, что франкское посольство к себе дюже довольное отправилось. Думаю, договор быстро привезут. Только правильно ли поступили, такую великую тайну, как фарфор им открывая?

– Ответ, государь, то же. Каждый должен своим делом заниматься. Узнать, как делается фарфор, и сделать красивую вазу, это разные вещи. Их кустарные поделки мне конкуренции не составят. Это для бедных. Пусть делают. Кроме того, секретный камень, что я на Урале добываю, я им же и продавать втридорога буду. Они разорятся его возить из Вершилово. Лет двадцать у меня есть, пока они научатся приличный фарфор делать. Я за эти годы так далеко уйду, что им дешевле будет у меня покупать, чем самим делать. Ещё раз повторюсь, Государь, каждый должен своим делом заниматься. Они же гончаров посадят фарфор делать. А там столько разных мастеров должно трудиться и, самое интересное, что ни один гончар там не нужен. Не подарок это, а ловушка для жадных дурачков.

Князь Пожарский ушёл, а два Государя ещё долго сидели в своих креслах и молчали.

– Что думаешь, Миша? – спросил, наконец, Филарет.

– Сказал мне Владимир Тимофеевич Долгоруков, что думает он, будто в этого отрока вселился Георгий Победоносец, чтобы Руси в дни её бед помочь, – перекрестясь промолвил царь.

– Да, страшно такого человека врагом иметь, он всё на несколько лет вперёд видит, – перекрестился и патриарх.

– А нам он не враг? – шёпотом поинтересовался Михаил, словно боялся, что ушедший несколько минут назад Пётр, их услышит.

– Думаю, друг, да как бы, не единственный. Шепнули мне, что в странной болезни твоей невесты Салтыковы замешаны. А ведь родичи.

– Да, я их…

– Погоди, Миша! Тут надо весь клубок распутать, чтобы другим неповадно было. Я сперва сам позанимаюсь, а как придёт время и кат займётся. Правда кривду завсегда победит.

Событие пятьдесят второе

Сигизмунд король Речи Посполитой нервно накручивал на палец локон парика. Он стоял у распахнутого окна в ратуше Риги и смотрел на город. Пожары уже потушили, но запах гари остался. Город нужно отстраивать заново. Сначала осада шведов в позапрошлом году. Потом осада и штурм осенью прошлого года опять шведами, а вот теперь ещё и штурм под руководством коронного гетмана Кшиштофа Радзивилла. И вот Рига, а вернее, то, что от неё осталось, лежала у ног Сигизмунда.

В последнее время бог явно отвернулся от Польши. Король истово перекрестился на купола кафедрального собора. Он вздохнул и прикрыл окно с едва прозрачной слюдой.

– Кшиштоф, говорят, что в этой Пурецкой волости научились делать стёкла почти невидимые.

– Я не удивлюсь, Ваше Величество, если это так. В последние годы с Московии идёт просто вал удивительных вещей. И все они из Пурецкой волости, – гетман грузно переступил с одной ноги на другую.

– Садись, Кшиштоф. Нам надо серьёзно поговорить, – Сигизмунд уселся на жёсткий хоть и красивый стул и с тоской вспомнил любимой кресло, всё из той же Пурецкой волости, – Мне доложили, что московиты собираются идти на Киев.

– Нам нужно заключить с ними перемирие, – гетман устроился на таком же стуле напротив короля.

– Это будет означать, что мы потерпели поражение и потеряли огромную территорию, – Сигизмунд ткнул пальцем в карту, лежащую на столе.

– Эта территория, кроме Витебска и Полоцка была ещё вчера Московией. И она ничего не принесла Короне кроме постоянных крестьянских бунтов и траты огромных средств на ремонт крепостных стен.

– И что ты предлагаешь? – король зло посмотрел на гетмана.

– Я предлагаю заключить перемирие с московитами сроком на два года. Затем перебросить все войска в Ливонию и выбить шведов из Вендена и Дерпта. А через два года заключить с Московией союз и полностью очистить Прибалтику от Шведов, захватив всю Лифляндию и укрепившись в Ревеле и Нарве. При этом русские отобьют у Швеции свои земли потерянные по договору 1617 года. И у нас не будет общей границы со Швецией, а десант с кораблей всегда можно отбить, – теперь Радзивилл ткнул пальцем в карту.

– А Смоленск, Чернигов, Витебск и Полоцк? – король снова истово перекрестился, – И, правда, бог отвернулся от Речи Посполитой.

– Прибалтика гораздо богаче, одна Рига принесёт в казну больше чем пять Смоленсков и десять Черниговов. Кроме того никто не мешает нам после овладения прибалтийскими землями, вновь попытаться овладеть этими городами.

– Попытаться? Что это значит? – король опять вскочил и стал расхаживать по кабинету бургомистра.

– В Рогачёве триста поляков, в том числе две сотни моей гвардии пытались сбросить со стен три десятка московитов этого князя Пожарского. Они убили две сотни и потеряли одного человека. Это не люди. Это даже не дьяволы. Это войско самого святого Георгия. Так сказал мне князь Долгоруков, который сопровождал меня до Пскова. И я, видя их в деле, верю ему.

– Бросьте, Кшиштоф, просто ваши солдаты перепились, как всегда, – фыркнул Сигизмунд, но перекреститься не забыл.

– Шляхта, может, и набралась вина, но мои гвардейцы были трезвы. А как вы думаете, Ваше Величество, этот мальчишка сумел захватить без пушек шесть городов. Там тоже все перепились, во всех шести городах. Что же это за армия, если она вся и всегда пьяная, – теперь вскочил гетман. Он грузно прошёлся до окна, хотел открыть его, но вспомнил про запах гари и неприятный вид из этого окна и передумал.

– Но ведь этого не может быть! – король стукнул кулаком по столу.

– Я разговаривал с этим князем, как сейчас разговариваю с вами, Ваше Величество. У меня мурашки бежали по спине от его взгляда, я даже сейчас вспоминаю нашу встречу с дрожью в коленках, – словно в подтверждении своих слов гетман уселся назад на стул.

– А нельзя послать человека, чтобы он подсыпал яду этому князю, или воткнул в спину кинжал, – Сигизмунд тоже вернулся к столу и сел на стул.

– Пробуйте, Ваше Величество. Только сначала пошлите посольство с предложением перемирия на два года, – Радзивилл криво усмехнулся.

– Хорошо. Позови Вацлава, и готовьтесь выступать на Венден.

Событие пятьдесят третье

Барак Бенцион из‑за войны вынужден был вместо Риги разгружаться в Ревеле. Это удлиняло и затрудняло дорогу. Порт Риги был знаком, чиновники куплены и всегда услужливы. Но сейчас капитан корабля, на котором из Испании прибыл Барак, в Ригу заходить отказался. Город практически уничтожен. Сначала его осаждали и подвергли жесточайшему обстрелу из тяжёлых пушек шведы. Они же потом его три дня грабили. Потом поляки город отбили и на всякий случай тоже ограбили.