По воле судьбы - Маккалоу Колин

Самым большим утешением для Помпея было знать, что у Цезаря нет открытой линии снабжения. Все должно было поступать из западной Греции. Дороги раскисли от дождей, а более легкие прибрежные пути были отрезаны флотом Помпея.

Как-то Лабиен принес Помпею несколько серых вязких и волокнистых брикетов.

— Что это? — спросил удивленно Помпей.

— Это основной паек Цезаря. Вот что ест он и его люди. Корни местных растений. Их крошат, смешивают с молоком и пекут. У них это называется хлебом.

Широко открыв глаза, Помпей взял один брикет и с трудом отломил кусочек серого вещества. Положил его в рот, чуть не подавился и выплюнул.

— Они не едят эту дрянь, Лабиен! Это есть невозможно!

— Для них возможно. Они это едят.

— Убери это, убери! — взвизгнул Помпей, содрогнувшись. — Убери и сожги! И не смей говорить об этом моим людям! Если они узнают, чем готовы питаться люди Цезаря лишь для того, чтобы нас запереть, у них опустятся руки!

— Не беспокойся. Я сожгу это и никому ничего не скажу. Знаешь, откуда у меня этот хлеб? Цезарь прислал его мне с наилучшими пожеланиями. Что бы с ним ни было, он всегда дерзок.

К концу мая ситуация с выпасом мулов и лошадей стала для Помпея критической. Он собрал транспорты и переправил несколько тысяч животных к Диррахию. Этот маленький городок располагался на конце небольшого дугообразного полуострова, который почти касался материка в полумиле от порта и смыкался посредством моста с Эгнациевой дорогой. Жители Диррахия пришли в отчаяние. Драгоценные пастбища были нужны им самим. Только страх перед Лабиеном заставлял их придерживать языки.

Шел июнь, землекопное соревнование продолжалось, а оставшиеся в лагере лошади и мулы Помпея стали худеть, слабеть и болеть, что неизбежно на влажной и слякотной почве. К концу июня начался падеж. Помпей, продолжая копать, не счел возможным возиться с уборкой гниющих и начинающих смердеть туш. Зловоние потекло по лагерю, проникая повсюду.

Первым не выдержал Лентул Крус.

— Помпей, ты ведь не думаешь, что мы способны существовать в этих миазмах!

— Ну да, меня так все время тошнит, — поддержал его Лентул Спинтер, поднося платок к носу.

Помпей улыбнулся самой ангельской из улыбок.

— Тогда я советую вам упаковать свои сундуки и вернуться в Рим, — сказал он.

К сожалению, жалобы не стихали, но беспокоило Помпея не это. Цезарь упорно перегораживал все речушки, лишая его воды.

Когда линии Помпея достигли пятнадцати миль, а линии Цезаря — семнадцати, плато было окружено. Положение Помпея стало отчаянным.

С помощью Лабиена он убедил группу жителей Диррахия пойти к Цезарю с предложением занять город. Весна не принесла хорошей погоды. Люди Цезаря слабели от «хлебной» диеты. Да, подумал Цезарь, овладеть съестным запасом Помпея было бы совсем неплохо.

На восьмой день квинктилия он атаковал Диррахий. Пользуясь этим, Помпей ударил сразу с трех направлений по центральным фортам вражеских фортификаций. Два форта приняли главный удар, их защищали четыре когорты десятого легиона под командой Луция Минуция Базила и Гая Вулкация Тулла. Защитные сооружения были так прочны, что они продержались против пяти легионов Помпея, пока Публий Сулла не привел к ним из главного лагеря помощь. Вступив в бой, Публий Сулла не дал легионам Помпея уйти восвояси. Загнанные на ничейную землю между двумя круговыми валами, они приняли на себя град копий и стрел. К тому времени как Помпей пришел им на выручку, потеряно было две тысячи человек.

Для Цезаря — рядовая и мало что значащая победа, но он был уязвлен тем, что его обманули. Он провел четыре когорты десятого в торжественном параде перед всей своей армией, лично прицепив к их штандартам дополнительные награды. А когда ему показали щит Кассия Сцевы, ощетинившийся ста двадцатью стрелами и подобный морскому ежу, Цезарь выдал Сцеве двести тысяч сестерциев и назначил его primipilus.

В Диррахии дела шли хуже. Занять его не удалось. Тогда Цезарь послал достаточно людей, чтобы отделить город от суши, потом загнал лошадей и мулов Помпея в образовавшийся коридор. Не имея выбора, Диррахий отослал животных Помпею, а потом вынужден был начать поедать его продовольственные запасы.

Тринадцатого квинктилия Цезарю исполнилось пятьдесят два года. Пятнадцатого квинктилия Помпей наконец осознал, что ему следует либо вырваться из ловушки, либо погибнуть от жажды и удушающего зловония. Конечно, первое было бы предпочтительней. Но как это сделать? Как? Сколько Помпей ни ломал голову, он не мог отыскать решения, не чреватого неминуемой большой битвой.

Ответ ему дали два перебежчика, два офицера из эскадрона эдуйской кавалерии, осуществлявшей у Цезаря связь между фортами. Эти офицеры присвоили деньги своего эскадрона. Эдуи переняли римский метод армейских расчетов и имели накопленный фонд жалованья и фонд на погребения. Разница состояла в том, что они ведали финансами сами, выбрав для этой цели двух офицеров. Римские легионы имели в этом смысле соответствующий штат служащих, которых регулярно и тщательно проверяли. Двое управляющих финансами эдуйского эскадрона присваивали деньги с тех пор, как покинули Галлию. Но они попались и были вынуждены спасаться бегством к Помпею.

Они рассказали Помпею, как Цезарь расположил свои силы, и указали на слабину в его обороне.

Помпей атаковал на рассвете семнадцатого. Слабое место Цезаря находилось на дальнем южном конце фортификационных линий, где они поворачивали на запад и направлялись к морю. Здесь еще не закончилось строительство второй, наружной, стены. Эта внешняя стена была не защищена, и со стороны моря обе стены нельзя было считать надежными.

За этим участком приглядывал девятый легион Цезаря. На него накинулись все шесть римских легионов Помпея, а пращники, лучники и часть легкой пехоты каппадокийцев тайком обошли вокруг за незащищенной стеной и напали на девятый сзади. Тот небольшой отряд, который привел из ближайшего форта Лентул Марцеллин, ничего не решил. Девятый был смят.

Все изменилось, когда прибыли Цезарь и Антоний с хорошим подкреплением, но до тех пор Помпей прекрасно использовал время. Он поместил пять из шести своих легионов в лагерь поверженного девятого, а шестому велел занять пустующий лагерь поблизости. Цезарь послал тридцать три когорты, чтобы выбить оттуда наглецов, но те запутались в фортификационных ходах. Чувствуя близость победы, Помпей двинул на Цезаря всех своих конников. Всех, какие только сумели вскарабкаться на оставшихся у него лошадей. Но Цезарь ретировался с такой быстротой, что кавалерия захватила лишь воздух. Очень довольный собой, Помпей вернулся назад, вместо того чтобы приказать кавалерии преследовать исчезнувшего Цезаря.

— Какой же он все-таки идиот! — сказал Цезарь Антонию, когда благополучно привел всю свою армию в главный лагерь. — Послав кавалерию следом за нами, он выиграл бы войну. Но он этого не сделал, Антоний. Похоже, знаменитое везение Цезаря заключается в том, что он сражается с дураками.

— Мы останемся здесь? — спросил Антоний.

— О нет. Диррахий теперь нам не нужен. Мы свернем лагерь и ночью скрытно уйдем.

Помпей вел себя как слепец. Возвратившись с ликованием на Петру, он даже не удосужился посмотреть с высоты, что делает Цезарь.

Утром тишина на фортификационных линиях и отсутствие дыма сказали ему, что Цезарь ушел.

Помпей зашевелился, приказал части своей кавалерии скакать на юг, чтобы помешать Цезарю перейти Генус, но конники опоздали. Слишком уверенные в себе после вчерашней победы, они перешли реку и наткнулись на силы Цезаря, которых не встречали раньше, — на его германскую кавалерию. Та с помощью нескольких когорт пехоты погнала их прочь, и они понесли большие потери.

На Эгнациевой дороге сильно потрепанная конница Помпея столкнулась с самим Помпеем, который решил нагнать армию Цезаря. Ночь противники провели на противоположных берегах Генуса, а на другой день к полудню Цезарь ушел. Помпей тоже протрубил сигнал к общему построению, однако обнаружилось, что, не подозревая о желании своего генерала задать противнику новую трепку, некоторые солдаты вернулись на Петру, чтобы забрать оставленное там имущество. Всегда ревностно относившийся к численности своей армии, Помпей решил их подождать. И так и не догнал Цезаря. Тот, как призрак из подземелья, все маячил перед ним и маячил, а в районе Аполлонии бесследно исчез.