Умирающий свет (сборник) - Джордж Мартин

Еще один пример подобного рода – также премированная (на сей раз «Небьюлой») короткая повесть «Портреты его детей» (1985), главными героями которой, по сути, становятся ожившие творения писателя. Причем их отношение к своему «отцу», создателю весьма далеки от семейной идиллии[1].

Как, наверное, уже понял читатель, чисто человеческие, а вовсе не неведомые нам «галактические» чувства, эмоции, поступки доминируют в произведениях Джорджа Мартина. Только все это представлено, раскрыто и исследовано на фоне абсолютно нечеловеческих, фантастических обстоятельств и ситуаций.

Тот же Олдисс со свойственной ему образностью охарактеризовал творчество писателя следующими словами:

«На поверхностный взгляд Мартин кажется неисправимым романтиком, чьи идеи и образы составляют необычайно широкий и колоритный спектр: в его произведениях вампир и звездолет мирно соседствуют друг с другом – «щекой к щеке». Элементы научной фантастики, фэнтези и романа «ужасов» образуют экзотический, ударяющий в голову коктейль, который многим кажется чересчур крепким, а другим – так себе, вполне сносным. Однако под обманчиво поверхностной тканью скрывается серьезность намерений, достойная Бенфорда или Бишопа».

Как бы то ни было, за Мартином-рассказчиком заслуженно закрепилась репутация одного из лучших новеллистов американской фантастики последних десятилетий.

Однако его произведения крупной формы вызывают больше вопросов. Того, что с успехом «вытягивало» многие из его рассказов и повестей – ярких, парадоксальных образов, видений, картинок, – в романах оказалось недостаточно. Образы-то и картинки по-прежнему «при нем», но что с ними делать на протяжении долгого и развернутого повествования, писатель откровенно не знает, и оттого его книги порой откровенно провисают.

Таков, к примеру, созданный в соавторстве с Лизой Таттл роман «Гавань Ветров» (1981), переписанный из их же романтической повести «Шторм в Гавани Ветров» (1975).

В повести, действительно прекрасой, читателя завораживало прежде всего само место действия: покрытая архипелагом островов океаническая планета, на которой постоянно дуют свирепые ветры, а потомки земных колонистов с успехом используют природную «тягу» и передвигаются с острова на остров с помощью искусственных крыльев. Любопытна была и причудливая культура «летунов», и их социальная организация… Однако когда это видение – люди, парящие в небе, как птицы, – было перенесено в роман, то авторы столкнулись с необходимостью выдумывать вдобавок еще и какую-то story, с чем, на мой взгляд, до конца не справились.

Не менее экзотический фантастический мир представлен в романе «Умирающий свет» (1977). Дрейфующая в космосе планета Уорлорн большую часть времени погружена во тьму – и столь же темны во всех смыслах нравы и обычаи аборигенов. Лишь в момент прохождения вблизи очередной звезды жизнь как бы оживает: население планеты полностью отдается грандиозным торжествам, смахивающим на гедонистские оргии «последнего дня Помпеи». А затем случайно встреченное на пути солнце снова отдаляется, превращается в одну из мириадов звезд на черном небосклоне, и праздник кончается. Мир снова погружается в спячку – в долгую космическую ночь, и следующего рассвета, вероятно, никто из живущих уже не увидит…

И ни яркие, колоритные детали фантастической квазифеодальной культуры – такие, к примеру, как обычай «делить» супругу с настоящим другом или ритуал с пленным врагом, которого сначала освобождают в лесной чаще, а затем устраивают за ним охоту, как за дичью! – ни запутанная любовная коллизия, в которую вовлечены главные герои, не могут скрыть главного: сюжет романа явно пробуксовывает.

Как писал английский критик Джон Клют, «роман Мартина сам напоминает чудесный сон – но сон, наполненный жизнью, исступленно бьющей под только кажущейся неподвижной поверхностью сюжета… Однако по необъяснимой причине эта огромная энергия все время как бы придерживается автором втуне».

Любопытно, что сам писатель считает себя отменным романистом, способным держать сюжет в ежовых рукавицах логики и заданной изначально схемы. «Я, – сообщил он в одном из последних сетевых интервью, – не отношусь к тем писателям, которые досконально изучили маршрут от и до, прежде чем отправляться в путешествие. Однако я всегда знаю, где закончится моя очередная дорога. При том, что во время пути возможны самые неожиданные извивы и ловушки, я всегда уверен, что дойду до конца. Хотя, конечно, самое непредсказуемое в написании романов – это герои, они порой выкидывают такое, что мне и в голову не могло прийти».

Начиная с 1980-х годов, Джордж Мартин стал постепенно отдаляться от научной фантастики, в которой, казалось, ему светило такое яркое будущее. Он еще опубликовал несколько интересных, абсолютно «жанровых» рассказов и повестей – вроде цикла об инженере-экологе Тафе, «решающем проблемы» на планетах некоей загнивающей галактической империи (все рассказы цикла были объединены под одной обложкой в сборнике «Путешествия Тафа», 1986), – но писателем явно овладели иные соблазны.

Дело в том, что еще в бытность «нормальным» научным фантастом он частенько грешил против жанровой чистоты, постоянно мешая образы и ситуации «строгой» science fiction с образами и ситуациями из пограничного жанра – литературы «ужасов» (вспомним ранние литературные пристрастия автора, о которых уже шла речь!).

В нем всегда странным образом сочетались восторженный романтик и меланхолический «готик», хотя самому Мартину это жанровое кровосмешение не представляется чем-то странным: «Я всегда был оголтелым романтиком – даже в те юные годы, когда я понятия не имел, что значит это слово. Но и в романтизме всегда незримо присутствует «темная сторона», которую каждый романтик рано или поздно с ужасом открывает в себе самом. Отсюда, наверное, и грусть, меланхолия… Меня всегда привлекали сумерки, и каждый закат словно говорит мне, что никакого рассвета больше не будет».

В таком духе написана повесть «Летящие сквозь ночь» (1980), весьма вяло экранизированная в 1987 году: в ней причудливо перемешаны звездолеты, полночные кошмары, экстрасенсорные способности героев, обезумевшие компьютеры и прочие характерные приметы обоих жанров. Спустя два года Мартин публикует роман о вампирах «Горячечный бред», а в 1987 году – повесть «Человек в форме груши», журнальный вариант которой принес автору премию имени Брэма Стокера.

Кроме того, в романе «Рэг Армагеддон» (1983) Мартин отдал дань еще одному увлечению молодости, объединив общую атмосферу традиционного «ужастика» с реалиями и агрессивным драйвом молодежной рок-культуры. Многие делали это и до Мартина, но ни у кого не получилось так здорово!