Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I - Гэв Торп

Что стало с Танкуолем после? Он бы многое отдал, чтобы узнать. Сискритт снова вздрогнул и передумал. На самом деле он не хотел ничего знать.

Он грыз своё лезвие, чтобы сдержать в узде свой страх, и продолжал украдкой оглядывать таверну. Толстая тварь была занята разговором, но он не мог ни понять, о чём тот говорит, ни увидеть — с кем. Впрочем, это его не слишком сильно заботило. Всё, что он видел, это несколько дюймов ярко-оранжевых волос, ярко выделяющиеся над стойкой. Ещё один человеческий ребёнок, это место казалось заражённым ими.

Распираемый от нерешительности, он дёргался вперёд и назад, одна нога за другой, словно давая выплеск беспокойной энергии, что кипела внутри него. Он зашёл слишком далеко, рискует слишком многим, чтобы всё сорвалось в последний момент из-за…грра… глупый-тупой толстяк.

Его бегущие мысли были прерваны раздавшимся откуда-то снаружи таверны криком. Он навострил уши, хотя ни один из людишек, казалось, ничего не заметил. Как будто первый был своего рода сигналом, ещё больше испуганных и страдальческих голосов человечишек начали раздаваться по всему городу, смешиваясь со звуками хлопающих дверей и вытягиваемого оружия. Эта какофония была одной из самых приятных вещей, что слышал Сискритт.

Наконец, шум достиг слабых ушей людишек в таверне. Они оторвали свои измятые лица от кружек и начали тревожно переговариваться друг с другом. Сискритт не понял практически ни одного слова из произнёсённых ими, но одно слово, слово, что было общим для всех людишек во всех частях Старого Света, он таки разобрал.

Орки.

Он не смог сдержать улыбки. Да людишки, повернитесь лицом к несуществующей угрозе орчишек, и умрите со скавенским мечом в спине. Именно в такие времена, как эти, великолепие скавенского интеллекта было просто невозможно не признать.

Приглушённые звуки проходили сквозь толстые стены таверны: растерянные крики, вопли, стук сапог по мостовой и глухой шум сталкивающейся стали.

Мужчины нервно переместились к дверям и к бару, оказавшись в опасной близости от скрывавшегося Сискритта. На мгновение он испугался, что солдаты людишек могут ворваться в подвал, но эти опасения были развеяны мгновение спустя, когда совсем рядом с таверной раздался мощный взрыв, от которого загремела дверь на петлях, а со стропил и потолка обрушились облака пыли и грязи, заставившие людей зайтись в приступе кашля. Он вздрогнул на мгновение, но затем крепко ухватился за деревянную раму двери, чтобы успокоить нервы.

Толстяк, бормоча проклятия, которые Сискритт не разобрал, обернулся к чему-то на стене, ранее скрытому от глаз скавена, и вытащил из тайника огромный боевой молот. Сискритт сглотнул, когда увидел, с какой лёгкостью седовласый толстяк поднял массивное оружие, впервые разглядев широкую спину и могучие мышцы, которые скрывались под толстым слоем жира. Бывший наёмник, вышедший на пенсию, определённо. Он должен был догадаться. Во многих отношениях жизнь в Скверноземелье напоминала жизнь в кланах: только сильный мог выжить и процветать.

Он снова проклял вынужденную спешку. Если бы у него был хотя бы один день, чтобы разведать всё в таверне…

Хозяин пересёк комнату со спокойной уверенностью, его молот светился внутренней силой. Наконец толстяк приблизился к двери, присел на корочки и вдруг испугался, словно это был портал в сами Пустоши Хаоса. Прежде чем он схватился за ручку, раздался голос. Слова на рейкшпиле были произнесены медленно и раздельно, и даже Сискритт смог разобрать их.

— Я бы не стал пока открывать эту дверь, человече.

Говоривший вышел из тени за баром, которая до этого мига скрывала его от глаз. Огромный рыжий ирокез выплыл в поле зрения, словно парус корабля контрабандистов на горизонте, а затем появились бугрившиеся мышцами и расписанные татуировками плечи гнома Убийцы.

Толстяк повернулся к гному, чтобы сказать что-то, как показалось Сискритту, достаточно безобидное, но гном выплюнул обратно ядовитый ответ, слишком быстро, чтобы скавен смог разобрать. Человечишка опустил глаза и поднял пустую ладонь в знак капитуляции, после чего вновь заговорил, на этот раз более мягко.

Сискритт проклял людишек и бессмысленное многообразие их языков и диалектов. Он бы отдал лапу, лишь бы узнать, что именно они лопочут.

Гном бросил взгляд на трактирщика, прежде чем вновь обратить его на дверь. Жирный возвышался над ним, но гном источал ауру, которая словно бы доминировала над таверной. Даже Сискритт почувствовал, как у него заложило дух от следующих слов карлика.

— Я не знаю, человече. Я просто с нетерпением жду это, чтобы убить.

Сискритт хихикнул. Глупые неудачники, не орчишки ожидают вас в этот день.

Бросив последний взгляд, он со всей возможной скоростью бросился к противоположному концу барной стойки, пользуясь её защитой. А затем коротким прыжком переместился из бара в укрытие под лестницей. Его уши дрогнули, когда шум битвы приблизился.

Чёрно-зелёное свечение пробилось сквозь щели в двери, сопровождаемое смертоносным треском варп-огня, и искупало людей в кошмарном свете. Воздух чуть ли не шипел от пепла, наполненного варп-камнем. На улице были слышны недолгие звуки борьбы: крики, вопли, пронзительные скрипы и звуки металла кромсающего мясо. Дверь сердито громыхнула, как будто что-то тяжёлое и мягкое только что было брошено в неё с другой стороны. Вой человека превратился в бульканье, а затем Сискритт увидел, как чей-то силуэт, освещённый пламенем варп-огня, медленно сползает по двери.

И вдруг, словно кто-то разбил заклинание тишины.

Толстяк начал выкрикивать приказы, и людишки пришли в движение. Столы и стулья были составлены в импровизированную баррикаду, пока те, кто ещё не достал оружие, вооружались. Сискритт разобрал смешные имена, которыми людишки называли друг друга: Руудольф, Гюнтер, Холегур, Фееликс. Один из них, которого называли Руудольфом, спешно забежал за подвальную дверь и начал возиться с тяжёлой связкой ключей.

Ощущение западни нахлынуло на него, словно когтями сжав глотку. Между растущей баррикадой и человечишкой Руудольфом не было никакой возможности улизнуть. Паника всё росла и росла, словно приливная волна, пока Руудольф приближался всё ближе и ближе.

Граа! Сейчас или никогда!

Полубегом, полуползком, он вскарабкался по покрытым соломой доскам, за тонкую каменную стенку, отделявшую лестницу от основного помещения. Он остановился, задыхаясь, на первой ступеньке, и подождал, пока его бешено бьющееся в панике сердце не стихнет. Молча он пообещал себе, что более никогда в жизни не станет делать что-либо подобное.