Ванька-ротный - Александр Шумилин

Мы меняли время и место обстрела. Мы путали немцев. Определить на глаз темп шага или скорость движения повозки по улице города было нетрудно. Ширина прогалка между краем забора и углом дома по угломерной сетке бинокля составила 0-25 тысячных. Теперь нужно было определить расстояние от пулемета до забора. Ширину прогалка я решил измерить шагами. Немцы шли по прогалку и отмеряли шаги, а я их подсчитывал. Количество шагов они делали разное. В зависимости от роста и торопливости по моим подсчетам получались разные цифры: 18, 17 и 16. Один толстый немец на коротких ножках прошел прогалок за 20 шагов. Я взял среднюю величину 17 и подсчитал ширину прогалка. У меня получилось 12,75 м. По формуле Д= В*1000.н я получил: расстояние от пулемета до забора — 510 метров.

Пуля пролетает расстояние 500 метров за 0,7–0,8 секунды. Усредненный шаг немец делает тоже за это время. Опережение выстрела составляет один шаг или два корпуса немца, измеряя по животу. Я выбрал несколько точек прицеливания на глухом досчатом заборе. В открытом прогалке мы немцев стрелять не стали. Я подсчитал и другие расстояния от края забора до точек прицеливания. Вот, собственно, и все расчеты! Мне не представляло никакого труда подать команду "Огонь!" в нужный момент. Но остановись немец за забором до подхода к выбранной нами точке, и он бы остался жить. Но немцы знали, что забор находится под обстрелом, боялись попасть под пули и ускоряли, как правило, шаг. Жертва идет и всегда торопится к своему последнему рубежу. Мы меняли точки обстрела, и это вводило немцев в в заблуждение. |Мы видели, что они, ничего не понимая, затыкали тряпьем дыры в заборе.| Прежде, чем поймать новую жертву, я просидел на мельнице целую неделю. Я изучил все пути, по которым в городе ходили и передвигались повозки. Я составил подробную схему, потому что карты города у меня не было. Мельница, льнозавод и деревня Демидки из многих точек города были хорошо видны. Немцы привыкли, что с мельницы никогда не стреляли. Тем более, что пулемет мы отнесли ближе ко льнозаводу. Заслуга Петра Иваныча была в том, что он не разрешал раньше своим пулеметчикам стрелять из пулемета с мельницы. Немцы решили, что наблюдение и стрельбу ведут с льнозавода, и в отместку стали обстреливать два покосившихся домика, где теперь обитал командир роты Макарьян и политрук Савенков. Немцы не знали, откуда точно бьет пулемет. Ни днем, ни ночью вспышки выстрелов пулемета нигде не было видно. По невидимому рою пуль, который врезался в забор, нельзя было определить, откуда бил пулемет. |Немцы могли построить двойной забор, засыпать его песком или обложить мешками, но, в условиях суровой зимы, это дело выглядело не таким простым.| Мы не стреляли по легковым машинам, не хотели тревожить и раздражать немецких офицеров. Мы делали свое черное дело по малому. Мы убивали немецких солдат.

|Для солдат двойной забор никто городить не будет.| Потери простых солдат на войне никого не волнуют. У немцев за забором проходила основная магистраль. По ней они выходили из города и ездили в Духовщину. В Духовщине в то время стоял немецкий армейский штаб. |Как рассказывал один пленный, на площади в Духовщине был сооружен глубокий связной блиндаж. Он имел прямую связь с бункером в Смоленске. Я видел его потом. И нигде при движении на запад нам не встречались подобные сооружения.| Но вернемся к забору! Забор прикрывал улицу и упирался одним краем в дорогу. Он обрывался в том месте, где стоит теперешний интернат. А другая сторона уходила в города и пряталась за домами. Чтобы сбить немцев с толку и заставить поверить в случайный характер обстрела, мы давали короткие очереди иногда просто так, не подлавливая никого. Обстрел вслепую ночью тоже приносил свои плоды. Мы чувствовали, что задели немцев за живое, потому что они начинали озверело бить по двум домикам у льнозавода из пулеметов. Мы ежедневно меняли время обстрела и расчетливо брали свою дань и жертву за забором. Немцы стали тщательно изучать наш передний край. Из больницы, что стояла правее мельницы, они установили постоянное наблюдение. Они пристально следили за нами и готовили нам расплату. |Они воспользовались нашей беспечностью и засекли все ходы и выходы| Они постепенной узнали, где мы спим, где мы сиди и греемся на солнышке, где и в каких избах у нас топятся печки, где жарим мы тухлые блины и куда потом бегаем, на ходу расстегивая пуговицы. Тщательным наблюдением немцы установили, когда мы ложимся спать и когда встаем. Откуда утром выходим, потягиваясь и зевая. Теперь мы были у них на прицеле. |Но не на винтовочном и пулеметном, а на оптическом артиллерийском прицеле противотанковой пушки.| Пушка стояла напротив, в створе ворот одноэтажного каменного дома. Он и сейчас стоит на том самом месте. Посмотрите на столбы в воротах и стены дома. Они все снарядами изъедены. Но немцы не торопились с ответным ударом. Они почему-то медлили и чего-то ждали. Может, сомневались в своих расчетах. Может, собирались нанести удар наверняка. Возможно, они не хотели нас зря потревожить и спугнуть. Их смутило одно обстоятельство. Дело в том, что голодные солдаты, обшарив все закоулки, этажи и лотки на мельнице, наткнулись на большой моток льняного шпагата. Я попробовал крепость ниток на разрыв и пришел к выводу, что они выдержат приличную нагрузку. Это была крученая самотканая льняная нить.

Мне сразу пришла идея запустить в сторону немцев змея. Если змея поднять вечером, в темное время суток, то запуск его немцы в первое время не заметят. К хвосту змея можно будет привязать консервную банку с паклей, намоченной бензином. Ветер в те дни был устойчив и дул в сторону немцев. Накануне целый день мы кололи щепу. Она была особенно хороша из сухих еловых поленьев. Наколотые планки связывали между собой и крепили к ним материю. Настал вечер, мы размотали шпагат. Двоен солдат отошли вперед. Хвост с банкой зажгли и опустили в яму. Все шло хорошо. По моему сигналу приподняли змея и пустили кверху. Я немного разбежался, натянул бечевку, стал подергивать, и змей набрал высоту. Как и следовало ожидать, самого змея в ночном небе не было видно. Горящая банка стала быстро подниматься вверх. В первый момент немцы ее даже не заметили. Огонь подымался все выше и выше и постепенно уходил в сторону города. Через некоторое время змей уже болтался высоко над головами у немцев. И вот они увидели мелькающий огонь наверху. В первый момент они растерялись |, выстрелили два раза и потом на время притихли|. Они ждали, что вот-вот завоют и ринутся к земле авиабомбы. Но потом они открыли по горящей банке стрельбу. Они били трассирующими изо всех пулеметов. Но в летающую на хвосте змея банку они не могли никак попасть. Огонек плясал в ночной высоте, все больше приближаясь к середине города. Бензин в консервной банке и без пакли очень долго горит. Час, два или три. А по огню со всех сторон полетели трассирующие |разных оттенков. Через некоторое время немцы стреляли изо всех видов оружия. Огонь в консервной банке продолжал над городом болтаться.| Ни одному, даже лысому, фрицу в голову не пришло, что мы дразним их и издеваемся над ними. Они были уверены, что это наш самолет. И что от мотора огонь виден на выхлопе. Так продолжалось часа полтора. Видя, что огонь в банке начинает гаснуть, я оборвал нитку и отпустил по ветру змея. Подхваченная ветром огненная точка, как яркий уголек, стала быстро удаляться за пределы города. Немцы, как взбудораженный муравейник, до самого утра не могли успокоиться. Мы от души посмеялись и потешились над ними. Стрельба переполошила и наше, сидящее далеко в тылу, начальство. За ночную потеху мне потом |, когда дознались,| сделали втык |и последнее предупреждение|.