Витте - Сергей Ильин

Умный человек с твердым характером всегда оставит с носом хитреца. Когда текст договора был уже полностью согласован, глава русской делегации совершенно неожиданно отправился подписывать его в Берлин. Там он заявил, что не поставит свою подпись до тех пор, пока от Германии не будет получено официального обязательства, открывающего ее рынки для русских займов. И четверти часа не прошло, как канцлер Б. фон Бюлов принес требуемый документ. После этого договор был подписан. Произошло это 15 июля 1904 года. В тот же день С. Ю. Витте отправился домой, в Петербург.

Медлительный министр финансов В. Н. Коковцов не сумел воспользоваться благоприятными условиями. Он продолжал тянуть время, ожидая военных успехов и выгодных международных конъюнктур. Осенью 1904 года группа французских банкиров во главе с представителем «Лионского кредита» направила в Петербург ходока для переговоров о безотлагательном совершении нового займа. Он предупредил В. Н. Коковцова — дешевизну денег на парижском рынке не следует рассматривать как явление долговременное. Но министр финансов предпочел отложить заем до 1905 года, уверовав в прочность русского кредита и государственного бюджета, а также на возможность выгодного сотрудничества с немцами. Займы у французов осложняли дрязги вокруг военных заказов русского правительства. Немцы брали дешевле и работали лучше, но у французов было гораздо больше свободных денег.

Едва только представитель «Лионского кредита» отбыл из Петербурга, как в приемную министра финансов явился глава берлинской банкирской фирмы «Мендельсон и К0» Эрнст фон Мендельсон-Бартольди, который обычно возглавлял консорциумы по реализации русских займов.

B. Н. Коковцов был поставлен им перед неприятной дилеммой. Заем на германском рынке капиталов непременно должен быть совершен ранее аналогичной операции в Париже. Если же предпочтение будет отдано французскому рынку, то Э. фон Мендельсон-Бартольди брал назад свое предложение посреднических услуг.

Выбор между Парижем и Берлином В. Н. Коковцов предоставил императору Николаю II. О состоявшемся в Царском Селе решении он информировал российского посла в Париже: «Его величеству благоугодно было высказаться в том смысле, что нам надлежит отнестись с особым вниманием к готовности германского правительства оказать содействие предположенной операции и что следует использовать услуги немецкого рынка ранее французского. Во исполнение высочайше преподанных мне указаний мною приняты меры к заключению займа на германском рынке (в начале января будущего года по новому стилю) и в настоящее время вырабатываются основания предположенной операции, которая и состоится, если не возникнут какие-либо политические осложнения, могущие изменить положение этого дела»216.

К концу 1904 года финансовое положение России стало внушать тревогу. Войне не было видно конца, император упорно противился предложениям японцев о начале мирных переговоров (одно из них было передано ему через C. Ю Витте), а российская казна предельно оскудела. Фактические военные расходы 1904 года определились в общей сумме 683,1 млн руб. Значительная их часть была покрыта из резервов государственного бюджета, чего не следовало бы делать. Результат — от громадной когда-то «свободной наличности» Государственного казначейства остались рожки да ножки. За год войны она уменьшилась с 381,3 млн руб. до 61,9 млн руб.

Можно было финансировать войну, повышая налоги, но внутренняя обстановка в стране не позволяла. Оставалось только одно — внешние заимствования. Максимум того, что, по расчетам В. Н. Коковцова, могли дать иностранные рынки, — это 500 млн руб. (1,3 млрд франков). Цифру эту можно было бы несколько увеличить, заложив кредиторам доходные статьи бюджета, но такой способ добывания денег В. Н. Коковцовым и его августейшим начальником исключался в принципе как не совместимый со статусом великой державы. Но даже если бы и удалось достать эти 500 млн руб., их все равно не хватило бы даже на год войны. Ввиду сосредоточения крупной войсковой группировки на Дальнем Востоке сумма ежемесячных военных расходов определилась в 50 млн руб. как минимум, фактически же — 60 млн руб. с учетом средств, выделяемых для помощи семьям раненых и убитых воинов, на увеличение пропускной способности железных дорог и прочие расходы217.

Нерасторопность В. Н. Коковцова удивительна. Между подписанием указа о займе на германском рынке (14 декабря 1904 года) и началом переговоров с французскими банкирами (февраль 1905 года) о новом займе прошла уйма времени, хотя по условиям Мендельсона занимать у французов деньги можно было хоть на другой день после подписания контракта с немцами. На переговорах по германскому займу своей мелочной неуступчивостью В. Н. Коковцов довел представителя берлинского синдиката Артура Фишеля до сердечного приступа. Стоило ли торговаться из-за полумиллиона рублей и терять драгоценнейшее время, когда в костре войны без остатка сгорали десятки миллионов каждый месяц — укорял бывшего подчиненного С. Ю. Витте218. Но В. Н. Коковцов упрямо отстаивал свою правоту, в чем его поддерживали и некоторые потерявшие чувство реальности сановники, вроде председателя Финансового комитета графа Д. M. Сольского.

Долгосрочный заем под названием «4,5 % государственный заем 1905 года» на сумму 231,5 млн руб. нарицательных (500 млн марок) был в значительной своей части (на 70 %) реализован в начале 1905 года на германском рынке по курсу 88,25 за 100219. Он мог принять либо краткосрочную, либо долгосрочную форму, смотря по желанию подписчиков, и оказался последней крупной операцией самодержавия на берлинской бирже.

В конце февраля 1905 года группа французских банкиров отказалась от подписания уже готового контракта с русским правительством о новом займе и, получив указания из Парижа, 1 марта спешно покинула Петербург. В. Н. Коковцов принялся уверять русского посла во Франции: между поражением А. Н. Куропаткина в Маньчжурии и этим событием нет прямой связи. Дотошный А. И. Нелидов выяснил все же, что причиной поспешного бегства банкиров из Петербурга явился именно конфуз под Мукденом220. Русский министр финансов обиделся и неизменно отклонял все последующие предложения французских финансистов о возобновлении переговоров221.

Странное поведение для государственного деятеля такого ранга! Ни 9 января, ни весенние «иллюминации» в деревне, ни забастовочная борьба фабричных рабочих не раскрыли глаза министру финансов на суть происходивших в стране политических процессов. Это сделал его постоянный французский корреспондент и подчиненный А. Г. Рафалович. В письме от 25 мая 1905 года он докладывал своему шефу: «…Я говорил с одним служащим Лионского кредита, не состоящим в числе директоров, но очень осведомленном, который мне сказал, что при избытке денег в Париже и при нынешнем репортном и учетном проценте было бы легко провести крупную русскую операцию. У французской публики относительно России есть одно только предубеждение — это внутреннее состояние империи» (выделено в источнике. — С. И). До Цусимы французские банкиры, сообщал А. И. Нелидов, непрестанно жаловались своему правительству на то, что русские самонадеянно пренебрегают их услугами; после Цусимы жалобы прекратились222.