Азовская альтернатива : Черный археолог из будущего. Флибустьеры Черного моря. Казак из будущего - Спесивцев Анатолий Федорович

– Почему не замечали? Прекрасно обо всём знали. Ты что, не знаешь, кого янычары больше всех славят? Зятя пророка – Али. Точь-в-точь как проклятые шииты. Только кого волнует, как там рабы в Аллаха верят? Воюют храбро, ну и ладно. Вот и не обращали раньше на это внимания. Но, видно, эта гниль окончательно источила их продажные сердца, и они решили предать повелителя.

– Да ты что?!

– Но Аллах всё видит! Вот и послал, говорят, ангела Джабраила на спасение халифа всех правоверных.

– Аллах, конечно, видит и знает всё. Только с чего он вдруг решил в земные дела вмешиваться?

– Кто мы такие, чтобы судить Аллаха? Решил и сделал. Всё в Его воле! Аллах велик!

Аргумент был неубиваемый для подавляющего большинства простых мусульман Анатолии. Если даже в конце двадцатого века с образованностью в Турции были немалые проблемы, то уж к середине века семнадцатого большинство тюрок там были безграмотны. В отличие, кстати, от Крыма, где большинство татарчат-мальчиков получали какое-никакое, а образование – в медресе. Даже язык правящей верхушки осман коренным образом отличался от языка простых турок и курдов. В нём персидских слов было в два с лишним раза больше, чем тюркских, а арабских – почти столько же. Выходцы из главной нации империи у османов очень редко становились высшими чиновниками. Ведь их обычно выдвигали из корпуса капыкуллу, где турки были редкостью. К тысяча шестьсот тридцать восьмому году в Анатолии более полувека практически непрерывно шли народные восстания против властей. Недовольство своим положением почти всех групп населения, кроме оджака и священнослужителей, зашкаливало. Не сыграть на подобной слабости было глупо.

Сценарий этих бесед разработали ещё в Азове, при подготовке к покушению на Мурада. Так получилось, что среди узкого круга посвящённых в тайну единственным человеком, имевшим исламское образование, был Срачкороб. Человек, вне всяких сомнений, умный и изобретательный, однако… вызывавший сильное сомнение у остальных посвящённых своей неистребимой тягой к шуточкам, причём самого неприятного толка. Но расширять круг посвящённых побоялись, вынуждены были следовать его советам. После долгих сомнений решили, что шанс на дополнительную смуту у врага – великое благо, а там, глядишь, и Лжемурад объявится.

Казаки, чисто говорившие по-тюркски, турки или курды по происхождению, разыграли такие сценки в Трабзоне, Синопе, ещё паре городов. Расчёт попаданца на дальнейшее распространение слухов уже без казацкой помощи оправдался. Сыграло свою роль и то, что опознать уверенно труп султана не удалось. Слухи зажили собственной жизнью, покатились по Анатолии, обрастая подробностями, порой самыми причудливыми. Теперь в них особенно педалировалось выраженное халифом желание отменить авариз (чрезвычайные военные налоги, ставшие в условиях непрерывных войн нестерпимыми) и запретить ильтизам (систему откупа налогов). Аристократ по происхождению, Срачкороб такими мелочами себя не утрудил, а остальные азовские бандиты пролоббировать чаянья простых земледельцев, естественно, не догадались. Турецкие землепашцы сделали это сами. А вот на шиитский оттенок в вере янычар селянам было… Ну, в общем, не волновало их это. Зато в городах тему веры подхватили и развили. Сразу нашлось много наблюдательных, которые всё-всё видели, да никак сказать не получалось.

Янычары пользовались в государстве огромными льготами и привилегиями, обратить против них зависть и злость других слоёв населения, в том числе и военного, было несложно. Пока, поначалу, слухи были только слухами, оджаку они ничем не угрожали. Но весь расчёт строился на том, что враги у капыкуллу обязательно объявятся, уж очень сладкая и заманчивая это цель – власть в огромной державе. Во время гражданской войны подобные разговоры среди населения уже далеко не так безобидны, как при сильной власти.

Естественно, дезинформационная и пропагандистская кампании разрабатывались не только для Анатолии, просто операцию «Лжемурад» было запустить дешевле и легче всего.

7 ордибехешта 1017 года солнечной хиджры (27 апреля 1638 года от Р. Х.) Исфахан

Шахиншах Сефи был увлечённо занят делом. Немудрено, что увлечённо, потому как дело было любимым: он обговаривал с мир-шикар-баши[85] и курчи-агасы[86] предстоящую большую облавную охоту. Усатые и чубатые молодцы очень старались угодить господину. И радовали его глаз своим воинственным видом. Если скучные государственные обязанности наводили на него тоску, то к охоте шах был неравнодушен и, не без оснований, считал себя хорошим лучником. Воспитанный в гареме и неожиданно для себя получивший власть после смерти великого деда, шаха Аббаса, Сефи оказался плохо подготовленным к управлению огромной и нестабильной державой. Из всех качеств выдающегося предшественника он унаследовал только патологическую подозрительность и жестокость.

«Как удачно предки придумали! И увлекательная охота и, одновременно, большие военные учения. Наша конница опять потренируется действовать согласованно с исполнением сложных манёвров, а я всласть поохочусь».

Время для охоты было неурочным: обычно она проводилась осенью. Но кто смеет указывать царю царей уместность или неуместность каких-либо его действий?

«Нашёлся один, смевший спорить, думая, что военные заслуги спасут его от гнева шахиншаха, да ошибся. Имам Кули-хан[87] стал примером того, как опасно противоречить повелителю. Да и вообще он мне давно не нравился – вроде бы ещё его отец ислам принял, однако что-то гяурское в нём оставалось. Всегда найдется, кому войско в бой водить, и без него. Если понадобится, сам поведу, у меня, шахиншаха, это наверняка получится не хуже, чем у какого-то армяшки».

Выросшему среди женщин, а не среди войск, Сефи уже приходилось вести воинов на выручку Тебриза, но Мурад, разоривший и город, и окрестности, тогда боя не принял, отошёл. Намеченной цели похода – разорения провинции Хамадан – он уже к тому времени добился. Рисковать армией вдали от своих городов, с чрезмерно растянутой линией снабжения, султан не стал. Победы над Персией он домогался целенаправленными действиями по созданию максимального урона противнику. В чём немало преуспел, даже шах почувствовал, что дело может обернуться очень неприятно.

Главный ловчий и сокольничий вышли. Шахиншах посомневался, не посетить ли гарем ещё раз – некоторое томление в чреслах наблюдалось – или сначала пообедать? Тяжёлые раздумья прервал эшик-агасы-баши[88]. Не так торжественно, как это делается в Европе, зато с куда более заметным почтением к повелителю, не поднимаясь с колен, он сообщил, что в приёмной ждёт позволения переговорить с падишахом осман.

– Какой осман? – непритворно удивился, можно сказать, поразился Сефи. – Никаких приёмов на это время я не назначал.

– Он прибыл недавно и почтительно ожидает вашего, о Светоч мира, позволения предстать перед вашим просветлённым взором.

– Ну, пусть ещё подождёт. Э-э… месяц, или два. Я его не приглашал. Надоели эти послы от пограничных беглербегов[89].

– О, царь царей, с ним ожидают приёма курчи-баши[90] и куллар-агасы[91]. Они также умоляют о счастье увидеть вас, повелитель…

Сефи удивлённо поднял брови. Командиры гвардии входили в число людей, которым он хоть условно, но доверял. По пустякам они шаха беспокоить точно не стали бы.

– И с чего это вдруг командиры моей гвардии вдруг вздумали сопровождать простого гонца? Опять, наверное, у осман что-то приключилось? Уж не с последним ли из оставшихся в живых Османов, сумасшедшим Мустафой?

– Осман не гонец, царь царей. В приёмной тебя дожидается беглербег Эрзерума Кенан-паша. У него какое-то важное поручение для твоего царственного слуха, о, потомок Пророка!