Ф.М.Достоевский. Новые материалы и исследования - Г. Коган

Автограф // ИРЛИ. — Ф. 56. — Ед. хр. 56.

219. Е. Ф. Юнге — Н. И. Костомарову[1394]

<Киев> 27 ноября 1880 г.

…Мне так о многом бы хотелось спросить вас, например, хоть о первой статье Аксакова[1395] и вообще о завязывающемся вновь споре славянофилов и западников, ибо, нечего греха таить, Достоевский своей речью не примирил, а выдвинул вперед вопрос. Не думайте, что я виню Достоевского, напротив — я в полном восторге от его речи, она такая вдохновенная. Вообще, я люблю Достоевского за то, что он в нас идеал будит. Что бы мы были без идеалистов, боже мой! Звери, несмотря на железные дороги. Да и железные-то дороги разве не идеалисты же выдумали? Разве не в этих безумных идеалистах, презирающих блага земные, несущих голову свою на плаху, восклицающих: "Epur si muove!"[1396], не понимающих нашего "практического и разумного" века, разве не в них выразилось все истинно человеческое, а наши "практические" и "разумные" червонные валеты и юные старцы — не есть ли это болезнь, ужасная эпидемия? Но эпидемия эта в последнее время принимает страшный вид хронической болезни, ж тут-то и полезны такие люди, как Достоевский, которые встряхивают нас, говоря: "Проснитесь!" Но я хотела, собственно, поговорить об Аксакове, мне что-то не совсем нравятся его "две державы"[1397]. Мне кажется, что наши славянофилы — отчасти татарофилы, потому что боготворят именно тот строй русской жизни, который создался под влиянием монгольского ига[1398]…

Автограф // ЦНБ АН УССР. — XXII.331.

220. Е. А. Штакеншнейдер — Н. Н. Страхову

<С.-Петербург> 27 ноября 1880 г.

…Вчера у нас Федор Михайлович читал главу из эпилога[1399], княгиня Дондукова[1400] пела, одна барыня, Назимова, играла, но не было ни вас, ни Михаила Павловича[1401]…

Автограф // ЦНБ АН УССР. — III.18787.

221. Неустановленное лицо — К. Д. Кавелину

<Москва. 20-е числа ноября 1880 г.>

Спросите, пожалуйста, у Ф. М. Достоевского, почему нигде в мире, ни в Европе, которая "должна завтра рухнуть", ни в Азии, куда еще не проникла никакая цивилизация, женщины не играют в карты и не курят папирос, кроме как в России? <…>

Почему нигде воровство, казнокрадство, взяточничество, лжесвидетельствование не достигли таких чудовищных размеров и не проникают так во все слои общества?

Спросите у него, чем он, "гордый человек", так возгордился?

Пусть он объяснит, когда и какое именно слово скажет миру женщина, которая дуется в карты с папиросой в зубах, или мужчина, готовый продать отца родного за крестик, и не имеющий никакого понятия о святости долга гражданского, сплошь и рядом обворовывающий общественные кассы и т. д.! Он утверждает, что Ноздревы, Чичиковы, Собакевичи, Сквозники и т. д. — не русские, ибо они дурны. Нелепая аргументация!

Один из читавших ваше письмо к Ф. М.[1402]

Автограф // ГПБ. — Ф. 621. — Ед. хр. 362.

222. А. А. Достоевский — А. М. Достоевскому

<С.-Петербург> Начало декабря 1880 г.

…Во вторник я вместе с Рыкачевыми был у Анны Григорьевны Достоевской на именинах. Кроме нас, было еще несколько человек: родственник Анны Григорьевны Сниткин, Страхов, пасынок Федора Михайловича, фамилии коего не знаю, и др. После обеда мы разошлись по домам, при этом Анна Григорьевна просила меня зайти к ней в субботу — поговорить о нашем деле <…> Таким образом, вчера вечером я и был у Анны Григорьевны. Она подробно будет вам писать на днях <…>

Вчера Федор Михайлович передал мне для пересылки вам "Братьев Карамазовых", вышедших на днях отдельным изданием. Так как вы уже этих братьев прочли в "Русском вестнике", то я с вашего позволения придерживаю их у себя для прочтения. Расходится роман очень быстро: уже продано на три тысячи рублей (в четыре дня); все же издание в четыре тысячи экземпляров обошлось в четыре тысячи рублей, так что скоро книга будет продаваться в чистый барыш. Анна Григорьевна рассчитывает получить чистого барыша десять тысяч рублей — конечно, если все издание будет распродано[1403]…

Автограф // ИРЛИ. — Ф. 56. — Ед. хр. 30. Помета о получении: 16 декабря.

223. А. Г. Достоевская — Н. М. Достоевскому

<С.-Петербург> 26 декабря 1880 г.

…Федор Михайлович поручил мне ответить вам на ваше письмо от 23 декабря[1404], так как сам нездоров и занят по горло. Вы просите его разрешить Шеру продать восемь или десять десятин на покрытие вашего и племянников долга Александре Михайловне, т. е. на покрытие 2500 р. Но в таком случае вы оцениваете десятину в 250 р., тогда как самая высшая цена, за которую продавали, — 95 р. за десятину, да притом это самые лучшие места, а в среднем числе можно продать по 50 р.; следовательно, чтоб выручить 2500 р., следует продать пятьдесят десятин. А так как Александра Михайловна пожелает получить свои деньги с Шера, около пяти тысяч, то придется продать еще сто десятин, а всего от 150 до 200 десятин хорошего леса. Вы сами видите, как это далеко от восьми-десяти десятин. Но продать такое количество десятин — значит обесценить имение совершенно, так как будут выбирать лучшие места, а останутся худшие, на которые не найдется покупщиков. Так вот почему Федор Михайлович не может согласиться на продажу имения участками, подесятинно. Есть единственный выход из этого положения: чтоб нас выделили землею, т. е. лесом, как было условлено прежде, а именно нам выделили четыреста десятин Ширяева, а Андрею Михайловичу выделили двести десятин Пехорки. Но так как до ввода во владение разделиться нельзя, то можно пока до раздела написать, так сказать, предварительный договор, по которому Шер, Ставровские, вы и племянники обязуетесь как только мы все будем введены во владение, нам выделить четыреста десятин Ширяева, а Андрею Михайловичу — двести десятин Пехорки от такого-то до такого-то места. Но на случай, если б Шер, или Ставровские, или племянники захотели потом отказаться от этого договора и не захотели нам отделить четыреста десятин Ширяева, а Андрею Михайловичу двести десятин Пехорки, то тогда Шер, Ставровские или племянники обязаны уплатить нам неустойку в восемь тысяч <…> Итак, многоуважаемый Николай Михайлович, теперь от вас зависит, как вы решите это дело: если захотите нас выделить этим предварительным договором, то тогда выделяйте и тогда делайте с остальным имением что хотите. Если же не желаете нас выделить, то что делать — пусть имение продается с публичного торга, и мы все понесем убытки <…>

Известите, если возможно, скорее о вашем решении[1405]…

Автограф // ИРЛИ. — 30413. — С. CXIIIб9.

224. Е. А. Штакеншнейдер — А. Г. Достоевской

<С.-Петербург. 1880 г.?>

Голубушка, мама посылает вам рисунок, акварель моего покойного отца[1406]. Это вид окрестностей Ревеля, и наверху надпись, сделанная рукой отца. Эта акварель сделана была давно, еще мой отец был молод и жил в имении гр. Бенкендорфа, Фалле, около Ревеля. За этот рисунок, надеюсь, что вы в субботу покажете не только Федора Михайловича, но и себя. Милочка, так вам досталось! А я-то была вам рада! <…>

Оля[1407] очень благодарит и посылает три рубля. А я когда же получу: черновую "Карамазовых", адрес Славянского комитета и два портрета Федора Михайловича?..

Автограф // ЛБ. — Ф. 93.II.9.150.

225. И. И. Румянцев — А. Г. Достоевской

<Старая Русса. Начало января 1881 г.(?)>

…Я глубоко благодарен за дорогой для меня подарок Федору Михайловичу и надеюсь, что вы понимаете мое душевное к вам уважение и извините меня за несоблюдение формы.

С великою охотою начал с начала и прочитал я книгу, подаренную мне, следовательно два раза читал. И искренно скажу, что благодарю бога за то, что вынес из нее. Только теперь во всей ясности и полноте понял я сущность этого произведения. Можно дивиться глубине проникания в чужие души и последовательности и ясности изображаемых событий. Действительно, чтобы понять всецело Федора Михайловича, надобно приложить силу своего разумения, потому что Федор Михайлович — не просто описатель внешних событий, а потому речи прокурора и адвоката, помимо того, что они высказывают дорогие мысли, очень много облегчают понимание и положительно необходимы для большинства читателей, которые не могут схватить и понять разом[1408]…

Автограф // ЦГАЛИ. — Ф. 212. — Он. 1. — Ед. хр. 208.

226. А. Г. Достоевская — А. М. Достоевскому